«Гэсэр»: битва за эпос продолжается. Часть III
На фоне споров о юбилейной датировке и национальной принадлежности эпоса «Гэсэр» к делу оформления его сводного текста подключился 32-летний (!) писатель-драматург Намжил Балдано.
Продолжение. См. часть I, часть II
Война и «Гэсэр»
Однако начавшаяся в июне 1941 года война спутала все планы со строительством социалистических национальных культур, и юбилей бурят-монгольского героического эпоса был отложен на неопределенное время. Неопределенной осталась и официальная дата эпического юбилея. Тем не менее, работа над изданием эпоса продолжилась.
В 1943 году у эпоса «Гэсэр» появился первый официально назначенный переводчик для издания на русском языке. Эта работа была поручена автору поэтического переложения на современный русский язык «Слова о полку Игореве» (издано в 1938 году), опальному в то время советскому поэту-лирику Марку Тарловскому.
В середине 30-х годов Тарловский пытался снять с себя обвинения в «непролетарскости» и писал «актуальные» вирши о стройках коммунизма. Тем не менее, его стихи к началу 40-х годов уже не издавались. Во время войны он подвизался «литературным секретарем» казахского акына Джамбула, певшего на родном языке свои стихи о Ленине, Сталине, наркоме Ежове, Кирове и других «великих вождях».
В нагрузку к переводу стихов неграмотного акына Марк Тарловский взялся также за переводы эпосов – бурят-монгольского «Гэсэра» и киргизского «Манаса». Сегодня результат работы Марка Тарловского над переводом «Гэсэра» неизвестен специалистам и читателям. Первый перевод сводного текста эпоса так и не был издан в Советском Союзе.
Сам же сводный текст писатель Намжил Балдано закончил в 1946 году, представив на суд властям эту искусственно созданную литературную конструкцию в виде текста в 25 тысяч стихотворных строк. Основой сводного текста были, напомним, главным образом улигер «Абай Гэсэр хубуун» Маншута Эмегенова и улигер «Абай Гэсэр» Пеохона Петрова.
Однако после войны ни о каком большом «эпическом» юбилее в Бурят-Монголии речь уже не шла. Издание сводного текста «Гэсэра» тоже серьезно застопорилось, а инициаторы издания эпоса и его популяризаторы вскоре были объявлены с партийной трибуны «националистами» и «космополитами».
«Злой нойон» Кудрявцев
Инициатором кампании против народного эпоса стал тогдашний лидер республики, первый секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП (б) Александр Кудрявцев, пришедший на этот пост после «доброго нойона» Семена Игнатьева в марте 1943 года. Для бурят время правления в республике «варяга номер два» осталось в истории временем обид, нанесенных бурятам, периодом гонений на эпос «Гэсэр» и притеснений национальной научной и культурной интеллигенции.
Партийная карьера «злого нойона» Кудрявцева в то время была на спаде. Напомним основные пункты служебного пути этого отрицательного для Бурятии исторического персонажа. После массовых репрессий 1937 года карьера работника Анджеро-Судженского горкома партии (Западно-Сибирской край) Александра Кудрявцева в условиях нехватки руководящих кадров неожиданно пошла вверх. В 1938 году он стал первым секретарем Кабардино-Балкарского обкома ВКП (б), а уже через год - вторым секретарем ЦК КП (б) Узбекской ССР.
В 1942 году он переезжает из Узбекистана в Москву, где занимает пост заместителя наркома земледелия СССР и одновременно начальника политуправления наркомата земледелия. Это стало высшей точкой его подъема по служебной лестнице. В дальнейшем из-за возможных злоупотреблений в условиях военного времени последовали резкое понижение в должности (до секретаря обкома) и, наконец, отставка в возрасте 47 лет.
В Бурят-Монголию же бывший замнаркома земледелия СССР Александр Кудрявцев приехал явно не по своей воле. Однако вера в свою карьерную звезду заставляла 37-летнего и полного сил парня в рубахе-«антисемитке» искать повод снять с себя ярлык «не справившегося» и вернуться в Москву.
