Как и откуда «умыкали» женщин иркутские буряты?
О неизвестных подробностях трансбайкальского и транссаянского брачных трафиков в материале Александра Махачкеева из 2 номера журнала «Минии буряад».
<p>Отрывок из «Когда то мы жили в горах» Сергея Довлатова. «Арменак подъехал к дому Терматеузовых на рыжем скакуне. Там он прислонил скакуна к забору и воскликнул: — Беглар Фомич! У меня есть дело к тебе! Был звонкий июньский полдень. Беглар Фомич вышел на крыльцо и гневно спросил:ъ — Не собираешься ли ты похитить мою единственную дочь? — Я не против, — согласился дядя. — Кто ее тебе рекомендовал? — Саркис рекомендовал. — И ты решил ее украсть? Дядя кивнул. — Твердо решил? — Твердо. Старик хлопнул в ладоши. Немедленно появилась Сирануш Бегларовна Терматеузова. Она подняла лицо, и в мире сразу же утвердилось ненастье ее темных глаз. Неудержимо хлынул ливень ее волос. Побежденное солнце отступило в заросли ежевики. — Желаю вам счастья, — произнес Беглар, — не задерживайтесь. Погоню вышлю минут через сорок. Мои сыновья как раз вернутся из бани. Думаю, они захотят тебя убить. — Естественно, — кивнул Арменак. Он шагнул к забору. Но тут выяснилось, что скакун околел. — Ничего, — сказал Беглар Фомич, — я дам тебе мой велосипед. Арменак посадил заплаканную Сирануш на раму дорожного велосипеда. Затем сказал, обращаясь к Беглару: — Хотелось бы, отец, чтобы погоня выглядела нормально. Пусть наденут чистые рубахи. Знаю я твоих сыновей. Не пришлось бы краснеть за этих ребят. — Езжай и не беспокойся, — заверил старик, — погоню я организую. — Мы ждем их в шашлычной на горе. Арменак и Сирануш растворились в облаке пыли. Через полчаса они сидели в шашлычной. Еще через полчаса распахнулись двери и ворвались братья Терматеузовы. Они были в темных костюмах и чистых сорочках. Косматые папахи дымились на их беспутных головах. От бешеных криков на стенах возникали подпалины. — О, шакал! — крикнул старший, Арам. — Ты похитил нашу единственную сестру! Ты умрешь! Эй, кто там поближе, убейте его! — Пгоклятье, — грассируя сказал младший, Леван, — извините меня. Я оставил наше гужье в багажнике такси. — Хорошо, что я записал номер машины, — успокоил средний, Гиго. — Но мы любим друг друга! — воскликнула Сирануш. — Вот как? — удивился Арам. — Это меняет дело. — Тем более что ружье мы потеряли, — добавил Гиго. — Можно и пгидушить, — сказал Леван. — Лучше выпьем, — миролюбиво предложил Арменак... С тех пор они не разлучались...» Как известно все народы крали и крадут друг у друга их самое ценное богатство - их женщин. Кража жены Темуджина в «Сокровенном сказании монголов» это классика. Монголы привозили в юрты знатных татарских, кереитских, персидских, русских и других красавиц и делали их женами и наложницами. Якутские предания о предках Омогое или Элляе, начинаются с того, что неженатые юноши крадут бурятских женщин, и за ними пускается погоня. Крали бурятских женщин и русские казаки. Но чаще всего умыкание невест было принято внутри народов и было это древнейшей формой брака. Практиковалось оно, у всех бурят от Алари до Аги. В Аге даже существует форма свадебного обряда «басага хулууха» - украсть девушку. Однако, в данном материале речь пойдет о специфике этой брачной традиции у западных бурят. Сейчас, еще есть живые свидетели этой экзотической с нынешней точки зрения страницы бурятской истории.
