Константы культуры России и Монголии
Константы культуры России и Монголии: очерки истории и теории/ Под общей редакцией Шишина М.Ю., Макаровой Е. В. Научное издание – Барнаул: ОАО Алтайский дом печати, 2010. 313 с.
Магистральной темой коллективной монографии российских и монгольских ученых, вышедшей несколько лет назад в Барнауле крайне ограниченным – всего полтысячи штук – тиражом (что, впрочем, нормально для научного издания), являются т.н. «культурные константы». По определению составителей сборника, константы – это «устойчивые формообразования культуры, … выявление которых позволяет, с одной стороны, глубже проникнуть в устойчивое своеобразие той или иной культурной общности, а, с другой, более систематически осмыслить сам феномен культуры, её базовые структуры и закономерности».
Сборник обобщает результаты трехлетних исследований российско-монгольских ученых, осуществленных при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда и Министерства образования, науки и культуры Монголии.
Статьи, составляющие сборник, делятся тематически – на три раздела, и условно – по этнической принадлежности авторов.
Первый, «программный» раздел, определяющий стратегические «цели и задачи» всего сборника, называется «Иерархия культурных констант и их онтологический статус».
Автор большинства (двух из четырех + одна в соавторстве с С.М. Белокуровой) составляющих раздел материалов - редактор сборника Михаил Юрьевич Шишин, доктор философских наук, зав. Международной кафедрой Юнеско Алтайского гос. тех. университета.
В открывающем сборник материале «Иерархия констант: ноосферный подход» автор выявляет несколько культурологических категорий, а именно а- культуру, анти- культуру и собственно культуру. Определяя истинную культуру как высшие ценности человека и человеческого общества, М. Шишин отождествляет их с идеалом «Ноосферы с большой буквы». Он предлагает представить константы культуры «в виде пирамиды, (которую) венчают ее высшие ценности. Они пронизывают всю толщу культуры, создают устойчивые формы, и те из них, что …. особо значимы для культуры, … задают векторы ее развития, … выполняют роль фундаментальных основ в сохранении и возрождении культуры».
В статье «Евразийский ракурс исследования культурных констант» автор в качестве геополитической ориентации сборника предлагает концепцию евразийства. Возникшая в диаспоре русских эмигрантов в 20-х годах XX века, евразийская идеология творилась и вдохновлялась такими известными умами и талантами России, как географ П.Н. Савицкий, культуролог Н. С. Трубецкой, историк Г.В. Вернадский, философ Н.Н. Алексеев и многими другими. Поскольку благодаря стараниям российских интеллектуалов конца XX – начала XXI века, в первую очередь А.С. Панарина и философа А. Г. Дугина, евразийство, уже с приставками нео- и младо, пережило второе рождение, и геополитическая, евразийски ориентированная терминология (а нередко и реальная политика) заняла свое место в современном российском медийном и политическом пространстве, не будем отдельно останавливаться на этой статье. Отметим лишь, что благодаря во многом усилиям вышеупомянутых ученых, а также, например, ученому еще советской школы Льву Николаевичу Гумилеву, общепринятая и преподававшаяся в советских школах концепция «татаро-монгольского ига» была если не полностью опровергнута, то, как минимум, существенно поколеблена.
Евразийское воззрение в контексте обозначенной культурологической специфики исследуемого географического региона (Большого Алтая) более подробно раскрывается в таких материалах второго раздела, как «Бытие–на-границе как геополитическая и культурная константа Евразии» и «Евразийство и русская национальная идея».
Статьи «Онтологический статус культурных универсалий» и «Константы культуры региона Большого Алтая», также входящие в первый раздел, призваны сформулировать культурфилософское определение констант и верифицировать географическую локализацию исследований.
Особенно интересными мне показались материалы разделы этнографического и антропологического характера.
Так, проблематике сакрализации пространства посвящены параграфы С.М. Белокуровой «Сакрализация Алтая в вербальных жанрах западно-монгольского фольклора» и монгольского ученого, кандидата исторических наук, доцента Ховдского государственного университета Оръяса М. Ганболда «Обряды почитания Алтая у алтайских урянхайцев».
