Для Бурятии продвижение республики как "туристической Мекки" ошибочно
Интервью с политологом Павлом Дудиным о геополитических процессах, связанных с Китаем и о "Шелковом пути" как о дороге великого нашествия.
В последние годы всё чаще слышны прогнозы, отводящие Китаю роль нового геополитического полюса и соперника гегемонии США, а России Китай прочат то в союзники, то в серьёзнейшие противники. В любом случае, геополитическое значение Китая сейчас очень велико, и, учитывая, что Россия граничит с этой страной, небезынтересно рассмотреть перспективы их взаимоотношений.
Павел Дудин
Актуально это и для Бурятии как части России и территории, географически находящейся вблизи Китая. Вопросы, связанные с этой темой, нам любезно разъяснил заведующий кафедрой "Теория и история государства и права. Конституционное право» ВСГУТУ, кандидат политических наук Павел Дудин.
- Китай часто пытаются рассматривать как геополитического союзника России против западного мира, либо как наиболее вероятного противника, с которым придётся воевать за территории Сибири и Дальнего Востока. Какая доля истины и в той, и в другой точке зрения?
- Во-первых, как мне думается, следует отойти от привычки все красить только в черные или белые цвета: либо друг, либо враг или кто не с нами – тот против нас! Пагубность подобного подхода прекрасно демонстрируют отношения с «братскими народами», начиная от сербов, из-за которых Россия ввязалась в Первую мировую и заканчивая африканскими странами, в которых, после распада СССР, так сказать, «по горячим следам», обустраиваются наши друзья из Поднебесной. Благо, что система уже создана и отработана.
Во-вторых, подобные рассуждения имеют место потому, что с Западом мы поссорились или, как минимум, заимели массу разногласий, в связи с чем естественная реакция обывателя – а найдем новых друзей и каааак задружим с ними!!!
Очевидно, что данные подходы слишком упрощают реальную ситуацию в двусторонних отношениях между нашими странами. Я бы назвал нынешнее ее состояние фазой конструктивного выжидания. Эйфория, связанная с поддержкой позиции России по Крыму, сменилась необходимостью ее практического продолжения и воплощения, а с этим – беда. Анализ товарооборота свидетельствует о том, что, к сожалению, мы представляем интерес только в качестве ресурсной базы и поставщика энергоносителей – более 70% от всего объема. Ах, да, и еще – мороженое! Тогда как Китай активно поставляет, в числе прочего, машины и оборудование, химию и продукты питания и т.д.
Однако анализ риторики представителей российской стороны позволяет надеяться, что ситуация медленно, но меняется. Свидетельством этого выступает, например, попытка «интеллектуального экспорта» - проект по созданию китайско-российского университета в Шэньчжэне, городе-спутнике Гонконга.
В-третьих, Китай уникальная страна, которая, имея с нами на протяжении 400 лет довольно протяженную государственную границу, ни разу не выступала и не будет выступать, я уверен, нашим военным противником. В настоящее время я не могу назвать ни одной сферы интересов России или Китая, где они или сталкиваются, или находятся в сколько-нибудь ощутимом противоречии. Из этого можно сделать вывод о том, что наши страны – устойчивые партнёры, взаимодействию и укреплению дружеских связей которых нужно всячески содействовать.
- Насколько следует опасаться притязаний Китая на азиатские территории России, учитывая, что их внутренняя пропаганда давно позиционирует их как неправомерно отторгнутые от их страны? Насколько велики угрозы «ползучей экспансии» Китая путём иммиграции китайцев в Россию и долгосрочной аренды экономических активов на восточных территориях? Или сценарии внезапного китайского «блицкрига» в Сибири?
- Для начала, я думаю, что те редкие люди, которые всерьез воспринимают информацию о нагнетании внутри Китая антироссийских настроений, либо не разбираются в ситуации и не владеют контентом, то есть сами в Китае не были, с представителями тех или иных кругов китайского общества не встречались, а информацию черпают из интернета или из слухов – «баба Маня давеча сказала», либо употребляют тяжелые наркотические средства, дающие побочный эффект в виде галлюцинаций и разного рода угроз.
