Удган. Часть 2
Была она шаманкой, но имела сердце как у всех людей. Добралась до просторов гобийской степи, но удалось ли ей найти там хоть малую толику утешения? Захватывающий и пробирающий до скрытых глубин души рассказ именитой монгольской писательницы Түмэнбаяр Цэрэнтулги, переведенный для АРД.
Перевод – С.Эрдэмбилег.
Окончание. Начало – также читайте на АРД.
Однако кто мог знать, что поступала так шаманка-мать, ибо узнала от духов своих, что настанет неизбежный час и низвергнет её в бездонное горе. Случалось, были дни, когда от душевной боли готова была собственными руками порешить единственного сына, лишь бы уберечь его от грядущих мучений, лишь бы убавить ему предстоящие страдания на этом свете.
Но затем, побив сына, удган падала ниц перед Деревом в страстном покаянии. Разрывалось её сердце от превеликой жалости, с глубокой нежностью обнимала сына, утопала в бездонном море материнской ласки, вся источалась любовью.
Не становилось легче от мыслей о том, что всё в этом мире преходяще, что у любого со временем волосы выпадают, глаза выцветают, и всякий смиряется пред тленностью мира сего – всё равно душа не примирялась с мыслями о безысходности.
Смотрела на сына застывшим взглядом, в котором смешались отчаяние и любовь, ночи напролёт баюкала под сердцем, боялась, как бы не запятнали его лицо лунные блики, даже от мирного дыхания ночи берегла его сон. Надрывалась от тщетных дум: как уберечь сына от горестей, перепадающих людям.
Не сравнить ни с чем страдания матери по своим детям. Но ещё страшнее удел матери-шаманки – не только угадывать горькую участь сына, но ясно предвидеть, какой именно ужасный конец уготовила ему жестокая судьба.
Если бы не была она посвящена тангутами в Посланницы Неба – не стала Хранительницей Духа племени – пусть даже питаясь мхом со скал, запивая родниковой водой, укрываясь в ветхом чуме, пусть худо-бедно, но жила бы сама по себе, не в нынешней шаманской неволе. Была бы рядом с тем охотником, что так бесстрашно распахнул полог её чума, жила бы как подобает всякой обычной женщине.
Ведь было много других чумов, в которых подрастали и расцветали девушки, но дерзкий охотник, обуянный страстью, осмелился овладеть самой удган. Не будь она удган, остался бы он среди соплеменников, поставил бы собственный чум, и вился бы дымок его очага. А она, вместо того чтобы камлать, заклинать удачу, возносить просьбы и проклятия, распевала бы сердечные песни любви, которые звенели бы да расходились по всей тайге. Не было бы теперешних мучений из-за судьбы единственного сына.
В таёжном распадке подрастало новое поколение, взрослели девушки и юноши – трудно представить, что были они когда-то малыми детишками. А среди молодёжи, притягивая завороженные взгляды девушек, рос красавец-сын удган.
В то утро с большого зимнего промысла возвращались охотники с богатой добычей – принесли много разной пушнины, особо выделялись меха соболей и куниц. Среди охотников был и сын Тангутки. За поясом у него торчал нож с берестяной рукояткой, а глаза его мужественно сверкали. Целый охотничий сезон Тангутка не видела его, а увидев – едва не потеряла сознание.
Перед ней стоял тот самый охотник, который лет двадцать назад смотрел на неё голодными волчьими глазами и дал ей испробовать краткий миг земной услады. А потом растворился в небытии, словно и не было его вовсе. «О Небо!» – вскрикнула удган.
Она зажмурилась и затем медленно приподняла веки – перед ней стоял её возмужалый сын.
- Мой сын, ты стал взрослым мужчиной, ну вылитый отец, – вырвалось из её уст.
- Что вы сказали, мать? Как мой отец?
- Да, мой сын… Как твой небесный отец, - ответила она и примолкла.
И, как дурное предзнаменование, на другой день после возвращения юноши были призваны на войну, которая разразилась где-то далеко на востоке. Среди них и её сын.
С тревогой и печалью таёжные жители провожали своих мужчин на войну. Перед тем как уйти, они глубоко преклонились перед Деревом-удган, прося благословения, а удган совершила обряд, приободряя дух молодых охотников…
Наступило благодатное лето. Повсюду запестрели цветы, обильно созревали ягоды, кругом слышалось птичье пение. Удган продолжала ревностно выполнять ритуалы и благодарила Небо за то, что Оно охраняет судьбы тангутских детей. У соплеменников росла надежда на благополучное возвращение их людей, бодростью наполнялись сердца.
