Сосны моей памяти
АРД представляет новый рассказ бурятского автора Даримы Башкуевой.
Когда мы с бабушкой ездили в колхозный центр, всегда проезжали мимо скалы, на которой стройными рядами росли сосны. Сосны были высокими, ветвистыми, да и скала возвышала их и от этого они казались мне некими таинственными исполинами, стоявшими на страже нашей дороги. По этой дороге в любое время года путники направлялись по своим делам. Путь этот иногда пролегал и в последний раз.
Моя бабушка утверждала, что сосны являются ее ровесницами. При этом помнилось ей, когда она была маленькой девочкой как я, то они были с нее ростом. Как бы ни старалась, никак не могла представить свою бабушку какой-то девочкой. Она всегда была в том возрасте, в котором и должны находиться все бабушки, и мощный сосновый ряд, также с трудом представлялся низенькими сосенками.
Когда я пошла в школу научилась наряжать елку ледяными игрушками. Сожалела, что раньше не знала, как это делается, а то на заимке у нас все окрестные елочки были бы украшены мной. Все оказалось очень просто и доступно. По совету учительницы, я набирала разные формочки, к примеру, крышки от разной посуды и заполняла их водой. Дальше, обмакнув кисточку для рисования в разные цвета краски, водила им круги по водичке. Туда же попадали концы тесемок, чтоб потом было за что подвешивать ледяные фигурки. Все это на ночь выносилось в холодные сени. А утром давала фигуркам немного подтаять, чтоб легче было достать из формочек. Действительно получались веселые разноцветные елочные игрушки.
Пока же мы с бабушкой благополучно проезжаем мимо наших знакомых сосен. Я смотрела на них и считала про себя, сколько же ледяных фигурок надо мне заморозить, чтоб украсить их. Под равномерный звук полозьев, сон незаметно подкрадывался ко мне, и я быстро сбивалась со счета.
Смутно помню, как нам с бабушкой на дороге встретилась женщина с соседней заимки. Как полагалось, останавливали лошадей, чтобы обменяться последними новостями. Почему-то женщина настоятельно спрашивала меня, по каким причинам ее муж так долго не возвращается домой. Дальше уже со слов бабушки вам расскажу, что в те далекие 50-ые годы колхозные пастухи перегоняли скот на мясокомбинат, находящийся в городе. Дорога была дальняя, трудная. Люди с плохими намерениями, осенняя слякоть и первые заморозки встречались на их пути. Пастухи, без потерь, в целостности и сохранности должны были перегнать гурт. Они еще и следили за упитанностью скота, чтоб с трудом набранный к осени вес не терялся по дороге.
По рассказам бабушки в ответ женщине я твердила одно единственное слово «ХадааҺан». Они были очень озадачены, не понимали к чему здесь гвозди, разве, что в крышку гроба. Женщина уехала в расстроенных чувствах. По мнению моей бабушки, я могла увидеть, что было в прошлом, умела предсказывать будущее. Бывало, животноводы, жившие поблизости, в шутку советовали моей бабушке бросить колхозный труд, сшить суму и ходить по округе с внучкой, то есть со мной. В то далекое время буддизм был в запрете, ясновидящие и гадалки тоже были редкостью, так что легко могли мы себя прокормить.
Что касается той расстроенной женщины, то ее муж вернулся живым и невредимым. Привез гвозди. Тогда в строительстве приходилось обходиться без гвоздей, они были в большом дефиците. Радовались привезенным гвоздям, не менее, чем приезду мужчины. Моя слава предсказательницы все более укрепилась. Так продолжалось где-то до поступления школы. Там началась другая жизнь, полная новых впечатлений и забот.
В школе научилась петь новогоднюю песенку «В лесу родилась елочка…» Правда, значение русских слов совсем не понимала, но знала, пою о маленькой сосенке, которая зимой и летом росла в лесу зеленая. Однажды ее срубили, привезли детишкам на праздник. В лесу, я додумывала, без елочки грустно стало морозам и метели, волку и трусишке зайке. Бедную елочку невольно сравнивала с собой, ведь взрослые говорили, что на заимке стало скучно без меня. На душе становилось грустно, вспоминалась бабушка.
