Буряты и русские. Забытая война. Часть IV. (Рассказ полностью).
Завершающая часть онлайн-рассказа о судьбе первых русских на бурятской земле, и первых бурятах, их встретивших.
Часть I. “Милость и подарки”.
Таган уже остывал. Нойоны племени икинат, отведав бухэлер, неспешно тянули архи из чашек. В центре восседал владетельный нойон Кодогонь, старший не по возрасту, а родовитости. Вокруг – Баадай, Баярхан, Сэдэг, Хэнэгэ, и Кутугур, младший брат. Молод был Кодогонь, два и половина полных лет[i] лишь скоро исполнится. Росту высокого, нос прямой, и сидит как будто копьё проглотил.
Напротив, уже полулёжа, развалился тунгус Гэдэргээ. С наслаждением он хлебал архи, потом закусил куском мяса.
- Хорошее архи у тебя, Кодогонь! Да на западе и получше пивать довелось! –икнул тунгус.
В тишине донёсся скрип зубов Кутугура. Многое дозволялось Гэдэргээ. Ходил он за добычей и промыслом от Байгал-далай до Хэм[ii], многое видел и знал. Но младший брат нойона уже сгорал от нетерпения.
- Говори про этих, что с западной стороны! Уже слухи доносит ваше бродяжье племя, да не поймёшь, одни говорят, что злые, как мангад[iii], другие – что одаривают щедро и торговлю заводят!
Гэдэргээ хлебнул ещё архи.
- От запада на восток идут те люди. Высокие, белые, бороды больше голов, и страшные! Говорят, как река Ан-гараа по порогам скачет! Кони у них большие, действительно мангады настоящие!
- Сказки для детей, - прервал тунгуса Кодогонь. – Ты скажи, чем они в бой идут, сколько их, кто над ними владеет?
- А в бой они идут страшными палками, к лицу подносят, и делают так – Бууу![iv] И оттуда огонь идёт, и убивает всякого, кто встанет перед огнём тем.
Но и саблями владеют, и луками. И сами говорят, что бесчисленны они. А владеет ими Белый хан, что правит до той стороны, где Солнце заходит за море! Ходит он весь в золоте, и многие те мангады у него во владении. И одаривают они нойонов великой милостью Белого хана, везут богатства, архи, еду неведомую, да вкусную, тканей множество, и железо крепкое. Берут за это соболя, белку, лисицу, и другого зверя пушного.
- Тебе бы об архи думать, - хмыкнул Сэдэг-нойон.
- Говорят они Тасея[v] погромили, и тунгусы те разбежались по всей земле Кянской, - молвил Баярхан-нойон.
- Тасей не хотел давать им албан, сказал, что всё ашабагаты[vi] забрали. Так и было, пришли те, с Аха-гол, и своё увезли.
***
После разговоров, Кодогонь удалился. Зашёл к себе в юрту. Уянга-хатан встретила его.
- Уянга, помнишь, ты рассказывала про Великих ханов, что приходили к ним люди с неведомых краёв?
- Давно это было…Владели землёй Великие ханы, от востока на восток и до запада на запад, и однажды привели они людей невиданных, белых, бородатых, а после и сами такие приходили. И приносили с собой дары богатые…
Кодогонь спал. И виделись ему страшные белые бородатые мангады, что плюются огнём и несут в дар крепкое железо…
***
Максим Перфильев, служивший подьячим в Енисейском остроге, записывал доклад воеводе Ошанину:
- А землица та, сказывают тунгусы, богата и многолюдна. Люди брацкие сидячие, доброконны и доброоружны. Коней, коров и велбудов бесчисленно. Ячмень и гречишну сеют. Товаров - соболей, лисиц, бобров, тканей бухарских - дорогов, шелков и белья множество, серебра-де добре. Брацкие те емлют ясак с малых землиц.
Сидел после в думах о той богатой земле. Мыслями худородный подьячий был уже там. Но помыслить не мог, что на всю жизнь он застрянет в тех краях, проливая кровь как свою, так и людей служилых и людей тунгусских и брацких...
Атаманом поставили Перфильева только недавно. Василий Тюменец, его предшественник, устроил бунт, «круг завёл и запись воровскую», всех тунгусов окрест побил, приступ на острог устроил, и людей воеводских пишалями стрелял.
- Прочитал я твою отпись, - воевода Андрей Ошанин тяжело дышал, до сих пор не пришёл в себя от изменщиков, - Отошлю я её в Сибирский Приказ, а тебе, Максимка, вдругорядь в ту землицу идти придётся…
В прошлый раз Перфильев чуть немного не добрался до той земли. Собрал ясак с мирных тунгусов, да по дороге обратно, обстреляли его немирные люди тунгусские. Три стрелы получил Максим, но пришёл с ясаком. И сведения получил нужные о людях брацких.
***
- Кодогонь! Заметили их! Мангадов этих! – прямо в ухо спящему нойону проорал Кутугур. Не став дожидаться других владетелей, собрал людей и вышел на место.
- И действительно, страшные какие! – громко прошептал Кутугур. Кодогонь лишь досадливо отмахнулся. Он достал из-за пояса саблю в ножнах, и подвесил её свободно, на цепи. Держа руки разведёнными, выехал на поляну. Навстречу ему, с таким же жестом, выехал Максим Перфильев, с толмачом-тунгусом за спиной.
- Гэдэргээ, кого ты к нам привёл, старый друг! – усмехнулся Кодогонь, - Не такие они и мангады, как ты говорил!
- Я Максим Перфильев, веду этот люд, с повелением Государя нашего, Михаила Фёдоровича, по-вашему – Сагаан-хана. Велено принять вас под власть, милостью его, да получить ясак за подарки от казны его!
- Рады вам, Перфилэ-нойон, будьте гостями! Я Кодогонь-нойон, владетель земель этих. Наслышаны о Великом Сагаан-хане, и ждали вас, - Кодогонь слез с коня. Церемонно развязал пояс, спустив с него саблю. Максим, уже наученный от Гэдэргээ, сделал то же самое. Сойдясь, русский и бурят опоясали друг друга своими кушаками.
Вечером, прибыли и другие нойоны икинатов. В опаске за участь Кодогоня перед злыми мангадами, все во всеоружии, в натёртых до блеска доспехах, шлемах. Перфильев озирался окрест.