Но случилось так, что пришли люди издалёка – покупать пушнину и лисьи меха. Они погостили в чумах, поделились новостями из дальних мест, а когда пустились обратно в дорогу, натворили бед – по пути набрали плодов со священного Дерева-удган.
Спустя ночь после этого кощунства облака, клубясь и бурля, понеслись по небу как чёрный дым, грохотало всё вокруг. Казалось, сама гора Сумбэр /мифическая гора, у монгольских народов почитаемая за земной центр/ вот-вот расколется и обрушится. Пошёл град, будто звёзды посыпались с неба.
Тангутка-удган камлала в своем чуме. Люди, рассевшись вокруг и затаив дыхание, суеверно внимали ей.
О, священная гора Хайрхан!
Укрепи во мне путь мой праведный,
Укажи мне мой путь лучезарный!
Буду ли в потёмках – светом озари,
Буду ли спотыкаться – опорой пособи!
Всевышние Духи мои!
Затерявшегося судьбу оберегая,
Заблудившемуся дорогу указуя,
Мой жребий вытяните мне,
Мою участь поведайте мне!
Если виновный – прошу исправления,
Если я грешный - прошу очищения,
Помилуйте, Горы священные!
Словно птаха, потерянная в тумане, дрожу,
Словно лань, потерянная в лесу, трепещу,
Лишилась сна, чтобы поспать,
Лишилась спины, чтобы прилечь,
От стужи синею, от жары засыхаю,
Опираюсь на челюсть, ползу на коленях,
Не вижу леса, глаза напрягая,
Не сглотну простоквашу, рот разевая,
Затёрлись зубы на дёснах,
Завязла слюна в устах,
Помилуйте!
Беспрестанно я надрывалась,
Бренным телом изнурялась,
Добрые кости износились,
Дохлой плоти уравнялась,
Намучилась до предела,
Натерпелась до конца,
Потоплена телом в реке кровавой,
Привязана к жизни нитью тонкой!
Вожжи у сына, будь короче, будь длиннее,
Возмужать дозволь ему побыстрее!
Ушедших воинов за дальние реки,
Затерянных мужей за высокими горами -
Поверни назад, пожалей!
Позови обратно к горам седым!
Пускай возвратятся к истокам родным!
Едва удган закончила заклинания, словно гром небесный, на неё обрушился вопль – ей послышалось: «Мама!». Потом она через духов своих увидела образ сына в огне и дыму, проваливающегося куда-то сквозь землю. Голос сына постепенно затихал.
- О Духи, о священное Дерево-Матерь! - вскричала шаманка, медленно оседая на землю. А соплеменники подумали, что удган падает, ослабев от беспрерывного несколько дней кряду камлания.
Небо разгневалось за то, что пришлые люди собирали запретные плоды с Дерева-удган. Ведь Дерево было священным, и через него люди общались с Небом. Чёрный вихрь был ниспослан на племя, разогнал всю дичь в места недоступные людскому взгляду, не слышимые людскому слуху. А само дерево было повержено на землю.
Только однажды после этого один престарелый охотник добыл однорогого оленя, тем и закончилось охотничья добыча того года.
Бедствие, которое обрушилось на племя, и смерть сына на далёкой чужбине – произошли от чужаков, посмевших дотронуться и осквернить священное Дерево-удган, покровителя племени, оберегающего и жизнь её сына.
Чтобы вернуть благосклонность Бурхан тенгри, задобрить Дерево-Матерь, девять дней провела Тангутка в камлании. Без пищи, без сна совершала обряд, не перерываясь, передохнуть себе не давала. Потом слепила из грубой муки фигурки тех нечестивых людей, вдохнула в них жизнь, а затем закопала в землю – в ту сторону, откуда пришло зло. Прочитала проклятия, изгоняя прочь их души.
После исполнения обряда, Тангутка затворилась в своем чуме, предалась материнскому горю. Восставало её сердце против увиденного во время камлания. «Не может быть такого!», - кричало оно. «Убедись своими глазами, иди», - понукало оно.
До сей поры удавалось удган, общаясь с духами-хранителями, оберегать целое племя – не знало племя ни голода, ни болезней. Но не удалось уберечь единственное родное ей существо. Раз так, ни к чему ей Духи-хранители, решила она и, опираясь на палку, вышла в тёмную ночь, в незнакомую даль, неведомую землю.
Устремилась Тангутка прямо через таёжные гущи. Но перед тем как уйти вверила свой шаманский бубен Дереву-Матери, которому соплеменники из поколения в поколение поклонялись, и которое теперь мертвое лежало на земле, распластавшись, с раскидавшимися ветвями, словно искромсанные руки и ноги.