Играющими «фишками» в этой игре он выбрал, во-первых, проверенное в практике репрессий 1937 года пугало «панмонголизма» и, во-вторых, становящийся модным ярлык «космополитизма». Главным же объектом нападок Александра Кудрявцева стали начавшая подниматься при Игнатьеве вторая волна советской бурятской элиты, местная еврейская научная и художественная интеллигенция, и, наконец, бурятский героический эпос «Гэсэр».
Готовые клише для вражеских ярлыков новый главный «бурят-монгол» не выдумал сам, а взял из постановления ЦК ВКП (б) «О состоянии и мерах улучшения политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» 1944 года. В этом постановлении говорилось о «приукрашивании Золотой Орды в ханско-феодальном эпосе о Едигее» (орфография постановления сохранена – С.Б.).
После Казани, в 1946 году (как раз, когда был готов сводный текст «Гэсэра») подобные «эпические разборки» начались в республиках Средней Азии, где гонениям подверглись ученые и творческие работники, занимавшиеся изучением эпосов. Тогда «пережитками прошлого» были объявлены казахский «Алпамыс», киргизский «Манас», каракалпакский «Кырк Кыз» и огузский «Китаб-и дэдэм Коркут».
До бурятского «Гэсэра» «черная метка» дошла в 1948 году. Предвестниками гонений были разгромные выступления Александра Кудрявцева на пленуме обкома в сентябре 1946 года и на собрании городского партактива Улан-Удэ в июне 1947 года. В обоих случаях досталось «носителям чуждых влияний» и «прямым отпрыскам разгромленного в 1937 году контрреволюционного буржуазно-националистического руководства республики», звучали угрозы в адрес партработников-бурят.
«Националисты» и «космополиты»
Открытая атака на эпос «Гэсэр» началась весной-летом 1948 года. 20-21 мая в Бурят-Монгольском обкоме ВКП (б) на историческом совещании по вопросу о Гэсэриаде с участием партийных бонз, представителей Советской власти, ученых, писателей и журналистов сам Александр Кудрявцев представил «линию партии».
Он объявил героический эпос «феодально-ханским эпосом, никогда не бытовавшим в бурятском народе». В тот же день научные и творческие работники, занимавшиеся изучением эпоса и подготовкой его к изданию, были поделены на две категории «неблагонадежных». Наиболее активные из них стали «буржуазными националистами», а менее активные - «слепым орудием националистов».
Через год, с объявлением в 1949 году борьбы с космополитами, эта иезуитская классификация была усовершенствована, и к двум названным категориям была добавлена третья - «безродные космополиты». К ней отнесли евреев - исследователей Гэсэриады и поэтов-переводчиков. Соответственно, неблагонадежные, относившиеся ко второй категории, стали называться «слепым орудием националистов и космополитов».
Всплывший на этой волне филолог-инквизитор Михаил Хамаганов особый упор в критике самого эпоса делал на том, что эпос «прославляет Чингис-хана» и «отличается сильными антирусскими настроениями».
«Захлебываясь от восторга, Альтман (Иоганн Альтман, советский критик, редактор журнала «Театр» – С.Б.) хвалил Гэсэра, прообразом которого является Чингис-хан – лютый враг народов России, заклятый враг великого русского народа, предводитель разбойничьих орд», - писал в журнале «Байкал» молодой литературовед Михаил Хамаганов, разоблачая «безродных космополитов».
«Политическая подоплека эпоса – ориентация на империалистический Восток, отрицание значения материальной и духовной культуры русского народа, антирусская направленность, обозначенная борьбой Гэсэра – небесного посланца против социального зла – Mангатхаев!» – говорил в докладе на пленуме Союза писателей Бурятии его тогдашний председатель, бурятский поэт Цэдэн Галсанов.
Главными мишенями в кампании против эпоса «Гэсэр» среди «националистов» и «панмонголистов» стали бурятские писатели Африкан Бальбуров, Намжил Балдано и литературоведы Максим Шулукшин, Алексей Уланов. А в лагере «космополитов» и «панамериканистов» не повезло фольклористу Иоганну Альтману, критику Федору Левину, писателям Лазарю Элиасову, Семену Метелице (Ицковичу) и переводчице бурятских поэтов Татьяне Стрешневой (Сальманович).