Буддийская живопись это часть нашей культуры, считает мастер танкописи Баярма Ободоева
Искусство буддийской религиозной живописи насчитывает многовековую историю. Свой глубокий след в этой истории оставили и бурятские мастера прошлого. Сегодня этот вид искусства переживает новый расцвет.
Искусство буддийской религиозной живописи насчитывает многовековую историю. Свой глубокий след в этой истории оставили и бурятские мастера прошлого. Сегодня этот вид искусства переживает новый расцвет. Бурятия удерживает прочные лидерские позиции в сфере буддийской живописи в масштабах всей России.
Недавно в Улан-Удэ вернулась художница Баярма Ободоева, в течение 10 лет изучавшая секреты мастерства буддийской живописи в индийской Дхарамсале. Почему она выбрала эту профессию, востребованы ли сегодня буддийские живописцы в Бурятии, о персональной выставке и дальнейших планах, Баярма рассказала в интервью ARD.
– Баярма, как люди приходят к тому, чтобы учиться на мастера буддийской живописи?
– У каждого своя история. Не могу сказать, что у нас была религиозная семья, но мою маму можно назвать верующим человеком. После окончания школы она за руку привела меня в студию Дашинимы Дугаровича Дугарова «Буряад зураг».
Летом мы выезжали в Агинский дацан на реставрацию внешней и внутренней росписи, а в остальное время расписывали орнаменты. Нас научили изготавливать минеральные краски из лазурита, малахита и других камней, определять цвета. В студии Дашинимы Дугаровича я получила необходимую базу. Затем в течение двух лет проходила обучение у знаменитого мастера Александра Арамовича Кочарова, и поэтому приехала в Индию уже подготовленной.
– В какую школу ты попала в Индии?
– В Дхарамсале, где расположен центр тибетской диаспоры в Индии, есть две основные школы буддийской живописи. Одна из них находится в дворцово-парковом комплексе Норбулинка и является платной для иностранцев. Обучение и работа организованы там на хорошем уровне, поэтому школа неплохо зарабатывает.
Я же училась в школе при Библиотеке тибетских трудов и архивов, которая намного скромнее, но уровень мастерства учителей там выше. Наша школа бесплатная и держится на энтузиазме и альтруизме. Ну и какую-то роль играет спонсорская помощь со стороны западных буддистов. Мне нравится моя школа тем, что она ближе к традиционному формату. Мои учителя –покойный Ген Сангьей-Еше, Ген Мигмар, Ген Тендзин Нгодруп и, конечно Александр Кочаров, вне сомнений, являлись и являются одними из лучших мастеров в мире. Я очень горжусь ими.
– Сколько лет велось обучение?
– Я поступила в эту школу в 2003 году. Пришлось изучать все с самых азов: лицо, тело и одеяния будд, бодхисаттв, тантрийских идамов – все строго по канону. Мне понадобился год только для того, чтобы отработать базовые навыки. При этом ранее я не изучала тибетский язык. Всему приходилось учиться в процессе обучения мастерству.
Могу сказать, что просидела в школе от и до. Ежедневно по 8 часов плотной учебы и работы. У нас был хороший класс, мы много общались, спорили и до сих пор очень дружим.
– Чем процесс буддийской религиозной живописи отличается от любого другого творческого процесса?
– Наверное, все зависит от отношения к тому, что ты изображаешь. Я занимаюсь религиозной живописью, а это все связано с личной религиозной практикой. Я еще только начинающий практик. Никогда не рвалась получать тантрийские посвящения, но считаю своим личным идамом Зеленую Тару.
Должна сказать, что я постигаю буддизм на уровне мирянина, но некоторые практики и обряды мне необходимы для творчества. Буддийская живопись – особый вид искусства. Сюда идут не для зарабатывания денег, не для славы и даже не совсем для самореализации. Должна быть какая-то особая мотивация.
Случайные люди в этой сфере не задерживаются. По моему опыту, из десяти желающих только двое могут чего-то достичь. Сам процесс творения танки очень сложен. Необходимо потратить много времени на создание композиции, нужно последовательно накладывать краски, сохраняя оптимальную комбинацию веществ.