На зимних заимках и летних стоянках мне обычно играть было не с кем. Бабушка с дедушкой с утра до ночи были заняты по уходу за колхозным стадом коров. Меня же окружали домашние животные: поросята, собаки, кошки, курочки и петухи. Последним бросала зерно, собакам косточки, кошкам и поросятам наливала молоко.
За вечерней трапезой пыталась копировать своих подопечных. Клевала крошки хлеба со стола, тарелка супа поедалась без ложки. Бывало, вставала на колени перед табуреткой, в ладошки брала косточку, обгрызала ее, изображая наших собак. При этом просила дедушку отобрать у меня эту косточку, на что дедушка добросовестно показывал свои претензии к ней. В ответ я сердито рычала, как бы защищая свою добычу.
Все эти дикие игры долго продолжаться не могли. На спад шли лютые морозы, солнце светило ярче, приближался долгожданный праздник Сагаан Һара - Белый месяц.
Бабушка долбила железным трезубцем мерзлую землю, таким образом, доставала заветный холщовый мешочек. Поздней осенью мы с ней ходили по ближним холмам, высматривая засохший, неприметный стебелек, когда-то ярко красной сараны. Собранные клубни бабушка закапывала в землю, чтоб сохранить их до первых весенних дней. Из этих клубней она варила «үрмэ», традиционное угощение на Сагаалган.
В чугунной ступе разбивались на кусочки крупные слитки сахара. Клубни варились в молоке, туда же шли кусочки сахара, карамели и шоколадные конфеты. Для получения густоты добавлялись печенья и пряники, иной раз даже молотая черемуха. Вся эта вкуснота заправлялась сметаной. Угощение получалось на славу. А дедушка заносил с морозу, припасенные к празднику, лучшие куски мяса. Затем отошедшее от холода мясо попадало в специальное деревянное корытце, и дед топориком старательно рубил их на мелкие кусочки. Затем полученный фарш вместе солью и засушенным степным луком попадал в говяжьи кишки, которые ниточкой завязывались с обоих концов. Таким образом, получались мясные колбаски.
Накануне Сагаалгана есть определенный день, когда полагалось наедаться мясными блюдами. Бабушка осторожно спускала в кипящую воду дожидающиеся своего часа колбаски, чтоб отварить до готовности. Отведать или съесть их, нужна была особая сноровка. Если колбасный сок вырывался все- таки в наружу, то мог достичь горячей струей даже потолка нашей хибарки или же обжечь руку, испортив этим долгожданные праздники. Но все обходилось более- менее благополучно. Под руководством бабушки я аккуратно откусывала кончик колбаски, и ко мне в рот попадало вкусное, необычно мягкое и сочное мясо.
В праздничные дни дедушка запрягал выездные сани. Наша лошадка выглядела нарядно: над ней возвышалась дуга с колокольчиком, на гриве красовалась яркая ленточка. Меня усаживали в сани спиной к лошади, бабушка садилась, подобрав под себя полы праздничного дэгэла- пальто, и брала в левую руки вожжи, а в правую- новенький кнут. Так мы ехали навещать соседей и родственников в Сагаан һара- Белый месяц!
В гостях я вдоволь играла с нарядно одетыми детьми, пробовала разные угощения. Обычно детей принято было одаривать кусочками сахара, конфетами, пряниками, а то и мелкими деньгами. Бабушка заранее мне шила полотняный мешочек, который быстро наполнялся подарками.
Усталые и довольные мы возвращались домой. На ночном небе тоненьким серпиком блестела луна. От белого снега вокруг было светло. Над черными соснами мерцали яркие звезды. Лошадь везла нас быстро и без помощи грозного кнута. Она знала, несмотря на позднее время, дома ее ждет охапка сена. Вдали залаяли наши собаки. Вот- вот выйдет во двор дедушка, чтоб встретить нас.
