Памятник основателю Тувы поставили через 82 года
Апрель вписан в историю Тувы памятной датой посвященной самому первому Председателю правительства Танну Тыва, гун-нойону Буяну-Бадыргы. 25 апреля основателю тувинского государства исполнилось бы 123 года. Но он не дожил даже до своего сорокалетия.
«Оореткилээн салгалдарым парлар болду
Оореткилээн салгалдарым оштуу болдум»
«Вскормленные мною – оказались тиграми,
выученным мною – оказался я соперником»
22 марта 1932 г. был подписан смертный приговор, приведенный в исполнение ретивыми революционерами. Теми самыми, кого всего несколько лет назад он направлял на учебу в Москву, в коммунистический университет трудящихся Востока, чтобы у молодой республики были свои, грамотные кадры. Вместе с ним по ложному обвинению был расстрелян секретарь ЦК ТНРП (народно-революционной партии) Иргит Шагдыржап, бывший премьер-министр Куулар Дондук. А выпускник КУТВ Кол Тыыкы, ставший Салчаком Токой на 18 летний юбилей НКВД был награжден Почетной грамотой, в которой значилось: «Чекист должен быть беззаветно преданным партии Ленина-Сталина. Бдительным и беспощадным в борьбе с врагами Советского государства».
Сегодня мы знаем об основателе Тувинского государства только благодаря титаническому, полувековому труду Монгуша Бораховича Кенин-Лопсана. Студентом Ленинградского университета в ноябре 1950 г. была начата рукопись, изданная доктором исторических наук только в феврале 2000 года, как роман-эссе «Буян-Бадыргы». А памятник основателю тувинского государства открыли лишь 82 года спустя, в сентябре 2014-го года.
Буян –Бадыргы - оказался последним, наследным правителем Тувы, он же возглавил и светское (просоветское) правительство ТНР. По крови, по родословной не аристократ, приемный сын последнего правителя Тувы Хайдыпа Угер-Даа. Сам правитель Хайдып умер в 1907 году, предположительно от отравления, после визита в Ус к русскому наместнику для решения вопроса о поселенцах, занимающих отгонные пастбищные земли тувинцев, о чем те подавали жалобы Хайдыпу Угер-Даа.
По свидетельствам очевидцев, «когда он вернулся из Уса, его белые зубы были черными от непонятного недуга». Никогда не употреблявший спиртное правитель Тувы пригубил в знак уважения поданную ему на прощание жидкость. «Русские не обносят как мы одной чашей всех, пьют из разной посуды, поэтому, что ему подали – осталось непонятным. Лама из Хондергея Дарын Шулуу, обследовав больного, сообщил, что тот получил отравляющее вещество. Отпевание Хайдыпа Угер-Даа произведено в строящемся им Устуу-Хурээ» - сказано у Кенин-Лопсана. Родных детей у Хайдыпа Угер-Даа не было, Буян-Бадыргы был усыновлен им, согласно традиции, из многодетной бедной семьи (табунщика).
Усыновленный сын бедного арата вырос в царских условиях. Воспитан был так, как подобало наследнику правителя: знал языки приграничных народов, свободно писал и общался на монгольском, китайском, тибетском, читал на санскрите и русском. Под его руководством была разработана и принята первая Конституция Тувы. Создатель тувинского ревсомола. Первый генеральный секретарь ЦК ТНРП, первый Председатель правительства Тувы, исполнял обязанности Председателя Центрального Совета государства Танды-Тыва Улус, организатор Первого буддийского собора тувинских лам.
История убийства Буяна-Бадыргы началась с исключения из партии в 1929 году за «левый уклон». Решение Управления внутренней политики охраны страны, контролируемое специалистами из СССР было озаглавлено «О контрреволюционных, бандитско-грабительских участниках групп, злоупотреблявших высоким служебным положением, умышленно принимавших участие в Хемчикском восстании черно-желтых феодалов». Расстрелян, предположительно 22 марта 1932 года.
