Бурятскому языку нужна не «кампанейщина», а языковая политика
Основная сложность в проведении языковой политики в Бурятии состоит в создании оптимального языкового пространства Бурятии как государства в составе Федерации. Чиновники-аппаратчики Бурятии, допустившие рождение кризисной ситуации и доныне не актуализировавшие реформу языковой политики, показали свое отношение, поэтому фактор общественного контроля и воздействия на аппарат возрастает как нигде.
<p>Язык, выполняя коммуникативную функцию, является важнейшей характеристикой данного общества. По тому, как плотно применяется данный язык, какой язык наделен тем или иным официально узаконенным статусом, как на деле не обладает законными правами, характеризуют изучаемое общество. Написал мудрые мысли лингвистов и…поперхнулся. Ибо ситуация с бурятским языком в Бурятии просто жуткая. С одной стороны, буряты единственный народ в Сибири со своей письменностью, литературными традициями, а с другой… Трижды обрезали язык наш родной: в 1930-х гг. власти осуществили языковой этноцид, запретив нам нашу старомонгольскую письменность. В результате, обрубив нашу многовековую сокровищницу знаний, горец заставил нас перейти на латиницу. Только-только перешли и начали осваивать, вновь рык вождя: перейти на кириллицу! Расстреляв все три ветви власти с площади Советов как панмонголистов, он расчленил нацию и БМАССР на 5 частей. Такого геноцида не было ни к одному народу. Хрущев уничтожил гордое имя Бурят-Монголия, с которым мы были известны миру. В 1974-76 гг. преподавание в школах с бурятского перевели на русский. Ныне следующий хук: бурятский язык изгнать из школ РБ. «Ультраослинное терпение» (термин Д.И. Писарева), конечно, присутствует явно, но сегодня я хочу акцентировать внимание лишь на языковой политике в нашей Бурятии. Ибо «самый спокойный народ» мира старательно не замечает ее, обсуждая совершенно частные вопросы про h и С и т.д. Но ведь вековая мудрость народов гласит: «Кастрация нации начинается с языка». В Казани, Астане, Якутске, Уфе (не говоря уже о странах ЕС, Испании, Бельгии, Индии…) эту аксиому держат знаменем, с ней они решают все проблемы суверенизации, а не только языковой политики. Но почему у нас в Бурятии говорят о чем угодно, но не о языковой политике? Постараюсь в меру куцых знаний (я историк, не социолингвист) выделить ряд принципиально важных подходов. В Законе «О языках народов Республики Бурятия» (кстати, нигде кроме Бурятии, нет подобного акцента на народы республики) бурятский язык определен в качестве государственного языка Республики Бурятия. В то же время ровно таким же статусом государственного языка Бурятии определен… русский язык. В Казахстане, где в сфере государственного управления русский язык, безусловно, является главным, ибо и Администрация президента и парламент и прочие органы республики-государства ведут сугланы на русском (ввиду простой невозможности вести их на казахском), там так установили статус русского: «наряду с казахским языком используется русский язык в качестве официального». И никто не возмущается, не ставит вопрос об ущемлении русского языка, который «опустили», по сравнению с казахским, якобы на планку ниже. Как хорошо известно, объявление русского языка наравне с белорусским государственным в Белоруссии 1990 года было воспринято очень болезненно белорусами, которые доказывали, что русскому языку ничего в Белоруссии не угрожает: как работали власти, ТВ, Радио, газеты, вузы, школы, театры на русском языке, так они и будут, никто русский не забудет, а вот белорусскому языку требуется государственная политика поддержки, т.е. языковая политика республиканской власти. Такой же подход нужно осмыслить и в нашей Бурятии. Русский – общегосударственный в РФ, т.е. и в РБ. Это важно подчеркнуть. Бурятский язык должен быть государственным языком РБ, русский – общегосударственный в стране. Он не нуждается в бурятской подпорке. Основная сложность в проведении языковой политики в Бурятии состоит в «создании оптимального языкового пространства Бурятии как государства в составе Федерации». Это требует «четкого определения функционального соотношения языков, при котором государственный язык должен занять достойное место» (И это должно быть определено, прежде всего, в Концепции языковой политики РБ). Дело в том, что соотношение фактического использования русского и бурятского языков не соответствует данному правовому требованию. В Бурятии сложилась ситуация, что фактический показатель использования русского языка говорит о том, что только он единственно обладает государственным статусом. Для изменения сложившейся языковой ситуации требуется проведение широкомасштабной государственной политики по фактическому наделению бурятского языка статусом государственного. Не кампанейщины, а многолетней политики. Если мы уважаем коренной народ. Как везде в мире. Языковой политикой называют государственную политику по развитию языков народов, населяющих территорию данного государства. Например, в унитарном королевстве Испании 17 автономий, там языковая политика призвана для развития каталанского, баскского, валенсийского, галисийского, аранского и, конечно, испанского, общегосударственного. Языковая политика проводится в языковой среде, т.