- Лепота какая… Да у вас и без нас железа много…
- Это железо мы выторговали у монголов, за шкурки пушные, - ответил Кодогонь, - будем и с вами торговать. Хорошее начало! Как ты сказал? За милость и подарки?
Рассмеялся икинатский нойон. Хохотнул и Максим. Мирно встретились буряты с русскими, и обряд провели, который после будут показывать не раз их потомки на празднествах в честь добровольного присоединения земель бурятских к государству Российскому… Но не знали, что будет опосля...
[i] 12 лет – полный цикл восточного календаря. 2.5 цикла – 30 лет.
[ii] Енисей.
[iii] Злые антропоморфные персонажи мифов, в частности эпоса «Гэсэр».
[iv] Буу – в бурятском языке до сих пор обозначает огнестрельное оружие.
[v] Ныне на месте тунгусских стойбищ «князца» Тасея стоит село Тасеево Красноярского края.
[vi] Бурятские племена ашабагат и икинат – племя Кодогоня, находились в междоусобице.
Часть II. Погром «улусов брацких».
…Хорошо, весело пировали гости и хозяева! Буряты выставили лучшие мясные блюда, белую пищу. Русские поднесли свои дары невиданные.
- А почто князец Кодогонь не покажет нам хозяюшку свою? – спросил захмелевший десятник Ванька Москвитин.
- Да, нойон, позови Уянга-хатан! – вскочил толмач Гэдэргээ.
Пришла Уянга, церемонно поклонившись, села возле Кодогонь-нойона.
- Вот жена моя. Единственная! Сколько коров, лошадей и верблюдов отдано? – Кодогонь растопырил пальцы, - десять сотен! А овец – вообще не пересчитать!
- Богато живешь, князец. Знатно, значица, отблагодаришь за милость Государя нашего, - усмехнулся Максим Перфильев.
Кодогонь посерьёзнел.
- Это ещё надо подумать…Нойоны согласно закивали. – За подарки дам я вам шкурок, и соболя, и лисицу, и белку. А там поглядим…
***
Кодогонь зашёл в юрту. Большая она была, деревянная. Дети уже спали.
- Что это ты вспомнил, про коров да овец? Перепил? – гневно метнула взгляд Уянга.
- Да ладно…Как тебе этот мангад?
- Страшный какой-то. Взаправду мангад!
- А я заметил… Как он на тебя поглядывал…
- Что говоришь-то, совсем пьяный!
Кодогонь рассмеялся, схватив жену, начал щекотать.
…После всего, лежал в благости и думал. Уткнувшись в плечо, посапывала Уянга.
Единственная…Половина полных лет[i] прошла, как женился Кодогонь. Долго он искал жену, и не из тех, что породовитей, да и побогаче, да чтобы глазу мила была, да в сердце волнение вызывала. Хотя, и первые два достоинства не помешали бы…Бывал Кодогонь и в хошунах больших булагатов, и у эхиритов возле Байгал-далай, и у табангутов в степях у Сэлэнгэ-мурэн…
Пока не добрался до ставки самого Тушету-хана[ii]. Много было дочерей у монгольского правителя, да никто не приглянулся Кодогоню. Пока не увидел маленькую Уянгу, племянницу хана.
Небольшого роста, еле макушкой до ключиц нойона доставала. Но была коренастая, бойкая, с округлостями, щечками, глазами большими да губками пухлыми. Не сказав ей, Кодогонь договорился с Тушету-ханом о калыме, послал людей за ним, а сам остался, почетным аманатом[iii], пока не пришлют.
Пригнали люди нойона положенные за невесту стада. Всё шло к свадьбе, но узнав о приготовлениях, Уянга проявила строптивость. Села на коня и ускакала неведомо куда.
Долго её искал Кодогонь. Пока не подскакал к берегу Орхон-мурэн. Надув губки, Уянга сидела и бросала плоские камешки в воду.
- Зачем ускакала? Мы с твоим дядей обо всём договорились!
- А меня ты спросил? Я тебе не кусок мяса!
Больше ничего не говоря, Кодогонь подошёл, схватил девушку, взвалил на плечо и направился к коню.
- Дурак! Пусти!..., - Уянга брыкалась, барабанила его по спине, потом притихла.
- Ладно…отпусти…сама поеду…
Родила через год она двоих сразу – мальчика и девочку. И вот уж сколько времени прошло, не было больше детей почему-то. Намекали Кодогоню, что пора вторую жену завести. Да отмахивался от советчиков нойон, отшучиваясь, что разорится на калыме.
***
Знатный ясак собрал Максим Перфильев. Есть чем похвастать перед воеводой! Хоть и взят он был в почесть, за милость и подарки – сукно, железо, да украшения для баб нойонских.
- Задарили мы лутших людей брацких, да не ведают они, что то было единожды…А опосля никаких подарков не будет – разор один…, - кряхтел Ваня Москвитин…, - Э, Максим, ты слышишь?
Но не о том думал атаман. Перед его глазами стояла, потупив взгляд, маленькая Уянга…
Прибыв в Енисейск, отчитался Перфильев, землицы новые нанес на карту. Да залёг в избе, как медведь в берлоге.
…Дверь распахнулась. Вошёл здоровенный, кряжистый мужчина, с седоватой бородой и сизоватым носом.
- Я Яков Хрипунов, из дворян, прислан Сибирским приказом по велению самого князя Шаховского. Прочитали там твою скаску о золотишке да серебре в новых землицах. Со мной пойдешь, да проведешь туда.
Перфильев сонно привстал.
- Я атаман Енисейского воеводства. Негоже через голову вызывать.
- С воеводой твоим решили! Одевайся. Люди верные есть у тебя?
- Ванька Москвитин, десятник, да ещё пять-шесть.
- Бери, да поторапливайся!
Могучее, на первый взгляд, собрал воинство Яков Хрипунов. Полтораста человек, да подарки. Но не сукно, и железо, что вёз Перфильев – а бусы, зеркала, плохонькие кухонные ножи, булавки да иголки. Венчал всё пивной котёл на 12 вёдер, «в чём хмель варить новых землиц людем».
Максим с ехидцей осматривал полк. Полсотни – конные казаки да пешие служилые, а остальные – голь гулящая, отребье разбойное.
- Где понабрал-то таких, на Красном Яру[iv] небось…, - вздыхал Ванька Москвитин, - не оберёшься забот…
Экспедиция, или скорее, военный поход, обернулся ничем. Не нашли злата-серебра ни на Тунгуске, ни на Илиме. Тогда дворянский атаман задумал недоброе. Раз не взяли добычу такую, возьмём другую…
…Не доходя до улусов Кодогоневых, Хрипунов отаборился у порогов Падунских.