В бытность мою студентом тогда еще мощного юридического факультета одного из тогда еще амбициозных университетов нашей Республики, на одной из лекций преподаватель международного права сказал: «…времена изменились и под Смоленск на танках к нам уже никто не приедет!»
Как нельзя лучше эта фраза отражает сублимируемую «опасность» китайских притязаний на российский Дальний Восток. Опасения мне кажутся мнимыми по нескольким причинам: от слишком больших издержек по приобретению этих территорий (как в плане их физического захвата, связанного с потенциально огромными жертвами и репутационными издержками страны-агрессора до проблемы их содержания и освоения) до существования гораздо более мирных способов получения необходимых ресурсов. Одним из них видится планомерное, не слишком масштабное, но поступательное направление для работы граждан КНР, которые полученные доходы тратят не в нашей стране, а направляют домой, что обеспечивает «вымывание» пусть небольшого, но стабильно утекающего финансового сегмента.
Однако отсутствие опасности физического захвата не говорит о том, что российской внешней политике можно расслабиться и сосредоточиться на западном направлении. Ошибочность такого подхода была продемонстрирована в начале ХХ в. поражением в русско-японской войне. Прошло сто лет и ситуация в области геополитических притязаний не изменилась – изменились методы.
Экономически Дальний Восток уже давно «завязан» на Китай, чуть меньше – на Японию и Корею.
Так зачем его захватывать, он уже используется, но другим способом? Одна моя знакомая, талантливый бизнес-тренер, которой несколько лет назад хватило смелости и разумности уехать из Бурятии в Москву и там построить карьеру, регулярно мне жалуется: «Я до своей работы еду два часа, а тебе до Пекина лететь полтора часа!» Так же как и жителям Хабаровска или Владивостока – до Токио или Сеула. И цена – значительно ниже, и возможность трудоустройства и прочая, и прочая, и прочая.
Еще один момент, который был верно подмечен и который меня тревожит – это активно муссируемые в китайском обществе (на обывательском уровне) слухи о неправомерности владения некоторыми приграничными регионами. Я сам был участником малоприятного разговора с отдельными гражданами КНР об ошибочности признания руководством КНР в 2001-2002 гг. за Россией территории Тувы и некоторых областей нашего Дальнего Востока. Но, во-первых, сами же китайские собеседники оговорились, что эти разговоры бытуют лишь в общественном сознании некоторых представителей более старшего поколения и на официальном уровне продолжения не имеют и не могу иметь. А, во-вторых, на мое предложение обсудить этот вопрос в двустороннем формате в рамках какого-либо научного мероприятия, отвечали уклончивым отказом, что говорит о слабой убежденности в справедливости данных претензий даже среди наиболее радикальных китайских кругов.
И здесь, мне кажется, не помешали бы некоторые научные исследования, в том числе и с участием китайской стороны, в области юридической природы приращения наших территорий на Дальнем Востоке в XIX-первой половине XX вв., которые бы позволили раз и навсегда убедить китайского гражданина в законности и справедливости сложившихся границ наших государств.
Поэтому профильному федеральному министерству, равно как и другим государственным, общественным, научным и образовательным структурам, надо крайне внимательно, поступательно и ответственно относиться к российскому Дальнему Востоку и предпринимать более действенные шаги к тому, чтобы эти регионы не только юридически были в составе нашей страны.
Ситуация усугубляется тем, что мы крайне мало знаем и изучаем Китай: в стране острый дефицит экспертов в области китайской экономики, финансов, права и т.д. Тогда как в самом Китае с изучением России проблем нет – практически во всех приграничных провинциях научные учреждения и учебные заведения нашли свою нишу и активно познают «Северного Соседа». Пора бы и нам задуматься об этом.
- Что можете сказать о проекте «Великий Шёлковый путь» и инициативах развития приграничных территорий? По этому поводу осенью было выездное заседания Совета Федерации, эту тему активно отстаивает Арнольд Тулохонов.