О его последних днях и обо всем, что творилось в Туве в тот период, лучше всего свидетельствуют его стихи, вынесенные и сохраненные монахом Лундуп Оюн хелин (гелонг - сан в буддизме). Стихи были написаны на тибетском, переведены хелином на тувинский и в 1967 году переданы Монгушу Кенин-Лопсану (опубликованы в романе-эссе «Буян-Бадыргы»).
Предсмертное письмо к жене написанное на старомонгольском, начиналось со слов: "Владычица моего очага! Не бойтесь. Не печальтесь. Не переживайте за меня. Меня оклеветали, но я освобожусь..."
Буяна-Бадыргы расстреляли за месяц до 40-летия. В марте 1932 года. Он не вписывался в новые реалии. В 300 метрах от его памятника стоит бюст его убийцы. Конечно, Генсек компартии Салчак Тока не нажимал на курок. Но он подписывал приказы о расходе всех, кто ему не нравился. Предлог был очень значимым - угроза государственной безопасности. Человеческая причина - зависть и страх.
Цикл тюремных стихов, написанных Буяном-Бадырга в неволе, незадолго до расстрела там, где сегодня установлен памятник “Несломленному арату” назывался: «Печаль моего времени», «Печаль моей звезды», «Печаль осеннего грома», «Печаль моей жалости к птице айлан», «Печаль моих костей», «Печаль моей весны», «Печаль моего имени».
По поводу последних стихов тувинского правителя и памятника основателю государства в русскоязычной блогосфере Тувы разразилась дискуссия, с настаиванием на том, что памятник обязательно должен быть не персональным, а парным – вместе с русским купцом, владевшим в дореволюционной Туве обширными активами, ставшим после революции активистом новой власти -г-м Сафьяновым. А авторство стихов оспаривалось на том основании, что нет подлинника и поэтому - это литературная мистификация, приписываемая Кенин-Лопсану.
Надо заметить, что документы об аресте и расстреле самого Буян-Бадыргы были уничтожены после смерти Сталина (по свидетельствам очевидцев, черный пепел от печей органов госбезопасности неделю разносило над всем Кызылом в этот период), поэтому до сих пор невозможна официальная реабилитация главного лица в истории Тувинской Народной Республики. На региональном уровне принят лишь символический акт – ни к чему не обязывающее постановление правительства.
Если следовать логике отказывающих тувинскому правителю в умении читать и писать на других языках, то следует и самого Буяна-Бадыргы признать тогда мистификацией. Нет бумаги – нет человека. Документов и распоряжений своим наследникам, кроме вынесенных и сохраненных тюремных стихов и обращения “Народ мой - клеветой я обесчещен”, он физически не смог оставить.
Адымнын кударалы (Печаль имени моего)
… Кужур чонум, актыг черге нугулдетим
Дорогой мой народ, понапрасну я был оклеветан
Куске тынын узуп корбээн амытан мне.
Даже мыши (дыхание) жизнь не прерывавшее существо я
Кымнарга –даа кара-сеткил сеткивээн мен.
Никому черных мыслей (зла) не желал я
Кызыл-тыным кестин кыры чедип келди
Нить моей жизни у лезвия на краю оказалась...
Народ мой, клеветой я обесчещен
Я, даже мыши жизни не лишавший
Я, никому зла в жизни не желавший
Дыханием у острия ножа стою
Убьют меня за то, что «феодал»
За то, что я возглавил правительство народа
За то, что в партию народную вступил
За то, что я "враг своего народа"
Пусть Родиной останется для вас Танды-Тыва
Поля с обильным щедрым урожаем
И небо ясное пусть будет вашим небом
Стремительные реки пусть будут с вами
День уличенья лжи наступит непременно
Кровавых тайн разоблаченье обязательно придет
Вернут мне имя доброе и честь
И правоту мою восславить - будет время
Мне пришлось собирать сведения у тувинских монахов, в частности, спрашивать мнение Саая Когела, в детстве прошедшего обучение в разрушенном буддийском хурээ Коп-Соок, которое он отстроил заново в новое время своими руками, став смотрителем и монахом. Он подтверждает, что чтение сутр на тибетском и санскрите самим форматом изложения и размером диктуют именно рифмованную речь. Они составлены, как стихи. И ничего удивительного, на взгляд ламы, в том, что человек, прошедший полный курс духовного обучения под руководством своего наставника, (а Буяна-Бадыргы учили тибетские монахи) легко мог писать стихи – нет. Это естественное умение. Для того, чтобы никто посторонний в случае перехвата не мог узнать о чем он пишет, стихи были изложены на тибетском. К жене, не знавшей тибетского - он писал письма на старомонгольском.