- Отсель мы сами пойдём. Ваньку вон твово возьмём. А ты – разбей тут кошт[v], тридцать людей тебе даю. Нет, со мной не пойдешь. Больно, говорят, ты приветлив был к брацким этим, - надменно одёрнул дворянин запротестовавшего было Перфильева.
***
- Идут! Мангады идут, тунгусов побили у Ан-гараа! – вскричал Кутугур, ворвавшись в юрту Кодогоня.
Тот спешно стал собирать людей, но казацкие всадники уже ворвались в улус. Вслед за ними бежали пешие служивые и голь перекатная.
Началось даже не побоище, а казнь. Мужчин стреляли, женщин хватали, детей саблями рубали. Юрты загорались одна за другой.
К Хрипунову подвели окровавленных и связанных Кодогоня и Кутугура.
- Вот, вот они, князцы здешние, - угодливо затараторил толмач Гэдэргээ.
- Ну что, кланяться будем, или животы ваши имать? – грозно подбоченился на коне Хрипунов, - юрты ваши в окружении. Никто не выйдет. Живьём возьмём женишек да детишек в ясыри[vi]. Да ясака, сколь сможем. А вы – живите и ждите.
Казаки ударили братьев по ногам, те упали в грязь. Голытьба налетела на нойонов, содрала с них одежду, гутулы, всё что можно, и стала охаживать ослопами.
- До смерти не убейте! – прикрикнул Хрипунов, - Ванька, айда в юрту Кодогоневу.
- Аааргх!
Уянга вытащила из рукава спрятанный нож и набросилась на Хрипунова. Лишь надетая под кафтан кольчуга спасла атамана. Казаки скрутили беснующуюся женщину.
Но не стон о пощаде рвался из ее уст. А рев раненой медведицы.
- Как вы, дикари, смеете меня трогать?! Я жена Кодогоня, племянница Тушету-хана!
Иван Москвитин прошептал:
- Может, ну ее, лютую бабу?
- Раз взяли в полон, тому и быть. Везите ее в кошт к Перфильеву, пусть переправит в Енисейск! А за непокорство - косы ей отрезать, - процедил Хрипунов.
В углу юрты жались сын и дочь Кодогоня. Взяв их за шкирку, как щенят, казаки выволокли их. За ними, упирающуюся Уянга-хатан. Два взмаха сабли – и косы замужней женщины, главное достоинство бурятки, полетели на землю и были безжалостно растоптаны.
Кодогонь повернул голову, еле раскрыл слипшиеся от крови глаза. И наблюдал, как его рыдающих детей бросают в одну телегу, в другую – его жену, в разорванном халате, босую и без кос. Тех, что он сам порой заплетал ей по утрам…
***
- Вот так, Максим…Погромил Хрипунов улусы брацкие, спервости на Кодогоня налетел, опосля на Баярхана…всё пожёг, людишек до смерти убил, женишек да детишек лутчих улусных мужиков ясырём взял…, - понуро стоял перед Перфильевым Ванька Москвитин, доставивший в кошт добычу и пленных.
- И куда дальше пошёл этот злыдень?
- До Осы-реки собрался, где земли больших брацких людей. Там, вроде, и есть все богатства, о коих тунгусы сказывают.
Перфильев оглянул пленных. Среди них он даже и не заметил, не признал в оборванной, грязной женщине с жалкими, обрезанными волосами, красавицу Уянга-хатан. А та, заметив, не подала виду – много чести врагу показаться.
- Вот, ещё, за нами увязался. Что-то лопочет. Гэдэргээ, пойди-ка сюда!
Подбежал, в полупоклоне, всегда услужливый толмач Гэдэргээ.
- Переведи, что хочет этот старик!
Гэдэргээ подошёл к согбенному пожилому мужчине, одетому в бесформенный халат, больше похожий на старый мешок.
- Говорит что он шаман ихний, Иринцейка. Увязался за людями полонёнными, чтобы дать утешение в горестях.
Перфильев нахмурился.
- Старика оставить. Остальных готовить в дорогу на Енисейск.
В это время среди пленных раздался шум. Кто-то из гулящих людей схватил за остатки волос маленькую женщину и тащил её из кучки ясырей. Та упиралась и брыкалась. Рядом стояли ещё пара разбойников, потирая ладони.
- Глянь, какая кобылка, сейчас мы её быстро взнуздаем!
Перфильев подбежал, обнажил наполовину саблю из ножен.
- Не сметь!
Взглянул на женщину. Та вызывающе-презрительно – на него.
- Уянга?!
- Нет Уянга. Я ясырь, - на ломаном русском ответила женщина и отвернулась.
[i] 6 лет.
[ii] Эрэхэй-мэргэн Тушету-хан, правил в 1586-1636 г.г.
[iii] Заложник.
[iv] Нынешний Красноярск, тогда был в соперничестве с Енисейском за новые земли.
[v] Казацкая стоянка.
[vi] Пленный, от тур. «esir».
Часть III. Кровавая расплата.
…Кодогонь лежал в забытье. И чудилась ему войлочная юрта, во владениях Тушету-хана, куда он, в ожидании прибытия калыма, завлёк будущую жену. Всё было пристойно, без блуда. Уянга, отведав угощений, напевала старинный сказ о Великом Хаане. Её низкий грудной голос завораживал многих, монголы прозвали её Уянга дуучин – певунья.
- И пришли, когда Хаан был на охоте, люди севера, напали на аил[i], пограбили, да жену Хаана уволокли в плен. Долго не стал горевать, собрал верных друзей, да соболиную шубу, что была приданым жены его, Бортэ-учжин. И поехал Великий к своему названому отцу, Тоорил Ван-Хаану, и поднёс ему шубу ту… В ту пору, кочевал рядом и анда[ii]Хаана, джадарадского рода Жамууха-сэчэн, и присоединился…и пошли они на тех северных людей, разбили и жену Хаана освободили[iii].
Уянга замолчала. Потом поднялась, и вскричала – А ты, ты освободишь меня, Кодогонь? Хватит лежать!
- Поднимайся, Кодогонь! Хватит лежать! – нойон внезапно очнулся и присел на кошме.
- Ну наконец, - осклабился неунывающий Кутугур, - Я уж хотел тебя ножом ткнуть.