Отдельно стоит отметить материал Наваанзоча Х. Цэдэва «Священная гора Сутай и обряды, связанные с ее государственной сакрализацией». В своем исследовании профессор Ховдского университета рассказывает о исключительном для XXI века феномене – ритуале жертвоприношения Священным горам Монголии, в частности – горе Сутай, получившем статус государственного праздника и проводимого с участием высших лиц государства, в том числе и президента.
Результатом, очевидно, серьезного исследования явился материал аспиранта Алтайского госуниверситета Марины Флат «Описание общих русских и монгольских культурных констант». Определив в начале своей работы критерии определения констант по признакам «культурной значимости», «повторяемости и продолжительности», «ценностной ориентации» и «иерархичности», автор описывает выявленные ею константы «с учетом данных этнографии, истории, фольклора, фразеологии, литературы». Перечислю некоторые.
«Белый старец» (Цаган Эбуген) – божество шаманского пантеона монгольских народов, в качестве русского культурного аналога М. Флат усматривает св. Николая Угодника.
Белый Цвет – универсальная категория, не требующая особых пояснений.
Помимо белого цвета, в качестве сакральных подробно рассмотрены его антоним черный, а также желтый, ввиду дополнительного семантического наполнения под влиянием буддизма.
Вода. «Вода в сознании монголов ассоциируется … с чистым существом, источником жизни», а «в народных представлениях славян «вода» - одна из первых стихий мирозданий».
В отдельный параграф вынесена и другая, во многом антонимичная стихия – огонь.
Гора. К упомянутой выше традиции сакрализации гор добавим следующее определение автора: «…в национальной архаической модели монголов и русских горы – это мир иной, опасный и прекрасный, святой и гибельный, живительно-вольный и мертвящий одновременно».
При анализе константы государственность автор апеллирует преимущественно к историческим событиям и их участникам, таких, как Чингис-хан и его Яса с «монгольской стороны», и князья Олег и Владимир со стороны «русской».
Кросскультурный архетип «Коня» как волшебного животного, «перевозчика» «на тот берег» в монгольской культуре также приобретает свое национальное, «кочевое» значение». Среди универсальных констант – такие общечеловеческие категории и феномены, как время, счастье, свобода, рассмотрены также два сакральных числа – три и семь в обеих традициях.
«Контрастивное описание свадебного обряда монголов и христиан» монгола Б. Энхжаргаала, несмотря на многообещающее название, меня, увы, разочаровало. Автор лишь вкратце перечислил основные элементы традиционного свадебного обряда монголов и христиан, справедливо отметив, что современный «свадебный обычай подвергся значительному упрощению», а «свадебный обряд монголов стал похожим на светский свадебный обряд европейцев».
Кросс-культурным темам в разрезе сравнительной лингвистики и филологии также просвящен ряд материалов. Среди них, например, работа Н. Х. Цэдэва «Константы «бог» и «родители» в русских и монгольских народных пословицах». Исследуя на фольклорном материале двух народов генезис и эволюцию констант в языке и культуре, монгольский ученый делает, помимо очевидных, и один неожиданный вывод. По его мнению, «в культурах русского и монгольского народов закрепилось два отношения к богу и религиозной сфере: почтительное и пренебрежительно-ироничное». Для примера приведу две пословицы:
«Бурхан гэдэг будаг цаас хоёр, лам гэдэг лайланчиг хоёр» - «Бог – это лишь бумага да краска, лама – это лишь мука да беда»; «Из ста попов – девяносто девять дураков».
Более узкоспециальным, научным вопросам лингвистической проблематики посвящены такие материалы, как «Лингвокультурологические и лингводидактические аспекты пословиц», «Социально обусловленные особенности употребления личных местоимений монгольского языка», «Интерференция родного языка учащихся-монголов при восприятии и воспроизведении звуков русской речи» монгольского филолога Х. Д. Батчулууна.