Кудара и Ольхон
Баргузинцы и кударинцы (кабанские буряты) в основном эхириты. Например, большой эхиритский род хэнгэлдэр широко встречается в Баргузине, Кударе и на иркутской стороне. Поэтому недавние переселенцы с западного берега Байкала продолжали поддерживать с оставшимися на месте родичами и земляками тесные связи: торговали, ездили совершать молебны на родовых местах или молились, обратившись на Запад, обменивались женщинами. Кударинцы активно занимавшиеся рыботорговлей и извозом товаров вплоть до Кяхты были платежеспособными людьми. Внутреннее бурятское море, обледеневший Байкал становился естественным мостом между родами, а строгая экзогамия способствовала консервации этого явления. Рассказывает Сергей Николаевич Булдаев, экс-председатель Совета министров РБ, уроженец села Корсаково Кабанского района: «Когда я был маленьким, это было обычной практикой. Говорили, здесь появилась украденная невеста, тут украли, там украли девушку. И меня это сильно занимало: «О-о, украли! И какая она эта украденная девушка? Горюет, поди, бедняжка, убивается…» Зайдешь посмотреть, а она ходит по дому, как ни в чем не бывало, все вроде нормально… Обычно, невест привозили с той стороны Байкала, с Ольхона. Как только на Байкале вставал лед, так и начинали женихи ездить за невестами. В основном, конечно, родители договаривались, и насильное умыкание было редко». Поэтесса Дулгар Доржиева, родом из Баргузинской долины, зафиксировала целую группу таких вот женщин: «В 1991 году на большом автобусе «Икарус» большая делегация творческих людей, среди которых были писатель Цыденжап Жимбиев, журналист Валерий Бадмаев и другие известные деятели культуры отправилась на Ольхон. Мы ехали на большой тайлаган и с нами ехали известные шаманы Леонтий Борбоев, Надежда Степанова, другие священнослужители. Больше всего меня в этой поездке поразила встреча с моими землячками, женщинами из Баргузина выданными замуж за ольхонских мужчин из села Сарма. Узнав, что я баргузинская, они подходили, расспрашивали о жизни в родных местах, мы обменивались подарками. Их было около десяти бабушек лет семидесяти. Это была очень трогательная встреча».
Усть-Орда и Баргузин
Однако, красота баргузинских девушек пользовалась спросом не только на Ольхоне, но и гораздо дальше – от Качуга до Иркутска. В Эмегее (входит в поселение Харануты) близ Усть-Орды в свое время почти полдеревни были женаты на баргузинках. По словам 84-летней Аграфены Алсаевны Дашановой (в девичестве Ангараевой) все объяснялось экономически - существованием калымов. Эмегейцы не могли позволить себе местных девушек, за которых требовали неподъемный для них выкуп. Им приходилось ездить в Баргузин, где было достаточно красивых, но бедных девушек. А вот, например, в соседнем зажиточном Шабарыке их не было вовсе. Кроме того, местные промышляли извозом, возили муку и другие товары из Иркутска на север в верховья Лены к якутам и в Баргузин. В пути выменивали пушнину и высматривали девушек. Существовала отработанная технология торговли и похищения девушек. В селе Хурамша (не путать с Иволгинской Хурамшей) был посредник, который имел разветвленные связи в долине невест. Женихи загодя готовили сильных лошадей способных перепрыгивать через трещины и полыньи на Байкале, брали и запасную лошадь. Укутавшись в дополнительные дохи жених, кто-то из братьев, дядьев или друзей, а также посредник выезжали в путь. С собой брали, как утверждает Аграфена Алсаевна мешки печеного хлеба. Нужно было иметь и оружие. Дорога была неблизкой и рискованной. По дороге могли напасть не только волки, но и лихие люди, вокруг Иркутска всегда хватало беглых каторжан, ссыльных черкесов, голодных и злых переселенцев из Центральной России, а также доморощенных разбойников. Местные сами часто грабили ольхонцев ездивших в Иркутск продавать мясо и рыбу. Да и как там, у невесты встретят и проводят? Километров 50-60 до Байкала через тайгу, ширина озера от 24 до 80 км., а наискосок от Ольхона до