- Ответ на этот вопрос начну с несколько другого ракурса. Когда я увидел и, особенно, услышал выступления врио главы Республики Алексея Цыденова, я был приятно удивлен адекватностью и прямотой, столь редкими и практически утраченными в политических баталиях и прочей возне в последнее время. Однако я не согласен со стремлением развивать туризм в тех объемах и направлениях, которые были озвучены. Я не говорю, что от этой идеи вообще стоит отказаться – ни в коем случае! Во-первых, потому, что Байкал действительно привлекателен и не использовать это нельзя. Во-вторых, что же, как не идея миллиона туристов, заставит наш быдловато-гоповатый сервис хоть как-то соответствовать духу времени, где клиент всегда прав?!
Однако для Бурятии, столь активно развивающей бренд «туристической Мекки» и лишь изредка, как бы нехотя, подающей звуки относительно своего выгодного геополитического положения, именно последнее более перспективно, а учитывая предыдущую карьеру нынешнего врио главы – и более реалистично. Основание для подобных выводов мне дает опыт Сингапура. Кто-то хмыкнет-хихикнет: «..ну, дескать, Гондурас-Парагвай еще вспомни!»
Однако, незабвенный Ли Куан Ю в своем бессмертном труде «Из третьего мира в первый» очень доходчиво объясняет, как в конце 1960-х – начале 1970-х гг. остров, у которого не было даже собственных источников питьевой воды, превратился в крупнейший логистический центр Юго-Восточной Азии. Бурятия сегодня находится в самом центре, но не морских, а сухопутных путей Внутренней Азии.
На фоне бурного развития с китайской стороны упомянутого Вами проекта, имея железнодорожные, воздушные и речные пути, связывающие наш регион как с западной частью России, так и с Дальним Востоком и приграничными нам государствами, мы имеем возможность создать логистический центр, по праву могущий претендовать на роль связующего звена не двух, а трех континентов (не следует забывать и про осваиваемый Северный Путь).
Этот проект практически не будет зависеть от погодных условий и низких температур, тогда как туризм в регионе, где 3 месяца холодно, а остальные девять – очень холодно, развивать сложно. Вслед за этим найдется место и применению инновационных разработок, которыми например, сегодня занимается Восточно-Сибирский государственный университет технологий и управления, и развитию сервиса, над чем работает ряд начальных и средних профессиональных заведений, будет развиваться инфраструктура и инвесторы пойдут с гораздо большим желанием, чем под проект «Байкальской гавани».
- Возможно ли ухудшение отношений России и Китая, если России удастся помешать проекту строительства ГЭС на притоке Селенги в Монголии, который финансируется из Китая?
- Увы, но Вы озвучили очередную байку о китайской угрозе «из закромов бабы Мани». В первую очередь, это не китайская инициатива, но она нашла поддержку Всемирного Банка, и то лишь при условии положительного решения со стороны России.
Совершенно очевидно, что из вопроса экономического данная проблема стала политической. Прямой дискуссии ни в среде российского и китайского руководства, ни в среде российских и китайских ученых пока не наблюдается и это хорошо.
Плохо то, что строительство ГЭС используется и в нашей республике, и в соседней Монголии для «зарабатывания» политических очков на фобиях и страхах населения. Однако и здесь риторика монгольского руководства позволяет надеяться на благоприятный и разумный исход.
- Насколько реальной может быть польза от установления Улан-Удэ побратимских отношений с городами Внутренней Монголии? Даст ли это какой-то ощутимый экономический эффект или это не больше, чем формальные акции?
- Есть такой продукт, маргарин. Чаще всего его добавляют для изменения текстуры, при этом на вкусовые качества он не влияет: не делает блюдо вкуснее, но и сам вкус тоже не перебивает. Бывают законы-«маргарин»: вроде закон есть, а от него ни тепло, ни холодно, ничего в лучшую сторону не изменил, но и жизнь не ухудшил. Так же и с побратимскими связями.