Минеральные краски очень тяжело кладутся на холст. Клей, кисти, краски – изготовлены из природных материалов и требуют усидчивости от мастера. Суета и горячие сроки тут совершенно противопоказаны. А то, что действительно нужно, так это созерцательность, спокойствие и умиротворенность.
– Сколько у тебя законченных работ?
– На сегодняшний день порядка сорока. Мои работы имеются в частных и монастырских коллекциях США, Сингапура, Казахстана, Бурятии, Красноярска, Москвы. Я, конечно, внимательно слежу за тем, куда попадают мои работы. В основном это дацаны и дхарма-центры.
Свою самую первую работу я подарила своему учителю. Это традиция, дань благодарности школе. Очень помогают люди, неравнодушные к нашему делу. Меня долгое время спонсировала одна сингапурская семья буддистов. Они просто увидели мои работы и предложили помощь.
– Кого из мастеров Бурятии ты бы отметила?
– Это, несомненно, Александр Арамович Кочаров, самый авторитетный и крупный мастер в России. Я какое-то время училась у него и очень многое у него получила. Кочаров сегодня в основном сотрудничает с Бурятской традиционной Сангхой России.
С уважением отношусь также к Баир-ламе, Чимит-ламе и Буда-ламе из БТСР. В Калмыкии считаю мастерами Таню Менкобушаеву, тибетцев Цэмпэла и Кушок Миняма. Это все, кстати, мои одноклассники. Калмыки приглашают мастеров из Индии, но я считаю, что в силу многих обстоятельств Калмыкия в этом искусстве намного отстает от Бурятии. Наше преимущество в том, что у нас представлены разные школы. Наши ребята учились и учатся как в Индии, так и в Монголии. Это создает разнообразие, которое формирует интересную творческую среду.
– Ты знаешь, в каком состоянии сегодня школы буддийской живописи в Монголии и Тибете?
– Скажу честно, что не очень хорошо знакома с ситуацией. Знаю, что в Монголии возрождением искусства буддийской танки занимается известный учитель Пурэвбат. Он закончил обучение в Дхарамсале и сегодня пытается воссоздать оригинальный монгольский стиль. В Тибете, как мне кажется, остались еще старые мастера, которые могут работать на высшем уровне.
– Нужны ли люди твоей профессии сегодня в России?
– Не знаю. Я приехала совсем недавно и пока только присматриваюсь. Но я настроена на сотрудничество со всеми, кто проявляет интерес, и стараюсь держаться подальше от политики.
Удалось поработать с Нимажап-ламой Илюхиновым. Он скоро открывает главный зал своего дацана в 47-м квартале Улан-Удэ. Там будут представлены мои работы Авалокитешвары, Манджушри, Ваджрапани и Ваджрасаттвы. Мне очень понравилось работать с Нимажап-ламой, а также с Баиром Сундуповым и Олесей Нургалеевой, которые проделали колоссальную работу по оформлению главного зала дацана.
На сегодняшний день это, пожалуй, самый роскошный храмовый интерьер в Бурятии, а возможно и в России. Сама я до этого и не подозревала, что могу выполнить такой объем работы на заказ. Конечно, было очень сложно, но зато сейчас я ощущаю приятное чувство удовлетворенности тем, что сделала.
Я все же оптимистично настроена. Бурятия – традиционно буддийская республика, а, значит, буддийская живопись это часть нашей культуры. У нас своя глубокая история и свои великие имена. Хочется пробудить интерес людей, показать, чему научилась за все эти годы. Танкопись – профессия эксклюзивная, таких художников никогда не будет много.
– Речь идет о персональной выставке?
– Да, мне бы хотелось выставиться, но пока не знаю, на какой площадке. Мои работы, написанные для дацана в 47-м квартале, скоро займут свое место на стенах главного зала, а потому до этого мне бы хотелось показать их в рамках своей выставки, среди других своих работ. Времени осталось не очень много, но я думаю, решение найдется.
– Желаем удачи!
В сюжете: живописьрелигиозная живописьбуддизм