Кодогонь огляделся. Вокруг сидели Баадай, Сэдэг, Хэнэгэ и стоял младший брат.
- Долго я спал?
- Да весь день, что притащили вас в юрту, - буркнул Сэдэг-нойон, - Кутугур вон, давно очнулся уж. Тебе сильнее досталось.
- А где Баярхан?
- Послали за ним, говорят, на него тоже напали мангады.
Дверь отлетела от пинка. Хотя открывалась снаружу.
- Кодогонь! – с рёвом влетел в юрту Баярхан-нойон. Крупный, крепкий, на полголовы ниже Кодогоня, но с руками толщиной с его ногу, он, обычно добродушный, как почти все здоровяки, не был похож на себя. По щекам нойона текли слёзы, а в глазах кипела ярость.
- Напали жёлтые собаки… Я на охоте был! Жена не доглядела…увели мангады моего старшего, Бугалдая!
- Успокойся, нойон, - недовольно зыркнул Хэнэгэ, - У Кодогоня всех увели – и детей, и Уянга-хатан.
Баярхан присел, снял шапку.
- Прости… Что делать будем?
Кодогонь приподнялся. Кутугур поднёс чашку с аарсой[iv].
- Снились мне кочевья Тушету-хана… Люди, живущие в войлочных юртах, живут ещё подальше друг от друга, чем мы. Но когда появляется враг, объединяются, и скопом либо нападают, либо оборону держат. И нам так надо. Сколько людей, натягивающих лук, у нас осталось, Кутугур?
- И десятка не наберётся.
- У тебя, Баярхан?
- Многие уйти успели, десятка три с половиной.
- Хэнэгэ?
- Два с половиной.
- Сотню-то вместе наберём, - заключил Сэдэг-нойон. Что скажет наш ахай? Сэдэг посмотрел на обычно молчащего Баадая, старшего по возрасту среди икинатских владетелей.
- Собираем хурээ[v] вокруг Кодогоня, - просипел Баадай.
***
Максим Перфильев, получив от Уянга-хатан взгляд, полный презрения и злобы, не мог найти себе места.
- Что делать…Сказать, чтобы оставили? Да приказ… Украсть? Найдут…Вернуть Кодогоню? Всё равно придут и сызнова погромят…
В избу вошёл Ванька Москвитин.
- Всё готово. Можем отправляться.
Максим кивнул, - Присядь на дорожку. Вот тебе моя отписка, о худых делах, что здесь Хрипунов творит, без на то соизволения. Дороги тебе…
Ванька взял свиток, почесал только начавшую густо расти бороду.
- А Уянга как? Думал, оставим мы её туточки…
- Меньше думай! Вернётся Хрипунов, всем головы поотрубает! А там, в Енисейске, она будет под призором, подальше от лихих людей… Передай на словах воеводе, что это есть ясырка знатная, муж ейный князец, мягкой рухляди даст за неё.
…Хрипунов вернулся. Да не так, как сам хотел. Ни полусоболя, ни белки ледащей не взяли. До больших брацких людей на Осе-реке не дошли.
Остатки полка еле заходили в кошт. Перфильев и оставшиеся люди со страхом смотрели, как измождённые казаки да служивые еле плетутся, лошади, уныло тащат телеги и волокуши, на которых валяются стонущие и больные люди. Впереди понуро шагал Митька, по прозванью Палач, здоровенный мужик, что в бою орудовал бердышом, как мелким топориком. Некогда здоровенный. Усох Митька до невозможности.
- Вот, шли мы к Осе-реке, да хворь одолела. Половина люда зараз слегла. От другой половины половина сбёгла до Красного Яра. Пока обратно шли, помирать стали, людишки-то…
Максим осматривал повозки. Люди лежали вповалку, лица, а особенно шеи, были в нарывах, кто-то харкал кровью, у кого-то шла кровавая пена изо рта.
- Где Яков Игнатыч?
- Вот…Тоже кровью исходит, изо рта, да под себя…
Хрипунов лежал на отдельной телеге и выглядел не лучше других. По злой иронии, не мог уже говорить атаман, а только хрипел.
- Лекарь Федот где?
- Кончился, дён уж осемь как…
- Ванька! Иринцейку зови, знает мож что-то…
Привели шамана, что был оставлен в коште. Иринцейка осмотрел Хрипунова, других, потом содрал с атамана одежду. Тело его было сплошь покрыто чирьями, некоторые уже полопались, и вытекший жёлто-зеленый гной растекался по несчастному.
- Боома[vi], - покачал головой шаман, - Что ели по дороге? Посмотрел строго на Митьку-палача. Рядом тут же переводил толмач Гэдэргээ.
- Да, нашли у берегу корову, без призора думали. Да и завалили. А тута - эть! тунгус из лесу, ну мы и его того… А корову ту от голодухи почти сырой съели.
- Одёжу со всех снять да сжечь. Чирьи не трогать. Люд пошлите в лес, чтобы подорожник-траву искали. Да молока скисшего наготовьте. Атамана в избу.
Максим и Митька-палач затащили Хрипунова. Рядом ковылял шаман и семенил Гэдэргээ. Атаман лишь озирался, никого не признавая.
- Зря пошёл на Осу-реку, - почесал затылок Иринцейка, - живут там великие чёрные шаманы, которых и сами большие булагаты побаиваются. Молятся они по ночам, на восток. Они то, видать, и наслали на отряд ваш проклятие Ухин Хара Тэнгэри[vii].
Хворь эту попробую изгнать из кого смогу. Но атаману вашему уже ничем не поможешь. Вам она без опасности, так что можете тута быть с ним.
Перфильев задумался.
- Кровью взяли брацкие головишну[viii], за погром…
Иринцейка вышел. Перфильев и Митька присели, да и заснули. Спозаранку Хрипунов стал заходиться в кашле.
- Кончаюсь я... Дьякона зовите…
***
Кодогонь, тем временем, накапливал силы. Все нойоны икинатские собирали своих людей и переселялись в общее место. И хотя у Кодогоня людей было меньше всех, его родовитость признавали все.
Нойоны разбирали свои деревянные юрты и ставили в урочище у реки, в центре поставили большую, для разговоров. Кодогонь сам строил, ходил то с топором – деревья рубить, то с луком – за добычей лесной.
Во время, когда владетельный нойон обтёсывал бревно, опять с криком налетел на коне Кутугур.
- Ахай! Вести с мангадского улуса! Хрипунэ умер!
