«Буряты не двуличные, а трёхликие»
О Хамбо-ламе Дамбе Аюшееве и его политических высказываниях.
<p>Уже более двадцати лет в России продолжается религиозное возрождение, коснувшееся всех религий и почти всех людей. У нас в Бурятии число лиц, называющих себя верующими, неуклонно растет. Можно даже сказать, что сейчас тех, кто называет себя неверующими, примерно столько же, сколько в советские времена, согласно социологическим опросам, было верующих. Принцип религиозной терпимости, существовавший в Бурятии на протяжении сотен лет, упрочился в настоящее время: можно сказать, что наши представления о высшей силе формируют территориальную религиозную культуру, в которой непротиворечиво присутствуют христианская и буддийская догматика и шаманские ритуалы. Храмы и священнослужители пользуются уважением и авторитетом, причем необязательно только у паствы своей общины: за советом и помощью к ламам обращаются христиане, поклониться христианским святыням приходят буддисты и шаманисты. Конечно, руководители церкви воспринимаются как личности, стоящие над толпой и обладающие особыми духовными качествами. Однако важно отметить, что доверие и уважение к такому человеку обуславливается не только его высоким саном в церковной иерархии; не менее важной является его работа, нацеленная на решение мирских проблем республики, района и отдельных людей. В этом смысле Хамбо лама Дамба Аюшеев являет собой пример практического буддиста, плодотворно трудящегося и в республике, и на общероссийском уровне. Многие люди, вне зависимости от этнической принадлежности и вероисповедания, с интересом следят за выступлениями Хамбо ламы по разным поводам, будь то разъяснения о буддийских праздниках и обрядах, беседы с руководителями страны об экономических и демографических проблемах республики, отчеты о роли БТСР в возрождении сельского хозяйства.
«Священнослужители стали элитой, заняв место прежних идеологов»
На протяжении долгих лет деятельность Хамбо ламы Аюшеева является объектом внимания журналиста А.В. Махачкеева, который много раз освещал в СМИ события и инициативы, так или иначе связанные с именем руководителя Сангхи. В 2010 г. он опубликовал книгу «Портрет иерарха: XXIV Пандито Хамбо лама Дамба Аюшеев». В книге в качестве отдельных глав выделены сферы религиозной и светской жизни, в которых Хамбо лама принимает активное участие и которые развиваются благодаря его усилиям. И вот недавно А.В. Махачкеев опубликовал книгу «Хамбо лама. Мысли наедине». На этот раз журналист выступил в роли составителя, а потому отказался от каких-либо комментариев по поводу высказываний Хамбо (хотя в книге есть и предисловие составителя). А вот высказывания иерарха составитель распределил тематически по рубрикам (общим числом 21), каждая из которых раскрывает отношение буддийского лидера к разнообразным и, казалось бы, мало связанным друг с другом областям: о бурятском буддизме и Хамбо ламе Итигэлове, о царях, президентах и чиновниках, о возрождении села и национальных животных, о бурятском языке и спортивных состязаниях…
Бурятский буддизм – это особая форма северного буддизма, и «максимальное снижение китайского влияния в будущем на умы бурятских верующих».
Книжка досадно мала по объему, однако весьма содержательна. Это отражает характер Хамбо ламы: длинным рассуждениям он предпочитает конкретные и очень часто реальные планы. Думаю, его идея возрождения пастбищного скотоводства посредством ощутимой поддержки сельским жителям находит сочувствие и в деревне, и в городе: Хамбо, в отличие от чиновников, предпринимает реальные шаги по улучшению экономической и демографической ситуации на селе и, что не менее важно, вселяет в нас надежду на нормальную жизнь. Однако что движет А.В. Махачкеевым, когда он столь старательно и скрупулезно собирает высказывания и оценки (часто чрезвычайно резкие и попросту грубые) Хамбо ламы по разным поводам? На мой взгляд, причина заключается в том, что Дамба Аюшеев в настоящее время является единственным лидером бурятского национального возрождения, о чем сам он говорил так: «священнослужители стали элитой, заняв место прежних идеологов» [цит. по: Махачкеев 2010: 142]. Реализацией национальной идеи и сбережением бурятского исторического наследия Хамбо лама предпочитает заниматься как рачительный хозяин, не тратя времени на лозунги и выступления с трибун (вспомним, что многочисленные руководители бурятского движения перестроечной и постперестроечной эпохи предпочитали как раз обратное: возрождать этнонациональную историческую память на конгрессах, конференциях и круглых столах). Очень многие идеи, формулировавшиеся еще двадцать с лишним лет тому назад, вошли в словарь Хамбо ламы. Он оперирует понятиями этничность, национальная культура и т.д., вкладывая в них не абстрактное, а совершенно конкретное содержание: развивать традиционное скотоводство, способствуя удержанию молодежи в сельской местности, возрождать традиционный спорт, чтобы молодое поколение сохраняло физическое и нравственное здоровье. К этим вопросам примыкает и проблема бурятского языка: Хамбо справедливо усматривает теснейшую связь между принудительной, по сути, миграцией селян в город за лучшей жизнью с сокращением числа носителей этнического языка.