е. в среде носителей того или иного языка. Языковая политика Испании по развитию баскского языка проводится в местностях проживания басков, т.е. в их среде. Она направлена на изменение языкового поведения носителей языка, т.е. языковая политика осуществляется по отношению к представителям языковых групп. Например, в Бельгии нидерландского во Фландрии, французского в Валлонии. При этом результативность языковой политики зависит от регулирования языкового поведения субъектов и объектов языковой политики. Субъектом языковой политики является само государство, т.е. в нашем случае, Республика Бурятия в лице ее официальных государственных органов: Глава РБ, Комнац, Минкульт, Минобр, НХ РБ, Комитет Ц. Батуева. А объект языковой политики это носители языка, т.е. буряты. Исторический опыт показывает, что требуется связующее звено между субъектом и объектом, им обычно выступают этнопатриоты в лице ряда общественных, или общественно-государственных организаций. Чиновники-аппаратчики Бурятии, допустившие рождение кризисной ситуации и доныне не актуализировавшие реформу языковой политики, показали свое отношение, поэтому фактор общественного контроля и воздействия на аппарат возрастает как нигде. Кроме всего, есть очень важный нюанс в «подборе и расстановке кадров» (советский, но какой верный термин!) этой важнейшей политики – знание языка бурятского. Не зная бурятский язык как аппаратчик может развивать его в Бурятии: в Улан-Удэ, Баргузине-Курумкане, Джиде-Кяхте? В 1900-37-е гг. у нас были великолепные знатоки языка, причем всех наших диалектов общемонгольского. Мы не настолько обезлюдели и ныне, мы можем отобрать знатоков богатства языка. Они есть. Только они должны сами организоваться в творческий коллектив. Бурятские диалекты это богатство, а не позор и недоразвитость народа. У немцев 22 диалекта, у грузин, узбеков по 6, у нас – только 3: хори-литературный, южный и западный. Языковая политика рождается как реакция власти или народа на ту или иную возникшую языковую ситуацию или языковую проблему. У нас возникла тяжкая кризисная проблема: кто-то, угождая центру, запустил серп или механизм самокастрации бурят, их языка. Из-за этого лихорадит этнос уже полгода (Это надо вышептать про себя, а затем публично заявить. Не называя фамилии экзекуторов бурятского, с учетом их недомыслия: ну не думали они убивать родной язык, исполняя рык-намек! Пожалеем на первый раз). Они создали нашу языковую ситуацию или проблему с бурятским языком 27 февраля, отменив преподавание языка. И эту созданную «элитой» ситуацию надо рассмотреть как вызов, как необходимость актуализации языковой политики. Есть она или нет в РБ? Языковая политика РБ – это совокупность законодательно-нормативных актов РБ, предназначенных для развития государственного языка, бурятского в нашем случае, создания условий для развития языков этногрупп общества РБ. Языковая политика, проводимая тем или иным образом в определенной ситуации может способствовать регулированию межэтнических отношений или наоборот их обострению, пример яркий – Крым. В 1974-76 гг. языковая политика в СССР приняла на вооружение окрик Брежнева о том, что языки и культуры сближаются, мол, нечего мешать этому благотворному процессу, надо переходить на единый русский язык обучения в школах СССР. Везде был протест, только Буробком как тупой солдафон выполнил этот дикий указ ЦК. В результате не выросли тысячи писателей, поэтов, актеров, тех, кто формирует нацию, ее национальное самосознание, ее пассионарный дух, ее национальную честь, в конце концов. За то выросли поколения «немых» бурят, как с горечью пишет великий патриот нации, мой учитель Ш.Б. Чимитдоржиев. По мнению А.А. Цуциева, сотрудника Института гуманитарных и социальных исследований РСО-А: «Принципиальной целью языковой политики можно назвать обеспечение условий для функционирования языка». Всё. Чётко и однозначно. Отсюда формулируется задача: как создать эти условия. Это самая сложная проблема РБ, а не перманентное воровство бурятского нефрита, и скандалы в республиканском МВД. В основу языковой политики закладывают интересы этногруппы. Или власти, требующей унификации. Это тоже принципиальный момент истины. В нашем случае надо положить интересы бурят, тех, кто напрямую заинтересован в осуществлении этой политики в РБ, а не Комитет по межнациональным отношениям. Если это ключевое положение мы не учтем, то рискуем получить формальный политический акт, пустоцвет, или даже акт, направленный на изничтожение изнутри бурятского языка в Бурятии. Формальный подход бурят к определению этой ключевой отрасли республиканской политики, когда мы доверим разработку стержневого акта чиновникам, выполняющим намеки сверху, это как отдать козе капусту: покончим вконец.