Дедушка с бабушкой родились в самом начале двадцатого века. Вся их жизнь была посвящена коллективному колхозному труду. Я не ошибусь, если скажу, что они могли выполнить любую работу, которая требовала ловкости рук, физической силы и сноровки. К примеру, дедушка умел без единого гвоздя смастерить сани. Для этого зимой, когда мороз был особенно крепкий, он выезжал в лес, чтобы срубить пару молоденьких, звонких от стужи, березок.
Позже, освободив от сучьев и ненужных веток, заносил их в дом. Холодные голенькие жердины, попадала на раскаленную печную плиту. От них сразу шел горячий пар, плита сердито шипела. Дедушка старательно переворачивал каждую жердину, подставляя еще мерзлые бока печному жару.
Оттаявшие жердины постепенно становились гибкими. Тут наступал ответственный момент. Дедушка со всей силой начинал загибать толстый конец одной из жердин. Мы с братьями прекращали беготню и стояли рядом, готовые придти на помощь. Когда доводил до упора, я быстро протягивала ему приготовленные веревки. В этот момент дед был особенно сосредоточенным, даже немного злым. По заранее намеченным зарубкам изрядно повозившись, он стягивал веревкой уже вогнутый конец с другой стороной. Так же поступал и со второй жердиной. Оба они напоминали туго натянутые рогатины. Далее они должны были, находиться в теплом месте на печи, под самым потолком, чтобы хорошенько подсохнуть. Позже, с помощью работящих умелых рук нашего дедушки, эти березовые жердины становились легкими скользкими полозьями для саней или салазок.
Мы с бабушкой продолжаем так же благополучно проезжать по дороге, пролегающей под скалой, на которой крепко держался тот же сосновый ряд. Летом они стояли темно- зеленые, а зимой серебристо- белые под тяжестью выпавшего снега. Недалеко проходили сезонные работы. Весенние дни трактора пахали землю, осенью ходили по полю комбайны, летом в низах косили сено. Помню, заезжали на сенокосную бригаду. Дети на лошадях возили копна, мужчины и женщины сооружали огромные стога. Вокруг росло множество красивых цветов, но мое внимание привлекло высокое растение с темно-синей мохнатой головкой. Наша лошадь рвала и съедала их прямо на ходу. Если она была на привязи и не могла их достать, то я ломала стебельки и подносила прямо к ее губам. Суровая рабочая лошадь, непривыкшая ко всяким любезностям, осторожно поедала с моих рук. Добрая повариха угощала супом. Так как ложек не хватило, бабушка подавала мне щепочку, чтоб я могла достать длинную лапшу. Наевшись горячего супа, садились на телегу и ехали дальше.
Бабушка по дороге любила вспоминать разные истории. Рассказывала, как однажды Будда пробовал перевоплощаться в разных животных, которые обитали на земле. Побывал в шкуре медведя, полетал птицей, побегал зайчиком. В итоге понял, самая тяжелая участь досталась тягловой лошади.
Дороги были длинными, я уставала сидеть и хотела ехать лежа на телеге. Позволявшая мне многое, бабушка в этом случае была непреклонна, ссылаясь на то, что коню будет тяжелее везти. Помню, я недоумевала и обижалась на нее. Лошадей дедушка с бабушкой берегли на совесть.
В колхозной кузнице имелось маленькое, тесное стойло, где лошади могли стоять смирно, пока кузнец колдовал над их копытами. Нашу лошадь тоже подгоняли в это стойло, где кузнец бесстрашно брался освобождать ее копыта от старых стертых подков. Буквально выдирал плоскогубцами гвоздики, которыми были они прибиты. На замену закреплялись новенькие железные подковы. Лошадь наша как будто становилась выше ростом и бежала быстрее прежнего. Бабушка мне поясняла:
- Конь чувствует себя без подковы, как человек без обуви. Ведь босыми ногами далеко не убежишь, так же и они…
Бывало, ранним утром во дворе стояла наша лошадка, нетерпеливо оглядываясь на нашу хибару. Серебристая от инея и мороза она тихонько ржала в ожидании хозяев.