«Я свой прогибающийся народ люблю и уважаю»
Буддийская религия как неотъемлемый компонент бурятской культуры тоже рассматривается Хамбо ламой в мирском ключе. Журналист был, пожалуй, первым журналистом, отметившим политическую составляющую в стремлении Дамбы Аюшеева придать буддизму в Бурятии новый статус: высказываемые Хамбо ламой идеи о том, что бурятский буддизм – это особая форма северного буддизма, объясняются журналистом как «максимальное снижение китайского влияния в будущем на умы бурятских верующих» [Махачкеев 2007: 23]. Административная и духовная автокефалия российской буддийской церкви с центром в Бурятии (национализация религии), проведение служб на бурятском языке, буддийские высшие учебные заведения с правом присуждения ученых степеней, призванные полностью обеспечить потребности в буддийском духовенстве в этнической Бурятии и за ее пределами – все это свидетельствует о том, что буддийская церковь в Бурятии переживает не только обновление, но и Реформацию. Другое дело, что, в отличие от средневековой Европы, наша Реформация не имеет массовой социальной базы и не сопровождается священной войной. Вообще, изменения внутри Устава или в обрядовом комплексе мало волнуют рядовых верующих. Совсем иначе паства реагирует на высказывания Хамбо ламы, касающиеся бурят и содержащиеся в многочисленных интервью местным и приезжим журналистам. А.В. Махачкеев, действуя по принципу «из песни слов не выкинешь», включил в составленную им книгу диаметрально противоположные суждения Хамбо ламы о своем народе: ироничные и оскорбительные («глупые» и «прогнувшиеся») – а рядом назидательные и возвышающие («научитесь себя уважать и научитесь гордиться собой», «мы самодостаточны» и «я свой прогибающийся народ люблю и уважаю»). Национальный лидер, как видим, ставит перед собой задачу донести до верующих в самой доступной форме идеи национального единства. Однако одновременно он пропагандирует и без того глубоко укоренившиеся в бурятском общественном сознании границы между восточными и западными бурятами, а также более «подробные» родовые и территориальные разделения («Хоринские буряты лучшие в литературе и искусстве, иркутские сильны в бизнесе и политике, а селенгинские – в буддизме»; «Буряты не двуличные, а трехликие: хоринские, иркутские и селенгинские!»). Содержится ли в этих, а также и в куда более тяжелых высказываниях четко сформулированная идея дезинтеграции? Я так не думаю. Скорее, речь идет об общем состоянии взаимоотношений в этнической группе, сохранившей, несмотря на значительную урбанизацию, старые клановые представления о социальной структуре и иерархии. Иными словами, хотя Хамбо лама отказывается от узкого взгляда на жизнь («Я думал, что весь мир как мой Шергольджин, а оказалось – он совсем другой»), все равно он не стремится к рассмотрению бурятской этнической группы как единой общности. С рождения впитав в себя представления о «других» и анекдотическое отношение к ним, теперь он искренне выражает клановые заблуждения и предрассудки. И это во многом определяет его популярность даже и у представителей тех территориальных и субэтнических групп, которых он явно недолюбливает. Благодаря этому формируется образ «Нашего Хамбо», т.е. не только символической фигуры, персонифицирующей буддийское возрождение в Бурятии, но и конкретной личности, выходца из народа. «Наш Хамбо» защищает духовно-нравственные ценности, знает бурятские традиции и живет в них, обладает национальным характером, мыслит и говорит как очень многие буряты…. Своей деятельностью в качестве практического буддиста Хамбо лама Дамба Аюшеев обеспечил себе позицию самой значимой фигуры социально-политического истеблишмента Бурятии. Автор - Дарима Амоголонова, кандидат философских наук</p>
Справка
Материал подготовлен в рамках и при поддержке научно-исследовательского проекта РГНФ («Буддийская вера и банальная религиозность в современной России (на материалах Республики Бурятия)», проект № 12-01-00292а.
Фото: russianstock.ru
В сюжете: хамбо лама Аюшеев