«Мы бы могли открыть огонь без приказа»
В 25-летний юбилей ГКЧП – воспоминания бурята, оказавшегося в Москве 19 августа 1991 года «по ту сторону баррикад».
Александр Соколов, директор киностудии «Урга», корнями из Аларского района Иркутской области, родился в столице Киргизской ССР городе Фрунзе, ныне Бишкек. Его отец, известный в кинематографической среде, Василий Сергеевич Соколов, работал в то время главным оператором «Киргизфильма». Оттуда, весной 1991 года Александра призвали. Но попал он не в армию.
Как так получилось, что ты попал не в простую часть, а в войска Комитета государственной безопасности?
- Я мечтал стать пограничником, и во всех анкетах указывал, что хочу в погранвойска. Которые в то время находились в ведении КГБ СССР. Но, в итоге, почему-то попал непосредственно в боевую часть Комитета. Таких по всему Союзу было немного, всего семь. Нас, призывников из Киргизии, привезли в Москву, и распределили по разным частям. Я попал в спецбатальон КГБ, расположенный недалеко от Останкинской башни.
У вас служили ребята со всего Союза?
- Практически так. Непонятно, по каким причинам отбирали тех или иных. Видимо, моя анкета была благонадёжной... Было много из Украины, Белоруссии, Северо-Западной части России. Какая-то группка туркменов, державшаяся особняком.
Какие цели и задачи ставились перед вами?
- У нас была особая комендантская рота, все как на подбор, ростом не ниже 180 сантиметров, которые охраняли государственные объекты, несли службу на той же Лубянке. Остальные же, по большому счёту, были «кгбшным стройбатом», порой банально строили генеральские дачи.
Было ли чувство какой-то элитарности, всё-таки КГБ?
- Особо не было. Не забывай, шёл шестой год перестройки, и имидж Комитета уже изрядно потускнел. До принятия присяги мы ходили в форме с аббревиатурой «ГБ» на погонах, принимали её в «гэбэшных» «парадках». А затем нам пришёл приказ перешить погоны и надеть петлички войск связи.
Думается, руководство КГБ уже что-то готовило, и решило скрыть наличие в Комитете боевых частей. Присягу мы приняли в начале августа 1991 года. Никто из нас даже не подозревал, что вскоре произойдет…
Как для вас начался путч?
- В ночь между 18 и 19 августа объявили тревогу. На построении зачитали обращение вице-президента СССР Янаева, о том, что Горбачёв болен, не может исполнять обязанности, и власть переходит к Государственному комитету по чрезвычайному положению. Нам выдали автоматы, штык-ножи, каски, кому-то достались здоровенные стальные щиты. Патронов не дали.
Затем погрузили в армейские ЗиЛы, и повезли на Калининский мост. (Ныне Новоарбатский, соединяющий Новый Арбат и Кутузовский проспект, - ред.).
Сколько личного состава у вас было? Каковы были приказы?
- Нас было порядка трехсот человек. Никаких толком приказов мы не услышали. Была дана только команда – перегородить мост, что мы и сделали. Встали просто живым щитом. Было это примерно в пять утра, и уже со стороны Кутузовского проспекта, в такое ранее время, стала собираться толпа. Доносились отдельные выкрики, дескать, «Что вы здесь стоите?» «Убирайтесь отсюда!». Появились даже какие-то мамаши с детьми в колясках.
Агрессию проявляли?
- Это началось уже где-то к восьми-девяти часам утра. Появились молодые люди, которые уже не стеснялись в выражениях. И в нас полетели камни, куски арматуры, бутылки. Люди стали расковыривать брусчатку и бросать в нас. Потом снаряды полетели с верхних этажей зданий, что у моста. У меня хотя бы был щит. Остальные наши уворачивались как могли, но где-то с десяток бойцов получили различные увечья. В наших рядах было полное замешательство. Мы оказались не готовы к такому напору. Вблизи не было ни одного офицера, бегал только один какой-то прапорщик. Некоторые солдаты со злости поднимали брошенные в них камни и кидали их обратно в толпу.
А ты представляешь, что бы было, если у вас были боеприпасы?
- Пролилась бы кровь. Мы могли бы открыть огонь даже без приказа, просто в целях самозащиты. Я бы точно стрелял, хотя бы поверх голов.
Толпа, видя нашу беспомощность, зверела на глазах. В итоге, мы были вынуждены пятиться назад, до середины моста, пока, наконец за нашими спинами не появилась бронетехника то ли Таманской, то ли Кантемировской дивизии. Под защитой БТРов стало спокойнее. Тут же, внезапно, появилось начальство с большими звёздами.
Приказы уже, видимо, были более четкими, появилась уверенность. БТРы открыли огонь из крупнокалиберных пулемётов в воздух. Толпа отошла, мы стали продвигаться вперёд, но за это время люди уже успели соорудить перед мостом баррикады. Чего там только не было, всякий строительный мусор, вся брусчатка была расколупана, на боку лежало два троллейбуса. В итоге мы и демонстранты встали друг против друга на безопасном расстоянии. Было видно, что поначалу, стихийная толпа обрела организацию. Появились люди с белыми повязками, кричали через мегафоны какие-то команды и прокламации.
Думал ли ты тогда, на чьей ты стороне?
- Размышлять об этом не было времени, сил, да и что мы, пацаны, могли понимать? Сперва были недоумение, растерянность, зачем вообще нас сюда выставили. Потом пришла злость, когда нас стали забрасывать камнями. А потом – просто усталость. К вечеру оказалось, что все грузовики, на которых нас привезли, побиты “снарядами”. В итоге нас погрузили на обычные гражданские ПАЗики и вывезли в часть. Там нам строго-настрого запретили высовывать носы. Так что 20 и 21 августа мы провели в казармах.
Что было потом?
- После всех событий нас, наконец, стали выпускать. Но было видно, как изменилось отношение людей.
Раньше, когда стоишь в очереди в магазин, обязательно кто-нибудь скажет – «А ну расступись, пропустите без очереди солдатика!». Теперь на тебя смотрели с нескрываемым презрением, разве что не плевались. Кто мог, вообще уходил в увольнение «по гражданке».
- Началось массовое дезертирство. Первыми побежали украинцы, потом казахи. Часть таяла на глазах. Из тех, кто призывался с бывших союзных республик, я остался почти один. Но, в конце концов, в сентябре 1992 года тоже уехал в Бишкек. Там мне всё-таки надо было до конца завершить службу, чтобы всё было по закону. Пошёл в Государственный комитет обороны независимого Кыргызстана. А там громадные очереди. Все, кто призывался в своё время из республики во все концы СССР, стремились дослужить на Родине. Были даже какие-то подводники с Тихоокеанского флота, всеми правдами-неправдами уехавшие оттуда. В итоге, демобилизовался я из обычной общевойсковой части весной 1993 года.
С позиции уже стольких прошедших лет, как ты можешь оценить ГКЧП? Был ли это государственный переворот, военная хунта, или последняя отчаянная попытка спасти СССР?
- Да, всё-таки второе. Но ведь ни у кого не было опыта, все оказались в растерянности. ГКЧПисты всё-таки надеялись, что народ их поддержит, но действовали непродуманно и просто глупо. Опять же никто из них не захотел взять на себя ответственность по силовому решению вопроса. Те жертвы что произошли – три молодых парня, погибли по роковой случайности и во многом, по своей вине.
Лично я не жалею о том, что, может и не по своей воле, но оказался на стороне баррикад тех, кто искренне желал сохранить нашу страну. Советский Союз.