Моя Панмонголия: этнос на пороге новой эпохи
Может, ошибаюсь, но в последнее время из нашего самосознания как-то выветривается тема общего будущего монголов. Возникает желание привлечь внимание к этому обстоятельству. Однако моя позиция может показаться неадекватной. Если так, то пусть инет знает, что есть один такой сумасшедший. Предлагаю вниманию соплеменников подборку из своих многотрудных размышлений.
Продолжение. Начало – «Моя Панмоголия» на АРД.
п. 3.
Может ли Монголия – вернее, могут ли халха-монголы в своем развитии обойтись без какой либо интеграции? Нет.
Нет, если принять во внимание то обстоятельство, что так называемые «развитие общества», «экономическое развитие» не являются просто социальным и экономическим процессами. Это развитие содержит то, что, собственно, и развивается за всем этим. А именно – этнос (как биосоциальное, или экосоциальное явление).
«Народ», «нация», «общество», «государство» – все это производные формы социального и политического развития этноса как реального физического субъекта действия.
Действующее лицо всегда одно – этнос. А как раз его-то развитие – в нашем случае – связано с интеграцией всего степного генофонда.
Если же «общество» и прочие универсалии и понятия превращаются в самостоятельный субъект, а реальный народ – этнос, наоборот, игнорируется, изображается ангажированной социологией некоей «вымышленной реальностью», тогда то, что называется развитием страны – не может дать никакой гарантии относительно интересов этноса.
Дело в том, что интеграция – это, безусловно, развитие страны, тогда как развитие страны совсем не обязательно есть интеграция. Оно может протекать вне последней, без нее. Такое может быть вследствие отсутствия общепризнанной наццели.
Чисто экономические цели, только "правильный" частнопредпринимательский интерес прибыли не могут дать никакой гарантии, что в страну будут прибывать сами монголы. Если китайский рабочий будет дешевле – а он естественно будет дешевле – чем скажем бурятский, то трудовая эмиграция в целях удовлетворения растущей потребности в рабочей силе, закономерно станет эмиграцией в Монголию китайцев и прочих немонголов.
Может, конечно, 1% монголов Китая прибыть вместе с 99% китайцев, и некоторый процент бурятов с большинством русской трудовой силы. Согласитесь, что это трудно будет назвать интеграцией монголов, да и развитием страны – ибо оно будет идти без монголов. Такой экономический прогресс означал бы только ускорение регресса этноса в целом.
Общенациональная идея должна выступать самостоятельной силой, осознающей себя как самоценность. Интеграция должна быть силой этнического самосознания. Только в таком случае развитие страны и этноса могут совпадать и быть одним процессом.
Сказанное не означает отрицания предпринимательского интереса. Наоборот, управляемая, точнее самоуправляемая интеграция подразумевает, что интересы бизнеса будут шире, чем просто накопление прибыли.
Или скажем так. Перед нашим бизнесом стоит задача организации труда собственного этноса таким образом, чтобы получать не просто больший финансовый результат – больший, чем это имело бы место в случае применения немонголов – но также результат национальный.
Что имеется в виду. Дешевая рабочая сила - это низкий материальный и социальный уровень жизни народа.
Наша национальная цель должна предполагать напротив максимально возможный – оправданный рост этого уровня. Поэтому требуется совместить на первый взгляд невозможные вещи. Увеличивая затраты на рабочую силу – добиваться увеличения прибыли.
Но я забегаю вперед.
Таким образом, третий тезис гласит – интеграция должна быть осознанным и самоуправляемым процессом.
Раз никто не запрещает, продолжу
п.4. Из предыдущих пунктов следует, что основой интеграции является совместное строительство современной экономики и, как говорят, «свободного общества». Можно было на этом остановиться и разрабатывать тему как типовую задачу «демократизации» и «свободного рынка». Но это было бы, по меньшей мере, скучно. Куда интереснее, если нашу нацтему рассматривать как некую историческую и социальную проблему.
Для начала нужно поставить под сомнение общепринятую трактовку этих затасканных понятий.
То есть нужно спросить: а что такое эти современная экономика, экономическое развитие, демократия и свобода? К чему вообще в действительности мы должны переходить от нашего разрозненного состояния и от всё ещё главенствующего кочевого уклада?
Пресловутый кризис – это прямой результат того, что экономическая действительность становится существенно другой, тогда как способы ее организации остаются по сути неизменными.
Если западные демократии есть ориентир для нашей будущей общности, то это справедливо – лишь относительно нас, относительно менее развитых сообществ. Однако относительно самого содержания – действительного содержания – этих понятий возникает, так сказать, когнитивный диссонанс.
Поэтому я и спрашиваю – а что, собственно, мы должны строить под лозунгом экономического развития и цивилизованного общества?
Моя посылка в том, что мир сегодня находится в самом начале становления нового – формационного – типа экономики, которую принято называть «информационной». Ее особенность в том, что она, с одной стороны, формируется новым технологическим укладом общественного производства, а с другой – содержит необходимость трансформации в целом всего общественно-политического строя.
Мы сегодня живем в эпоху аналогичную эпохе перехода от феодального общества к капитализму. Изобретение в 17 веке механических ткацких станков, сменивших ручные, и последующее появление паровых двигателей положили начало формированию совершенно новых дотоле неизвестных экономических и социальных отношений. Мир в лице феодального общества вступил в период кризисов и крушений «незыблемых устоев».
Сегодня такие же последствия начинают вызывать нанотехнологии, электронные коммуникации и автоматизированные (роботизированные) производства. Естественно, рождаются множество всяких альтернативных идей о «светлом будущем» и движений, пытающихся их реализовывать.
Однако не эти идеи, а сами экономические требования дальнейшего развития общества выступают теперь самыми настоящими революционными факторами нашей жизни.
Пресловутый кризис – это прямой результат того, что экономическая действительность становится существенно другой, тогда как способы ее организации остаются по сути неизменными.
Следовательно, кризис в действительности есть проблема общественного производства в целом. Речь уже не может идти только об «управлении экономикой». Речь идет об экономике в широком смысле, как общественных отношениях вокруг материального производства.
Значит, мы говорим о соответствующем теоретическом инструменте познания данного объекта.
Иначе говоря – то, что называется общественным развитием, настоятельно требует возвращения в политический, социальный, теоретический дискурс современности той самой науки, которую совсем недавно пыталась устранить банальнейшая мелкособственническая психология, возведенная в ранг госидеологии. Я имею в виду политэкономию.
Однако здесь я хочу особо подчеркнуть, что отождествление политэкономии Маркса с тем, что несли товарищи коммунисты – в корне неверно. Скорее коммунисты имеют отношение к другой, немарксистской политэкономии. "Комидеология" – это типичная "подстава", каких в истории в общем-то полно. На этой теме я хотел бы остановиться позже.
Итак, мысль четвертая. Наша задача нацобъединения – поскольку она связывается с реализацией демократии и современной экономики – имеет некоторое отношение к глобальному миросистемному вопросу о новой общественно-экономической формации.
Хочу извиниться, если кому такое направление темы кажется неинтересным. Обещаю, что не буду далеко уходить от интеграции. А то, что выдвигаю здесь в качестве ее объективного основания – правильнее, конечно, излагать в другом формате и пространстве интернета…
Продолжение следует...
Иллюстрация – Чингис Шонхоров, из серии "Земля монголов", "Возвращение хаана", 2001г, холст, масло.