Интерес же для более широкого круга читателей представляет его же статья «Отношение монголов к религиям». В ней профессор Ховдского университета в ходе краткого историко-культурного экскурса перечисляет и такие вышеописанные монгольские традиции, как культ гор, и новые веяния: «Первый президент Монголии, Пунсалмаагийн Очирбат, посещая нефтяное месторождение… , притронулся пальцами рук (к) бьющей из скважины струе нефти и оставил пятно от нее на грудной части своей новой дели … в знак желания и благоденствия для народа и страны от нефти». Не забыл автор отметить и традиционную веротерпимость монголов, приписываемую им, как и многими другими исследователями, буддийскому влиянию и традиции, возводимой к Чингисхану.
Интерес для этнографов, антропологов и культурологов представляет вторая глава второго раздела «Образы сакрального в искусстве и мировоззрении России и Монголии».
Помимо вышеупомянутого материала, рассказывающего о монгольском религиозном плюрализме, сюда входят статьи, посвященные древней праписьменности, национальному эпосу, изобразительному искусству.
Так, в работе «К вопросу о семантическом единстве сюжетов петроглифов Западном Монголии и ойратского эпоса» С. М. Белокуровой параллели сюжетов нескольких ойратских эпосов с преобладающими мотивами композиции петроглифического комплекса Нухун-Оток.
Ей же (в соавторстве с завкафедрой живописи и дизайна Ховдоского университета Дамдином Гантулга) принадлежит стоящее особняком исследование «Семантика монгольского традиционного орнамента в контексте учения арга билиг».
Аспирант Алтайского гостехуниверситета знакомит читателя с своеобразной национальной (монгольской) философско-онтологической парой- арга-билиг, в рамках дуальных категорий призванной маркировать и интерпретировать все явления и феномены доступной восприятию человека реальности. (Из известных дуальных категорий ближе всего к тандему арга билиг даосская пара Инь/Ян, однако аналогия, по мнению исследователей, не может быть полной. Практические же иллюстрации этого онтологического тандема исследователи находят в монгольской орнаментике.
Генеральную концепцию сборника – константы культуры – его составитель М.Ю. Шишин раскрывает в статьях «Сказитель и героический эпос – ключевые константы культуры Алтая» и «Художественный канон буддийского искусства Монголии как константа культуры».
Той же теме – сакральной роли искусства – посвящен материал аспиранта Алтайской академии культуры и искусств Е. А. Антиповой. Статья «Монгольская школа буддийской культуры Дзанабадзара» рассказывает о легендарном создателем монгольской школы буддийского искусства – Дзанабадзаре. Объявленный пятым Далай-ламой воплощением Таранатхи и провозглашенный Джебцзун-дамба-хутухтой, Дзанабадзар создал свой уникальный авторский стиль, и скульптуры его и учеников, редко встречающиеся в самой Монголии, по праву считаются там национальным достоянием.
Завершая обзор, в первую очередь хочется отметить положительный характер инициатив, двигавших инициаторами исследований. Очевидно, что добровольное взаимодействие и сотрудничество двух граничащих, более того, тесно связанных исторически и культурно народов в области научных исследований, несомненно, лучше вынужденных политических компромиссов. И в этом контексте введение руководителями проекта геополитической парадигмы евразийства выглядит неоднозначно.
С одной стороны, евразийство как (по выражению одного из его создателей) «цветущая сложность» - наиболее оптимальный подход к совместному изучению и взаимодействию в таких трансграничных областях, как Большой Алтай. С другой же – пережив второе рождение в 90-х, поначалу в качестве маргинальной политической идеологии, в последующие годы евразийство стало не просто популярным брэндом, а, что, на мой взгляд, хуже обструкции – общим местом в публицистике сомнительных авторов и программах авантюристов от политики. Именно перспектива профанации первоначально позитивного и конструктивного мировоззрения путем его выхолащивания и эксплуатации в далеко не самых благих целях и внушает, в первую очередь, беспокойство за судьбу подобных проектов.
Научную ценность представленных материалов лучше оценивать специалистам, от себя же, как просто «интересующегося (монголосферой) читателя» скажу, что сборник ощутимо пополнил мои знания и расширил кругозор в отношении культуры монголоязычных народов.