Первым делом дедушка брал в руки вилы и перебрасывал под ноги коню большую охапку сена. Скребком очищал спину, что бы позже под седлом не образовалась влага. При лютых морозах от этой влаги появлялись льдинки, которые при ходьбе могли повредить лошади спину. Приходилось дедушке также поочередно поднимать им ноги, и отбивать молоточком комья снега, забитые под копыта.
Когда вижу лошадь, со стертыми избитыми копытами, да еще везущую телегу на тяжелых резиновых колесах, мысленно желаю избегнуть ей следующего перерождения животным.
Сразу же вспоминаются мне дедушка с бабушкой. Какими же тружениками были они! Как будто родились для того чтобы только трудиться. Мне могут возразить. В тяжелые для страны времена все граждане были заняты ратным трудом. Но на долю дедушки и бабушки выпали перемены Октябрьской революции, коллективизация страны, тяжелейшие тыловые работы во время Отечественной войны, послевоенные голодные годы, где кроме колхозного поденного труда и не было ничего светлого. Но все тяготы жизни были пройдены с честью, остались почетные грамоты, свидетельства «Ударников коммунистического труда», именные подарки. Еще остались мы, внуки, которые помнят о них.
Ничто не вечно под луной. Бабушка мне говорила, что мир, который нас окружает это и есть иллюзорный мир - «хуурмаг юртэмсэ».
Человек рождается на земле, искренне верит, что впереди его ждет долгая счастливая жизнь. Он стремится к совершенству, строит планы, рядом появляются родные и любимые люди. Но неминуемо время, когда ему придется расстаться с теми, кого любил, принося им боль утраты. Эта же боль может настигнуть и его самого, в силу потери родных и близких.
Нет ничего постоянного на земле. Каждый цветочек или маленькая букашка имеют свои жизненные сроки. Любое рождение заканчивается смертью.
Существует понятие, что вся наша жизнь это есть бегство от смерти.
Я не знала и не могла знать по молодости, что наша дорога с бабушкой подходит к концу. Все мы проживаем только одну жизнь, и она дана, чтоб прошли по ней однажды, второго случая не бывает. Разве, что в следующем перерождении. Но, это совсем другая история.
Однажды бабушка проехала мимо наших сосен последний раз. Брат мой жил и работал на чабанской отаре. С ним она и находилась последние дни. Наверное, почувствовав близкий конец, поехала в колхозный центр. Там прожила совсем немного. Умерла она тихо и неожиданно.
В городе, где я жила на квартире, в посудном шкафу звякнула чайная ложечка. Это был какой-то знак, наверное, последний привет мой бабушки, просто так ложечки не звякают. Конечно, поняла это, как и многое другое, намного позже.
В холодных сенях бабушка лежала на деревянных досках. Ее маленькое худенькое тельце проглядывалось под белым саваном, в который была завернута с ног до головы.
Брат мой бережно взял на руки все еще нашу бабушку и переложил в сколоченный из досок ящик. Рука не поднимается писать «в гроб». Все обстояло предельно просто. Погрузили ящик с телом на кузов грузовой машины и поехали в сторону кладбища. По обычаю женщинам не рекомендуется бывать на местах погребения, тем не менее, я так же забралась на машину.
Шли первые дни ноября. Во дворе стояла тихая погода. Сверху падали крупные снежинки. Вокруг было белым бело, будто в этот день решили земля с небом соединиться.
Машина проезжала под скалами, на которых возвышались знакомые сосны. Под тяжестью падающего снега они выглядели несколько понурыми. Мне казалось, облачились они в белые овчинные бурки, чтобы достойно проводить мою бабушку. Ведь она проезжала мимо них в последний раз, отпустив навечно вожжи своей лошадки, не держала кнут в руках.
На кладбище зияла заранее выкопанная яма, в которой должна была найти свое последнее земное пристанище наша бабушка. Несколько мужчин деловито опустили ящик с телом и, взяв лопаты, начали подбрасывать землю. Погребенье нельзя затягивать, все должно проходить быстро, а то будет «дахуул» - повтор. Еще нельзя причитать и громко плакать.