Усть-Баргузина порядка 100 и более км. через торосы и трещины и далее еще километров 60 - 70 до заимок баргузинских бурят. При хорошей подготовке и благоприятном стечении обстоятельств обмен совершался на легальной основе. Но если открытый обмен срывался, девушку умыкали - набрасывали доху, укутывали и увозили. Могли украсть первую попавшуюся молодую женщину, лишь бы ядреная была и могла рожать. Аграфена Алсаевна Дашанова, сама пешком переходившая Байкал в военные годы для работы на лесоповале на восточном берегу, рассказывает: «Похищенным девушкам завязывали глаза, чтобы они не видели дорогу, а по приезду, давали новые имена. Одну девушку почему-то назвали Лентой, наверное, от русского Елена». У Григория Ангараева из Эмегея бабушка Буднэй была баргузинкой 1901 года рождения. Дед, Айдай Ангараевич Ангараев сам ездил за ней в сопровождении дяди и друга где-то в 1920 – 1922 годах. Буднэй была старшей в семье из десяти детей, из которых только один был мальчик. Деваться ей было некуда, кроме как добровольно идти замуж. Айдай и Буднэй родили четверых детей, старший пал на фронте. В Баргузин к родственникам она ездила, но уже став бабушкой. Умерла она в возрасте 81 года. Ее дети, а теперь и внуки поддерживают связи с баргузинскими родственниками. В свою очередь, баргузинцы брали жен на западном берегу. Как утверждает писатель Алексей Гатапов, по рассказам стариков баргузинские парни ездили за невестами не только на Ольхон, но и в Бохан. А это дальше пос. Усть-Орда еще на 100 километров. Но Гатапов считает, что такие расстояния людей не пугали, поскольку в те времена баргузинские парни угоняли лошадей даже из Монголии и возвращались оттуда уже богатыми людьми. По рассказам тех же стариков в Улюне был лихой фронтовик, который умыкал девушек прямо с коня. После кино у сельского клуба в послевоенные годы. Хватал, словно овцу и был таков.
Ока, Тунка, Аларь и Унга
На юге Иркутской области также шел интенсивный обмен невестами между аларскими и унгинскими (нукутскими) бурятами с одной стороны и тункинскими и окинскими бурятами с другой стороны. Тункинцы и окинцы до Великой Октябрьской революции в административном плане относились не к Забайкальской губернии, а к Иркутской. Они не только территориально, но и по происхождению относятся к западным бурятам. В отличие от северного эхиритско-булагатского байкальского ареала, в основном это был хонгодорско-булагатский саянский пояс. Если северян разделял и в то же время объединял Байкал, то южан неприступные хребты Саян. Трафиком служили ледовые трассы горных рек Оки и Иркута. Дело в том, что и здесь основой брачных отношений служила экономика. Окинцы поставляли пушнину, искусно выделанную овчину, кузнечные изделия, а взамен увозили муку, соль, другие продукты и промышленные товары. Аларцы служили посредниками и переводчиками в этом товарообороте между Иркутском и Окой. Некоторые, например как Хангал Миронов в 20 годах сами были богатыми скупщиками пушнины. С окинской стороны были свои купцы, в том числе дед известного бурятского предпринимателя и политика Зоригто Саханова. «В семейно-брачных отношениях между окинскими и аларскими бурятами складывался обычай женитьбы и замужества на калымной основе. К примеру, отец-окинец, выдавая дочь замуж за аларца, брал калым от родителей жениха – пять мешков муки». (Ж.А.Зимин. «Этнокультурные традиции Окинского края», Улан-Удэ, 2001.) Окинцы не только выдавали своих дочерей замуж за аларских, унгинских и балаганских бурят, но и женили своих сыновей на девушках оттуда, а в качестве калыма служила, очевидно, пушнина. Широкие экономические и брачные связи способствовали и культурным взаимовлияниям. Окинцы научили аларцев пить чай-затуран, а аларцы технологии выпечки хлеба и т.д. Поэтому сейчас практически во всех аларских и унгинских селах есть люди с тункинскими и окинскими корнями и наоборот. Например, актриса Нина Токуренова родом из Оки является потомком известного аларского тайшинского рода Баторовых.