Все нойоны собрались в большой юрте.
- Надо нападать! Отбить наших! Всех мангадов на расправу! – ярился Баярхан.
- Тихо…Как нам прислана весть, всех аманатов отослали на Хэм-мурэн[ix], - Кодогонь встал, поправил кушак, что подарил ему Максим Перфильев, - Значит, раз не дошёл Хрипунэ до Осы, значит, их нойоны увели людей и все они в сохранности. Я поеду к большим булагатам, буду просить помощи. Пока нет меня, всем владеет Баадай-нойон. Понял, Кутугур?
Взяв с собой рассудительного Сэдэг-нойона и десяток всадников, Кодогонь направился к Осе.
Долго шли глухоманью, пока не вышли на открытую местность.
- Какой простор! – выдохнул Кодогонь, - Давно я тут не был. Последний раз, как жену искал… пришлось тогда с Хууртэем, сыном Муры-нойона бороться…
- Говорил уже, много раз, - устало протянул Сэдэг.
- Сзади! – вдруг крикнул Кодогонь, выдернул лук, и приложил стрелу.
- Тихо, тихо…, - улыбаясь, и разведя руки, подвесив саблю на цепи, из леса выехал Хууртэй-нойон. За ним виднелись вооружённые булагаты.
…Я дам вам два десятка, - сдвинул брови Хууртэй. Кодогонь поморщился.
- Мы стоим как заслон перед вами, закрываем от этих проклятых мангадов! У нас людей, натягивающих лук, и сотни нет, людей, владеющих саблей – половина, в доспехах – я, да нойоны…
- Погоди…я о том и хотел сказать, - Хууртэй прищурился, - а ты начал говорить, как будто это ты хууртэй[x], ха-ха! Даю я тебе не просто двадцать всадников, а натягивающих лук, владеющих саблей и в доспехах, один десяти стоит. Понимаем мы, что вас перебьют – за нас примутся. Прими пока такой заслон, Кодогонь.
С новым подкреплением шёл обратно нойон. И думал, как бы силу покамест улучшить.
- Не готовы мы выступить против мангадов… Людей надо приучить к воинскому делу, как считаешь, Сэдэг?
- Надо бы нам устроить зэгэтэ-аба[xi], - ответил тот, - В старину, бывало, вместе ходили, с ашабагатами и большими булагатами, по десять сотен набиралось.
- Прав ты, нойон. И запасы дичи нам пригодятся, зима скоро…, - поёжился Кодогонь.
***
После смерти Хрипунова, в коште царило сплошное безобразие. Люди стали жить врозь, по отдельным избам. Никакой изгороди ставить не думали – побили же брацких.
Пелымцы там, тобольцы тут, сургутчане ещё где-то… Все подарки, что везли брацким, поделили, собирались только чтобы в котле на дюжину вёдер хмель варить.
Максим с оставшимися верными служилыми отдельно жил. Не выходил никуда, ни на охоту, ни на разведку. Лежал у печи, да вспоминал Уянга-хатан. Ничего не волновало, не интересовало Перфильева. До той поры, как не прибыли в кошт други его.
…Опять сварив хмеля, удумали в коште забаву. Притащили откуда-то двух захваченных братских женщин, встали кругом, раздели догола, и стали гонять туда-сюда. Полсотни пьяных казаков, служилых, да прочего сброда, что за зиму совсем тут одичал, орали, свистели, гикали, хлестали кнутами и пинали несчастных женщин. Те, избитые, падали в весеннюю грязь, метались и рыдали в голос. Пара лихих разбойников, сняв портки, уже приноравливались надругаться, как вдруг раздались выстрелы.
- Стоять! Слово и дело государево! – в круг, раскидывая хмельную ватагу, ворвался всадник в богатом стеганом доспехе и шлеме, размахивая саблей. За ним скакали казаки, паля в воздух.
- Я Вихорь Савин, прислан по велению государя! Не сметь своеволить! Ишь, развели разброд, окаянные…
Они с Перфильевым старые были друзья, вместе разбойных людей ловили ещё на Уральской гряде. Вместе с боярским сыном Савиным прибыли обратно и Ванька Москвитин, и все ясыри, взятые Хрипуновым.
- Такие дела, Максимка, - молодцевато улыбнулся и подмигнул Вихорь, - Я таперича атаман ваш! А ты то почто такую шатость здесь допустил?
- Да кто я…, - давно уже ко всему безразличный, обросший как леший, Перфильев досадливо сплюнул, - Подьячий худородный, чай не из дворян, не сын боярский… Да и сами смотрите по сторонам. И ваши головы здесь недороги…
Вихорь Савин шёл по кошту. Рядом плёлся, почесывая бороду, Максим. Навстречу им выскочил пожилой худой бурят, в истрепанной хламиде.
- Что за блажной? - спросил Вихорь.
- Да шаман ихний, Иринцейкой кличут. Вреда от него нет, баловство одно. Вот и ходит по кошту, без призора.
Но не просто так, ох непросто бродил туточки Ерэнсэй-бөө. Все вести доходили отсель до ушей Кодогоня...Но не нападал икинатский нойон. Как нападешь, коли вся семья в плену в Енисейске заточена?
…Ещё после того, как ушёл от Кодогоня с ясаком богатым Максим Перфильев, позвал нойон шамана икинатского.
- О, могущественный Ерэнсэй, помоги. Пригляди за мангадами этими, может они и взаправду знаются с силами тёмными…
Шаман, тощий, согбенный старик, ухмыльнулся.
- Знаю, почему меня просишь, нойон…Потому что с виду я странный дурак, на старости совсем с ума сошедший…ладно…всё понимаю я…
Уходя, Кодогонь оглянулся – Тэнгэри будет тебе в путь, мудрец.
- Вот, привезли взад полонённых, - Вихорь махнул рукой, - сказано, дать брацким князцам жалованное слово государево, что вертаем мы ясырей, за их шерть[xii] и ясак.
Перфильев оглядел нестройные ряды привезённых из Енисейска. И увидел её…Уянгу. Но никак не показал себя Максим. С деланным безразличием дальше пошёл. А уж та тоже не посмотрела. Время и плен выбили из неё все чувства похлеще, чем у Перфильева.
***
Кодогонь готовился к встрече. Да, он уже знал от Ерэнсэй-бөө, что привёз новый атаман и жену его с детьми, и сына Баярхана, и остальных аманатов.