«Во времена Российской империи проводилась имперская языковая политика, направленная на повышение статуса русского языка, всяческое подавление языков этнических меньшинств даже на их титульных территориях», – пишет Алия-казашка. Но эту очевидную истину как главный урок, которую хорошо усвоили в «нациях продвинутых» (и потому ушедших в прорыв), мы не осознали, не усвоили, стремглав побежав в освоение «престижных» языков, топча родной как «головарский».
Ориентиром можно и нужно взять «заглядывание через забор»: как там «пашут на огороде» языковой политики, не разгибая спины, продвинутые соседи - татары, саха, европейцы. Язык – самое важное для нации, а не текущие вопросы траншей, откатов, выборов и т.д. Казахи пишут: важно всё время «сверять часы» с ними, американцами, чтобы не отстать навеки. Татары пишут: лучшие формы и методы, закладываемые в тех регионах, в ЕС, в Индии, надо отслеживать не раз в год, а ежедневно. Языковая политика, как и любой тип госполитики, проводится определенными средствами, и эти средства нужно отслеживать. Средства языковой политики – законодательные акты НХ, Указы Главы РБ, постановления Правительства РБ, решения глав городов, районов, приказы министров образования, культуры, комнаца в сфере языка, должны быть настольными документами патриотов: без этого контроля мы рискуем дождаться …очередного акта обрезания. В этом жестоком мире соревнующихся наций сложились три формы языковых политики: ассимиляция, культурный плюрализм и автономизм (См.: Алия Нысибаева, 2003 г.). Конечно, есть смешанные формы, но важно знать три основных, а знать важно затем, чтобы понять: как и куда бредем мы, господа? Буряты. В зависимости от того, какими средствами и мерами проводится языковая политика она бывает радикально-этатистской или либеральной. Как правило, 30-50 лет радикально-этатистского ведения первой формы языковой политики достаточно, что бы процессы этнической деградации обрели необратимый характер, а язык умер. Повсеместная «русификация» в СССР привела к тому, что языки десятков «этнических меньшинств» оказались забыты ими. Таких стали называть «русскоязычными». По данным ЛГ за годы СССР исчезло, т.е. умерло, 90 языков (уточню: после Ленина, ибо ленинский этап 1917-1927 – это, наоборот, период (миг) этнического ренессанса, невиданного взлета освобожденных народов, их культур, языков, о чем важно отдельно поднять вопрос). Бурятский язык, несмотря на дикие удары и ранения, еще не умер, хотя он весь изранен, окровавлен; он, изнемогая, еще служит нам, безбашенным домохозяевам, пока еще в нашем официально доме. Некоторые наши «носители этничности», правда, готовы выставить «старика» на улицу, на свалку, на смерть, а вместе с ним весь род и народ свой. Опять по недомыслию? Не ведаем осовковавшиеся инородцы, освоив чужие сигналы языковой коммуникации, где мы и что делаем в нашем Доме-Бурятии. «Во времена Российской империи проводилась имперская языковая политика, направленная на повышение статуса русского языка, всяческое подавление языков этнических меньшинств даже на их титульных территориях», – пишет Алия-казашка. Но эту очевидную истину как главный урок, которую хорошо усвоили в «нациях продвинутых» (и потому ушедших в прорыв), мы не осознали, не усвоили, стремглав побежав в освоение «престижных» языков, топча родной как «головарский». «Языковая ассимиляция, проводимая радикально-этатистскими методами, подразумевает подавление языка меньшей языковой группы представителями большей языковой группы» – это научное определение. Задача, видимо, заключается здесь в том, чтобы усвоить тот урок истории, плохо «пройденный» нами, осознать и прекратить эти методы. P.S. Я пытался показать ключевые подходы без эмоции, сухо как немец. Простите, братья-сестры, и поймите сердцем: я бурят, дед, который боится за внуков, род свой, народ, ошалело бредущий… Под рыком.</p>
В сюжете: бурятский языкСША