Поэтические образы, поднятые в его последних строках о жизни и смерти, о непостоянстве и страдании напрямую указывают на авторство Буяна-Бадыргы. Переводивший их с помощью монаха Люндуп хелина Кенин-Лопсан, как известно, исследователь и последователь шаманизма, довольно критично и открыто выступающий против взглядов и практик “бритологоловых монахов”. В его обширном поэтическом и лексическом арсенале нет тех суждений и образов, которыми может оперировать только посвященный в Учение. Но несомненная заслуга, как автора книги и переводчика, в безупречном оформлении и переложении предсмертных строк Буяна-Бадыргы на тувинский язык (представленный для понимания подстрочный перевод – мой).
Сылдызымнын кударалы (Печаль звезды моей )
...Ожуп калган сылдыс ышкаш болзумза-даа,
Опей ырым ырлаар салгакчым бар...
Вглядываюсь в чернеющую Вселенную:
Темное небо зажгло свои огни
Одна звезда как ветром сдуваемая, отрываясь, сбежала
На черную землю стрелой понеслась,
Будто убегающий от табуна жеребенок
Отчего же звезда от звезд отдалилась?
Мечется в поисках угла, куда бы ей прибиться?
Не нашедшая друга для шептаний одиночка?
Когда бедная звезда направила движение ко мне
Горячими углями стало жечь в груди
Беженка не достигла вершины гор
Угасла, кажется, сгорев дотла…
Причала счастья не сумевшая достичь
Сиротливая звезда разбередила мои мысли
Даже если я похож на ту угасшую звезду
Есть наследник - допеть мою колыбельную песню
Уемнин кударалы (Печаль моего времени)
… Чывар каккан часкы дуне дашкаар унгеш
Сылдыстарлыг оожум дээрни коруп чордум
Сылдыс биле сылдыс домей эвес чораан
Бажыннаткаш, ону сактып мунгарадым...
Подбитой морозом, весенней ночью
В звездах тихое небо я видывал
О том, что не походила одна звезда на другую
В неволе, вспомнив - загрустил
Душной летней ночью, в пути
Волнующие песни девушек я слышал
О том, что не походила одна невеста на другую
В неволе, вспомнив - затосковал
Безмолвной осенней ночью на коне
Проезжал я через поющие пашни, где сеяли и пели
О том, что не походила одна песня на другую
В неволе, вспомнив - взволновался
Суровым утром зимним встав,
В водоворотах, горной речки шум я слышал
О том, как не походил один набегавший бурун на другой
В неволе, вспомнив - сокрушаюсь
Соогумнун кударалы (Печаль костей моих)
В тот миг, когда мое дыхание прервет убийца
Взирать на землю беспристрастно будет небо
Священная Доге вершина, как и прежде, возвышаться будет
Утята игры на стремнине вод продолжат.
Укажут место, где зарыть мои останки
Мой Улуг-Хем волной играя, будет течь без изменений
В слезах останется сестра с ее душою нежной
Обречены будут скитаться мои дети.
На солнечном пригорке б я лежать хотел,
Мне в сердце шумно выстрелят те, кто сейчас кичится властью.
Цветок коричневый распустится на смертном ложе
Лишь в шепоте народном я останусь
Последний жизни день уходит за вершины гор
Истлеют кости, превратившись в прах земной
Лишь красный филин прокричит испуганно в ночи
Когда я буду призван к скалам «той земли»
Фото: Саяна Монгуш