Все нойоны собирали богатые дары, лучшие меха, мясо готовили, варили архи в таганах.
Но всё пошло не так…
Вышел спозаранку во двор кошта Митька-палач. Опять с плохим настроем, да выпить хотел. И увидел Бугулдая, сына Баярхана, которого по малолетству отпустили казаки до ветру сходить.
- Ооо! Нехристова тварь! Бесёныш! Ты Якова Игнатыча хворью заморил!
Что нашло на Митьку, незнамо, но схватил он ослоп, и стал им избивать нойонского сына, тот даже слова в ответ не сказал, упал замертво.
И Ерэнсэй всё увидел. И передал.
…Баярхан-нойон сидел молча. Лицо его было непроницаемо. Все собрались, чтобы встретить Вихоря Савина. Другие нойоны с опаской смотрели на Баярхана. Кодогонь уважительно сам разливал архи, пока не зашёл Савин с толмачом Сидором Аникиевым. Максим Перфильев идти в посольство отказался, заболел, дескать.
Передал Вихорь уговоры царские.
- Отпали вы от руки государевой, поелику погром вам учинил лихой человек Яков Хрипунов по созволению князя Шаховского. Государь наш, Михаил Фёдорович, об этом и не ведал, и велел наказать ослушников.
- Это недоразумение можно решить. Отдайте нам наших людей, - ответил Кодогонь.
- Спервости вы принесёте шерть государю, затем мы отдадим двух-трёх. Женишку твою, князец, начала за ради.
- Да они издеваются над нами! – заорал Баярхан и выхватил саблю. Никто не успел ничего сделать, как нойон в один прыжок оказался перед Савиным и разрубил его от плеча до живота.
- Вот моя кровавая анза[xiii]…, - безумно сверкнул глазами Баярхан.
[i] Родовая община, состоящая из нескольких юрт.
[ii] Названый брат.
[iii] Эпизод из «Сокровенного сказания монголов».
[iv] Кисломолочный напиток.
[v] Буквально – огораживание, объединение родовых общин, у кочевников возникало перед угрозой внешней агрессии или наоборот, военным походом. В русский язык перешло, как слово «курень».
[vi] Сибирская язва.
[vii] «Чёрная небесная дева», покровительница смертельных болезней.
[viii] Расплата, то же, что анза по-бурятски.
[ix] Енисей.
[x] Болтливый.
[xi] Коллективная облавная охота.
[xii] Присяга в верности.
Часть IV. Падение Братского острога.
…Все повскакивали. Выдернув саблю из упавшего Вихоря, Баярхан свирепо озирался. Бросился на отпрянувшего Сидора. Но между ними встал Кодогонь-нойон. Уверенным движением отнял у обезумевшего оружие.
- На повозку тело. Кровь смыть. Баярхана связать пока…
…Утром, к Максиму Перфильеву, как всегда незвано, прибыл Ванька Москвитин. Рядом стоял Ерэнсэй.
- Собирайся, ждут нас.
- Кто?
- Кодогонь, его люди, Сидор Аникиев да Вихорь…
Неподалёку от кошта, не чтобы совсем близко, но и не очень далёко, расположились икинаты. Кодогонь взял с собой проворного Хэнэгэ-нойона, и половину людей, переданных большими булагатами. Их главный, Богун, в полном боевом облачении, стоял и наблюдал за окрестностями.
Кодогонь подошёл к нему, хлопнул по плечу.
- Ну как, Богун, готовы твои?
Десятник булагатов одёрнулся, - Зря…зачем пустили Баярхана? Видно же было, что не в себе нойон.
Кусты зашевелились. Богун обнажил саблю, Кодогонь приготовил лук.
- Это мы…, - из зарослей появились Ерэнсэй-бѳѳ, Москвитин и Перфильев. Позади тащился, связанный и ведомый на аркане Митька-палач.
Кодогонь подошёл, и приобнялся с Максимом.
- Жалко, что худые дела пошли у нас, - молвил Перфильев, усевшись у костра, - Рассказал мне Иринцейка о злодействе Баярхана. Пришлось гонца отправить в Енисейск. Я и раньше думал, что шаман весточки шлёт тебе, Кодогонь.
- Баярхан взял свою кровавую анзу! Всё по закону! – вскричал Хэнэгэ.
- По вашему закону, заплатили бы мы…, - ответил Перфильев.
Кодогонь пожал плечами, - Когда убивают родича высокородного нойона, тот вправе взять жизнь.
- Но ведь не Вихорь имал живота! Возьмите вот Митьку-палача, он убивец, - Перфильев встал, покосился на Ерэнсэй-бѳѳ, - Мы вертаем шамана, Митьку отдаём головой, а вы верните Сидора, да Вихоря тело, дабы упокоить по нашей вере, с почестью[i].
- Как же наши люди? Как моя жена и дети? – посуровел Кодогонь.
- Их отдать не могу, князец. Не моя воля. Пришлют нового атамана, он и скажет…
Кодогонь вынул саблю, подошёл и коротко полоснул по горлу Митьку.
***
После переговоров, Перфильев и Кодогонь отошли в сторону. Максим уже немного говорил по-бурятски, благодаря Ерэнсэю и толмачам.
- Вам надо принести шерть и ясак. По завтрему же. Я передам в Енисейск, что Баярхана не сыскали, взял ясак с вас не по именам, а скопом, дабы не ожесточить. Про Вихоря скажу, что по своей вине живот положил…
- Ладно. Но дай свидеться с женой и детьми.
- Не могу, Кодогонь. Увидят, донесут воеводе. Голову снимут. Вскорости гонец прибудет, там и поговорим.
- Голову я тебе сам сниму, Максим. Войной пойду. Не я хочу, все хотят. Тунгусы в сборе, от больших булагатов подмога пришла.
- Тебе решать, князец. Я человек подневольный…
…Прибыл гонец из Енисейска. Важно, при всех, развернул грамоту.
- Тебе, Максим, велено передать – идёт сюда сотник Дунайка Васильев, ведёт казаков и служилых штисят людей, чтобы брацких людей вернуть, а с собою везут подарки аглицкого сукна, рубашки да штаны холщёвые, меди котлов и тазов, олова блюд и тарелков, вина царского. Да ежели князцы брацкие не пойдут в уступки, не послушают волю государеву, то от измены ихней сызнова им учиним то, что Хрипунов учинил, на поток и разграбление поставим!