В бытность мою штатным сотрудником одного из университетов нашей республики, я заметил едва ли не маниакальное стремление к заключению всевозможных договоров о сотрудничестве со всевозможными иностранными вузами и организациями. Это довольно распространенное явление, причиной которого, отчасти, выступает и требование о расширении международного взаимодействия со стороны министерства образования и науки РФ. Однако большинство из этих договоров не порождало фактического взаимодействия. Складывалась парадоксальная ситуация: договор о сотрудничестве есть, а сотрудничества нет. Почему так происходит?
В этой ситуации мне импонирует как раз-таки логика китайских ученых: там, где это возможно, они поощряют любые формы взаимодействия с иностранными учебными и научными учреждениями, но договор заключают лишь тогда, когда в этом действительно есть необходимость и без него взаимодействие невозможно. И это правильно, ни к чему «утяжелять» процесс дополнительными формальностями.
Сегодня я работаю со многими крупными и авторитетными вузами Китая, известными не только внутри страны, но и на международной арене. И ни с одним из университетов, где я работал, не было договоров о сотрудничестве. Этого и не требовалось, поскольку и проводимые исследования, и выпуск моего журнала, и обмены, стажировки, и участие в различного рода мероприятиях давали и дают существенный и ощутимый как для китайской, так и для российской стороны результат и без формализации отношений.
Аналогичная ситуация складывается и в области побратимских связей: договоры есть, а связи либо отсутствуют, либо едва теплятся: «…пациент скорее мертв, чем жив.» На мой взгляд, самое разумное в данной ситуации, что может делать и республика, и федеральные структуры – это не чинить препятствий, а при возможности – содействовать, а предприниматели сумеют договориться и сами, на то они и предприниматели. Если есть желание заключить договор о побратимских связях, то я не думаю, что это плохо. Но договор ради договора (если он не вызван объективной потребностью и без него действительно сотрудничество либо осложнено, либо вовсе невозможно) – это «маргарин».
- Занимались ли Вы какими-то исследованиями этнопсихологии китайцев, как особенности их менталитета отражаются на внешнеполитических решениях?
- Предметно этнопсихологией не занимался, да и науки такой нет, чтоб я ей занимался. Люди разные не в силу расовой, этнической или национальной принадлежности (иначе это попахивало бы фашизмом), а в силу культурных и ментальных установок, а это уже другая наука.
Поэтому гражданин КНР думает и действует так, а не иначе не потому, что он – китаец (монгол, русский и т.д.), а потому что общественное мнение и государственная политика вкупе с воспитанием и прочими социальными действиями и установками сформировали его личность в данном ключе.
Богатый опыт общения с представителями разных кругов китайского общества позволяет делать определённые выводы. У Валерия Меладзе есть песня, называется «Без суеты». Вот именно так и устроен менталитет наших южных соседей. Есть чему поучиться и нам, и нашим руководителям. Поэтому новому руководству Бурятии, которое в сентябре, после выборов (чьей бы победой они не закончились), приступит к своим обязанностям, я бы пожелал плодотворной работы и без суеты, и без прочей «МА…еты»!
И напоследок немного лирики, в тему «Шелкового пути». В начале ХХ в. в Харбине существовал юридический факультет, созданный русскими эмигрантами, где долгое время трудился весь цвет отечественной ориенталистики. И один из его ярких представителей, Н.А. Сетницкий (который позже вернулся в СССР, где его и расстреляли) в одном из своих трудов приводил рассказ Поля д’Естуриеля де Констана, который вспоминал Эрнеста Ренана в тот момент, когда «перед ним восхваляли прекрасные проекты железнодорожных линий, которые должны были с севера или юга соединить Европу с Азией: «Он слушал, по обыкновению, с опущенной головой и с улыбкой, не прерывая; но когда блестящая картина была окончена, он сказал только: «Да, это будет прекрасно… Если только это не будет дорогой для великого нашествия…»
Фото: muiv.ru
В сюжете: КитайШелковый путьтуризмэкономика