От калыма до любви
Причиной кражи невест был калым, а его величина (барил по-бурятски) зависела от состоятельности сторон. За некоторых жен платили до 100 лошадей, значительное количество быков, овец и верблюдов. У кударинских бурят в конце XIX века кроме скота, в калым входила денежная сумма от 300 до 700 рублей серебром. Но, иногда стоимость приданого невесты могла превысить стоимость калыма. Приданое— энжэ, являлось полной собственностью жены, и муж не имел на него никакого права. В случае развода жена уходила с приданым, и его размер являлся своего рода гарантией высокого статуса женщины в новой семье. Передовые люди того времени понимали вред этого обычая. В 1885 году тайша кударинских бурят Иван Заяханов-Хамаганов публично выступил против калыма. Он привел факты экономических потерь от калыма и указал на нравственную сторону - «потребность вступления в брак у нас является не результатом взаимной любви и симпатии сторон, а просто делом хозяйственно-экономического расчета», «у нас нет слов выражения нежных взаимных отношений между полами, - нет любовно-ласкательных слов, кроме слова «дуртай». Во избежание расходов по калыму иногда прибегали к обычаю-андалята — обмену, заключавшемуся в том, что две семьи, имевшие сыновей и дочерей каждая, обменивались девушками. Кстати, обмен не всегда гарантировал качество. Бывали случаи, когда подсовывали девушек с дефектами. В селе Дархаты близ Усть-Орды до сих пор помнят, как подсунули подслеповатую девушку, которую пришлось возвращать. Калым вынуждал и к женитьбе на русских девушках. Умыкание — похищение невесты было крайней мерой. Этот жестокий обычай продержался в отдельных местах вплоть до 40-х годов и скорее всего, были прерван Великой Отечественной войной, когда тотальная убыль мужчин сделала неактуальным такой способ добычи жен. А последним ударом в существование трансбайкальского и транссаянского брачного трафиков стала победа советского образа жизни в 50-х. Вследствие прямого запрета на калым, уголовной ответственности за похищение людей, достижения социального равенства и женской эмансипации. Тогда же Улан-Удэ превратился в центр общебурятской жизни, и вчерашняя сельская молодежь стала знакомиться и влюбляться на ехорах в Горсаду. Советская власть действительно «освободила угнетенную женщину Востока». Однако, Ока в Саянах и Кудара в дельте Селенги остаются естественными изолятами и сегодня отсутствие традиционных трансбайкальского и транссаянского брачных трафиков вновь ставит вопрос об опасности кровосмешения. В том же Корсаково сейчас женятся, как говорится «сходив за забор». Не пора ли вернуть этот в кавычках «древний красивый обычай»?</p>
Справка
У бурят существовали четыре «законные» формы брака по сватовству, заключавшиеся двумя семьями по предварительному договору: брак с уплатой калыма, брак путем обмена невестами, левират (форма брака, при которой холостяк или вдовец женился на вдове своего покойного брата для того, чтобы не потерять выплаченный за нее калым) и соротат (форма брака, при которой вдовец женился на сестре умершей супруги). Помимо признаваемых форм заключения брака существовали тайные браки, производимые путем насильственного и мнимого похищения невесты (брак «убегом»). Основой брака являлась строгая экзогамия, запрещавшая браки между родственниками по отцовской линии, круг которых определялся до седьмого колена, а по материнской - до второго колена. (Басаева К.Д. Преобразования в семейно-брачных отношениях бурят Улан-Удэ 1974, Басаева К.Д. Семья и брак у бурят, Улан-Удэ, 1991)