А до поры прибытия Дунайки, велено поставить острожек, с людями твоими, да людями Вихоря Савина, и жалует тебя воевода Енисейский по изволению Великого государя, пятидесятником.
Максим оглядел собравшихся людей.
- Все слышали? Ух, ватажники, оглоеды! Войском становитесь! Иноча, всех тут порешают брацкие!
***
Кодогонь, младший брат Кутугур, и другие нойоны издалека наблюдали, как идет строительство.
- Эх, сейчас бы напасть…, - Кутугур положил руку на саблю.
- Молодой ты, копытом бьёшь. Обещал я Максиму, что дадим им шерть и ясак, вот и дали. А там наши аманаты, жена и дети. Не могу я…, - Кодогонь снял шлем, вытер лоб рукавом, - Покорностью вернём их.
Перфильев, спилив бревно, отдыхал. Подошёл Ванька Москвитин.
- И так думаешь прозвать крепостицу, первую на земле брацкой?
- Да так и назову – Брацкий острожек!
- Ха, Кодогонь супротив буде…
Вечером, втайне, вновь встретились Максим, Ванька, Кодогонь и Кутугур.
- Всё, князец. Вскорости, кажись, переведут меня взад в Енисейск. Новый атаман – новые порядки будут. Да в самом воеводстве меняются, то одного пришлют, то второго, житья нет.
Кодогонь зыркнул – Так покажи напоследок, жену с дитями-то!
- Ладно…но пойдём только ты да я. Доспех сыми, да шапку вот, мою надень.
…В уже почти достроенной башне острога сидела Уянга-хатан. Обняв детей, Сэлмэг-басаган и Бэхи-хубуун, тихо напевала…Но слышали её голос и другие бурятские аманаты, что заточены были окрест, и русские люди, что строили крепостицу, порой, замирали и откладывали топоры и пилы.
- Улихаа, баяахаа, аргамнай дуугараа.
Унимнай гэр соогоо гарахаа болёолдаа.
Унаhан богоолнууд боложо hуунабди.
Унтараабди…Yнгэрѳѳбди… [ii]
Перфильев и Кодогонь тихо пробрались к башне. Пока Максим занимал дозорных разговорами и поучениями, нойон зашёл внутрь.
…Встреча была недолгой. Кодогонь обнял жену и детей, те беззвучно плакали.
- Баабай...баабай…
- Хулеэгты…гаргахаб эндэhээ… Зай…ябаха саг ерээ[iii].
***
В назначенную пору, у почти достроенного острога, появились всадники и пешие служилые, приплывшие на кочах[iv]. Впереди гарцевал молодой, дорого одетый, динноусый сотник.
- Максим, глянь, какая ватага, - Ванька Москвитин прищурился, - Все с огненным боем, да пороху у них зело…
Перфильев велел открыть ворота. Степенно въезжали новоприбывшие.
- Кто тут у вас атаман? Ааа, вот…Я Дунай Васильев, сотник, сын боярский. По велению государя нашего, принимаю во власть свою энту крепостицу. Как нарекли?
- Брацкой…Раз уж на землице ихней, - переминался Максим.
К вечеру, устроили пир за прибытие нового атамана. Дунайка всё хвастался новинками диковинными.
- Вот гляньте-ка, пищаль винтовальная[v], из неметчины! На сто шагов бьет! Заряжать долго, но отменная вещь!
На следующее утро вызвал Васильев к себе Максима и Ваньку.
-Хороший ясак собрали…полусоболей дюжину да белку драную, и это хотите показать Великому государю? – Дунай расхаживал, помахивая нагайкой.
- Да, побили же брацких Хрипунов и людишки его, нету у брацких мочи собирати более…Шерть же принесли, передали, что опосля буде…, - Максим виновато развёл руками.
- Ты, Перфильев, отправляйся в Енисейск, с ясаком своим жалким. Ванька здесь останется, нет тебе, Максим доверия. Убивцев Вихоря не сыскал. Ясака мало собрал.
- А что с ясырями, вертать Кодогоню?
- Здеся будут! Велено держать, пока не соберём весь ясак, и вдругорядь чтобы не было охоты шатость учинять, скажинным!
- Подарки как?
- Много вопросов говоришь, Максимка…Придётся людям раздать, вместе с жалованьем, дабы государю служили со рвением. Брацких и так к шерти ты привел ведь?
В это время со двора донёсся шум. Дунайка выскочил, за ним остальные.
У стен острога метался на коне совершенно обезумевший Баярхан.
- Выходи! Атаман новый! Биться будем, смертным боем!
Васильев поморщился.
- Геть мне толмача!
Прибежал незаменимый Гэдэргээ.
- Ааа, боя хочет? Будет ему бой…Несите мою винтовальную пищаль!
Дунайка прицелился. И когда Баярхан остановил коня, выстрелил.
- Вот и бой, славный! – расхохотался сотник.
***
Вечером собрались тайно Максим, Ерэнсэй, Кодогонь и Кутугур. Посреди круга лежало тело Баярхана.
- В последний раз видимся, Кодогонь, - Перфильев взял чашку с архи, капнул наружней стороной.
- Хороший ты человек, Максим…Жалко, что мало у вас, мангадов, таковых. Быстрее уходи. За Баярхана будет у нас анза такая, что никому не будет пощады.
- А как же жена и дети?
- По соизволению Неба, выручим. Как Великий Хаан спас, так и мы.
…Перед уходом, заглянул Максим в главную башню, где сидела Уянга с детьми. Ни слова не сказала ему хатан. Лишь детей прижала крепко.
- Прости меня…Максим подошёл ближе и встал на колено, преклонил голову, - Уезжаю. Не свидеться нам больше.
Развернулся и ушёл. Так и не сказав главных слов…
Не заметил, что следил за ним Гэдэргээ. Тот, побежал к Дунайке Васильеву.
- Знается Перфил с Уянга, женишкой нойона, умыкнуть хочет!
Дунайка поковырял в носу.
- Эй, привратный! Перевести эту бабу из главной башни, да стеречь построже!
…Утром Кодогонь велел собирать людей. Полторы сотни собрали нойоны. Были здесь и большие булагаты Богуна, и тунгусы.
-Эта земля больше не принадлежит нам. И уже никогда не будет нашей. Нам нечего взять с собой, кроме памяти о предках и родных. И огонь...,- прохрипел Кодогонь. Потом выдернул саблю из ножен, - Который мы зажжём над телами тех, кто отнял нашу землю, - проревел нойон, подняв саблю. Сокрушим мангадов! Перебьём всех! Сожжём всё!