Никогда ей не приходилось выходить из тайги на равнину, уходить из леса, выходить в степи. Не взяла она с собой в дорогу даже ножичка и ни колышка. Видя страдания старой женщины, сова глумилась издевательским смехом так, что всё тело её заходилось в судорогах, а скалы и утёсы вокруг гулко вторили смеху совы насмешливым эхом. Сиротливая ива, как кол земной торчащая на лесной прогалине, казалось, вторило одинокой судьбе Тангутки.
А Дерево-удган, которому поклонялись как живому, словно женщина – весной набухало почками, летом расцветало, осенью плакало жёлтыми листьями, лишаясь плодов, сорванных безжалостным холодным ветром. А зимой стояло под тяжестью грустных дум, вглядываясь вдаль, куда ушли на охоту её сыновья.
Далеко превосходило Дерево-удган обычные деревья и по высоте, и по широте кроны раскинувшейся ветвями. Бывало, взбирались на него люди, в последний миг спасаясь от диких зверей. А при первых лучах солнца заснеженная верхушка Дерева-удган призывно серебрилась и сверкала, выручив немало заблудших в тёмной таёжной чаще.
Теперь не стало ни ивы, предохраняющей от заблуждений, ни Дерева-удган, покровителя племени…
Старая Тангутка исходила целый свет, пока не добралась до той просторной долины, израненной и исковерканной взрывами – кипевшей огнём и кровью, как это показывали духи. Но, как она ни старалась, не отыскался там её сын.
Отказалась она от своих шаманских духов, побрела, не разбирая дороги – туда, куда ноги повели. И всё время ей виделось и слышалось, как корчится сын от смертельных ран, как в муках взывает к Бурхан-тенгри, к Дереву-удган, к матери своей. И думалось Тангутке: лучше было бы при помощи магии ещё малолетним послать его на небеса, избавив от поджидающих земных мучений.
Шатаясь и раскачиваясь, брела старая женщина. То падала навзничь, то лежала ничком. Шла вперёд, не оборачиваясь – туда, где в мерцающем воздухе сходились небо с землею. Видимо, стремилась уйти в небо. И неизвестно было, в своём ли она уме, или вовсе выжила из ума.
Как-то раз обессилевшая до невозможности упала, да так и осталась в той местности.
Стала она скиталица заблудшая, нищенка бездомная. Была теперь изгоем – человек не посмотрит, собака не принюхается.
Иногда, бывало, привидится ей, как где-то далеко её посвящают в удган, иногда приснится Дерево-удган, расцветающее и плодоносящее. Проснётся после такого сна и горюет, что не уснула навсегда, что снова пробудилась.
Сколько бы ни жаждала возвратиться в родные края, не посмеет она смотреть в глаза соплеменникам, вверившим свои судьбы её духам. В глаза людей, которые благоговейно внимали её камланиям, как небесному закону подчинялись её словам. Она бросила их на произвол судьбы и тёмной ночью по-воровски ушла, постыдно сбежала, возвысила своё собственное горе над всём остальным.
Теперь она молилась, чтобы после того, как она отойдёт в мир иной, её душа вернулась в таёжный распадок, чтобы переродиться пищей, если соплеменники будут нуждаться в еде, или целебным зельем, если будут нуждаться в лечении…
Горюя и скорбя о непрочности людского жития, добралась она до широких просторов гобийской степи, но удалось ли там найти ей хоть малую толику утешения?
Была она шаманкой, но имела обычное сердце, как у всех людей, потому и носила при себе обожествлённую прядь волос единственной плоти от плоти своей. Только выпала ей горькая материнская доля.
Поэтому, может, людское веселье и смех воспринимались ею как насмешка над страждущими и обездоленными? Может, поэтому не сдерживалась – осыпала людей проклятиями, чтобы как-то облегчить свою обиду? Кто знает.
Подробнее о Цэрэнтулгын Түмэнбаяр:
http://tstumenbayar.blogspot.com
Wiki: Цэрэнтулгын Түмэнбаяр
Справка
Түмэнбаяр Цэрэнтулга - монгольская писательница, поэтесса. Закончила среднюю школу №47 в Улаанбаатаре, затем техникума радиосвязи по специальности «Радиоэлектроника». В 1998 году защитила степень магистра по литературе и лингвистике на отделении монголоведения Монгольского Национального Университета . Имеет государственные награды, такие как почетная медаль Труда, орден Полярной звезды и орден Трудового Красного Знамени, награду имени Нацагдоржа. Написала ряд книг, драмы и сценарии к фильмам. Также является автором более 20 песен. Автор научных книг и статей.
Фото: фотограф Ч.Батзаяа. "Шаманка"
В сюжете: тангутышаманизмшаманкашаманы в МонголииГобишаманизм в МонголииТүмэнбаяр ЦэрэнтулгаТ.Цэрэнтулга