Мой брат придерживал столбик с «маани», пока другие мужчины старательно его водружали. «Маани» это такое белое полотнище, на которой набиты молитвы об упокоении умершего человека. Позже полотнище, еще некоторое время трепещется на ветру или просто висит при тихой погоде. Но со временем жаркие лучи солнца, холодные ветра превращают его в рваную тряпицу, где уже не различимы священные буквы. Все уходит в тлен.
Машина быстро удалялась с кладбища. Назад оглядываться было нельзя, я тихонько подвывала и украдкой вытирала слезы. Брат прятал мокрые глаза под хмурыми бровями. Брови, которыми так любовалась наша бабушка, называя их «соболиными».
В памяти остался свежий холм земли, в изголовье которого стоял столбик с белоснежным полотнищем «маани», успевшим уже грустно повиснуть. Больше я не была на этом кладбище, конечно, этот холмик давно сравнялся с землей. Так велит опять обычай, который нельзя переступать даже ради самого любимого человека на свете.
Говорят, душа бессмертна, она должна покинуть этот мир не отягченная никакими обстоятельствами. Об этом должны позаботиться оставшиеся в живых родные и близкие умершего человека. В буддийском учении существуют понятие «алта һаба». Ламы- служители культа путем различных вычислений, сравнений даты рождения и времени смерти, при помощи священных книг, выявляют последние просьбы и пожелания покойного. В дальнейшем, родные в дацане заказывают прочтение тех или иных сутр-молитв, чтоб душа родственника могла без препятствий достигнуть «чистые места» Сүхэ- Ваади, ведь круг Сансары - «Сансарын хүрдэ» вращается без остановки.
Поздним вечером я вышла во двор. Небо давно прояснилось, чувствовался крепчающий мороз. Вся окрестность покрылась белым одеялом свежевыпавшего снега. Ярко блестела луна. Вокруг было так светло, что мне невольно вспомнилась та далекая, такая же светлая ночь моего детства, когда вдоволь нагостившись, я возвращалась вместе с бабушкой на заимку, где из жарко натопленной избы, накинув на плечи тужурку, выходил встречать нас еще довольно молодой и крепкий дед.
Все встречи на земле заканчиваются разлукой. Вот и мы проводили в последний путь нашу бабушку. Холмик ее могилки находится далеко от местности Хахир, где ранее на маленьком кладбище был похоронен наш дед. По древним заветам места захоронения мужа и жены должны находиться в разных местностях.
Иногда приходится разлучаться даже после смерти. Таковы неписаные законы обычаев.
Вдали над высокой горой мерцает незнакомая звезда. Мне кажется, что ее тусклый свет падает на одинокий холмик тихого кладбища. Вьющееся на слабом ветру полотно «маани» сливается с белым снегом. Только отчетливо видны новенькие печатные буквы санскрита. Свет этой звезды как будто помогает небесам разглядеть священные мантры, призывающие земной покой и благодать свыше. Я была уверена, душа моей бабушки легко вознесется в звездную бездну.
Р.S. Сосны бабушкины ровесницы, здравствуют до сих, хотя говорят у людей и деревьев равный срок жизни. Наверное, деревья умирают стоя.
Бабушку звали Дагзама. Дедушка иногда называл ее Дарьмаа. Вот откуда взялось и мое имя.
Справка
Справка Самбуева (Башкуева) Дарима Гармаевна. Родилась в селе Баянгол Хоринского аймака. Училась в Тэгдинской средней школе. В 1979 году окончила Восточно-Сибирский институт культуры, отделение театральной режиссуры. Работала режиссером Улан-Удэнской студии телевидения (БГТРК). Окончила курсы режиссеров при Центральном телевидении. Создавала популярные телепередачи для детей «Унтаахай», «Уроки бурятского языка». Автор пьесы «Свет блуждающей звезды», рассказов для детей (на бурятском языке). Публиковалась в журналах «Байгал» и «Байкал». Пишет на родном бурятском языке в редкой ныне литературной версии (хоринский диалект). По отзывам писателей, владеет всей палитрой бурятского языка (детские рассказы, пьеса). Но может писать и на русском.