***
Дунайка Васильев готовился к походу. Отослав Перфильева и ещё с десяток людей из пропащей голытьбы в Енисейск, остальных он разделил на две части. Одну полусотню, из хорошо вооружённых, брал с собой, другую оставил для охраны острога Ваньке Москвитину.
Сам с людьми поплыл на главный улус Кодогонев, на кочах, к рукаву Оки-реки. Дойдя до порога, судёнышки встали.
- Будем вбродь переплавляться. Все на берег! – крикнул Дунайка. И это была ошибка. Всю дорогу за ними следили тунгусские разведчики. И к берегу, скрытые в лесной чаще, уже подходили основные силы бурят.
Казаки и служилые, тащившие незаряженные пищали, были не готовы отразить атаку. А войско Кодогоня вышло и встало полукругом.
- Харба[vi]! – скомандовал нойон.
В воздух взметнулись стрелы.
- Назад! Наз...Дунайка Васильев захлебнулся кровью, стрела, пущенная кем-то из бурят, пробила его гортань. Он упал в Ан-гараа, и меркнувшими очами провожал избиваемых служилых, падающих под стрелами и саблями икинатов, булагатов и тунгусов.
К вечеру всё было кончено. Река была багровой от русской крови. Полусотня легла здесь. Ни одного - среди бурят.
- Здесь нечем гордыми быть. Нет чести. Но это было нужно, - Кодогонь сплюнул в кровавую протоку, саблю - в ножны, и посмотрел в сторону острога.
- И вы ждите..., - подумал икинатский нойон.
К утру войско подошло к стенам Братского острога. Не предупреждая о нападении, буряты тут же стали обстреливать острог, привязывая к стрелам подожженный сухой мох.
Запершиеся казаки отбивались из пищалей и мелкозарядных пушечек.
Нойон огляделся.
- Сэдэг! Кутугур! Богун! – крикнул Кодогонь, - Ты, Сэдэг, вели лучникам обстреливать густо всех, кто над воротами стоит! Кутугур, выстрой своих людей, несите хворост сухой, и поджигайте их! Богун, со своими доспешными людьми, прикрывайте их щитами!
Буряты ворвались в острог. Началось избиение. Первым, размахивая саблей, нёсся Кутугур. Русские не успевали перезаряжать пищали, и стекались к главной башне.
Молодой нойон рубился, потом, покрытый чужой и своей кровью, в пылу, скинул доспехи, треснувший щит, выхватил из чьего-то тела вторую саблю.
Перед ним возник Ванька Москвитин.
- Ааа! Пёсья голова! – Кутугур выбил бердыш из рук Ваньки, и воткнул в него обе сабли.
- Кутугур…Уянга…там…, - выплюнул сгусток крови Москвитин.
Тот взглянул туда, куда последним взглядом указал служилый. Небольшая башенка, стоявшая в отдалении от главной, у которой шла основная сеча, уже вовсю горела.
***
- Кодогонь, подойди..., - раздался за спиной тихий, осевший голос всегда громкого Кутугура.
Нойон обернулся. Пошёл. Сородичи, склонив головы и пряча глаза, боясь посмотреть в лицо Кодогоню, расступались.
- Вот так, ахай.., - прошептал, склонившись, Кутугур.
Перед ним лежали бездыханные Уянга-хатан, Сэлмэг-басаган и Бэхи-хубуун.
Кодогонь молча подошёл. Распоясался. Снял броню, саблю и шлем. Потом снова затянул пояс. И сел, как истукан.
Ни слезинки не потекло по щекам нойона. Но сородичи и младший брат с изумлением и страхом наблюдали, как на глазах седеет голова Кодогоня.
- Великий Хаан смог спасти…А я…не смог…, - в мыслях, нойон оплакивал жену и детей. Но не показывал. Он – владетель. Нельзя.
Подошёл Ерэнсэй.
- Ничего, Кодогонь-нойон… Найдешь новую жену, детей родишь, жизнь продолжается…
Кодогонь встал. Усмехнулся. Погладил бороду.
- И что, опять собирать калым? Да я разорюсь вконец! Ладно. Хотон[vii] этот сжечь надо. Тела собрать в середине, и всех сжечь.
- И наших, и мангадов?
- Всех! Во смерти все едины…А моих я сам…
Шаман тоже почесал бороду.
- Уходить нам надо, нойон…Придут новые мангады, и будет их всё больше и больше, нет нам здесь ни земли, ничего…
Предав всё огню, собрались икинаты и двинулись. И впереди их ждали новые земли, неведомые. Лишь один Кодогонь знал, куда идти…
…Максим Перфильев опять лежал пластом в избе. Чудом, а скорее, хитростью спасшийся Гэдэргээ доложил воеводе о том, что случилось во Брацке. Был там и Максим, при челобитной. Лишь сжал челюсти, что зубы покрошились. Идти на брацких отказался наотрез.
Прошли года. Уж постарался Максим забыться, то в службе, то во хмелю…Лишь порой приходила во сне красавица Уянга. Постарел Перфильев. Жену завёл. Сынишка, Ванятка рос.
…Дверь распахнулась. В избу Перфильева ввалился здоровенный желтобородый мужик, с шрамами на лице и покрасневшими от недосыпа глазами.
- Иван Похабов я, сын боярский. Велено снаряжать поход на землицу брацкую, по велению государя нашего Алексея Михайловича!
Послесловие: Имена Вихоря Савина, Максима Перфильева, Дунайки Васильева, Якова и Ивана Похабовых, и многих служилых остались в истории и географии Сибири. Но никто не знает, где и как окончили свой путь Кодогонь и Кутугур-нойоны, как и их соратники. Историю пишут победители…
[i] Именем Савина названа деревня, позже посёлок Вихоревка возле г.Братска.
[ii] Рыдать, плакать нет больше сил
Из дома не идет больше дым
Падшими рабами став, сидим
Погасли…закончились…
[iii] Отец, отец…
Ждите, вытащу отсюда.
[iv] Парусно-гребное судно.
[v] Нарезное длинноствольное ружьё.
[vi] Стрелять!
[vii] Город, буквально – тёплое зимовье.
Фото: С.Лыгденов
В сюжете: БурятымонголыБурятияИркутская областьиркутские бурятыИркутск-Эрхүү350 лет Бурятии в составе России