Сегодня день рождения репрессированного классика тувинской литературы Сергея Пюрбю
О том, что значат для Тувы сегодня ее писатели, можно судить по такому факту - в Тувинском государственном университете закрыта кафедра тувинской литературы. Ее "оптимизировали". Насколько хорошо известна тувинская литература за кругом читающих и профессионально ею занятых, можно судить по скандальной инициативе Народного фронта в Туве рассмотреть возможность изучения "родного, тувинского языка", как "второго иностранного". Предложение вызвало в Туве не только возмущение, при его обсуждении педагогическим сообществом выяснилось, что многие имеют смутные представления о тувинской литературе и писателях.
"А как же вы собираетесь переводить Пушкина? Кто вам его переведет?" - ерничали некоторые педагоги, полагающие, что тувинский язык пригоден только для семейного общения.
Имя одного из лучших тувинских переводчиков Пушкина – Сергей Пюрбю. Сегодня республика могла бы отмечать его 102-летие, но никаких литературных событий не наблюдается. Последний раз его имя обширно цитировалось в мировой Сети пару лет назад из-за поста сына писателя Татьяны Толстой – Артемия Лебедева, вдоволь поиздевавшегося над фамилией классика тувинской литературы, попавшейся ему на глаза при мимоходном посещении Тувы.
Строки, подписанные Сергеем Пюрбю, украшали баннер в Кызыле с рифмами “люблю”, Пюрбю”. В комменариях под постом, глумление с неприличными рифмами продолжалось с упоминанием, что имя “великого тувинского писателя” можно с трудом найти и оно лишь два раза попадается в поисковиках.
Возможно, это обстоятельство вынудит республиканское правительство принять меры к тому, чтобы без затрат на издание, имена классиков тувинской литературы и их творчество было представлено хотя бы на сайтах министерства культуры, Национальной библиотеки, Института гуманитарных исследований, и по -хорошему, давно бы пора издать в республике литературную энциклопедию.
Фамилия и отчество Сергея Бакизовича Бюрбю – производные от тувинского Бак-кыс (плохая девочка) и тибетского Пхур-бу. Как известно, вне зависимости от пола, а часто наоборот, чтобы отпугнуть и запутать “злых духов” новорожденным давали некрасивые имена и даже частичку оол-мальчик или кыс- девочка намеренно меняли. При советской паспортизации, приезжие делопроизводители не вникали в происхождение слов и записывали чужеродные слова, как им слышалось (Бакизович вместо Бак-кысович), порождая пласт ничем не обусловленной, искаженной лексики в языке.
Пурбу, Бюрбю, Пурбэ, Пюрбю – тувинские фамилии от Пхур-Бу тибетского «колышек» или «гвоздь» – ритуального кинжала, используемого в обрядах тибетского буддизма для изгнания злых духов.
К слову, тувинская теонимика тесно связана с тибетской ветвью буддизма, как русская с греческими именами божеств, поэтому Пюрбю или Чадамба (Гадамба – наставник), Чимит-Доржу ( Алмаз бессмертия), Чимит (Бессмертный), Лопсан (умный) и т. д. имеют широкое и вполне объяснимое хождение, о чем сыну известного русского писателя наверное не обязательно знать, чтобы всласть поиздеваться над незнакомыми именами.
Имя Сергея Пюрбю было длительное время под запретом. Он один из показательных жертв периода репрессий в Туве из той когорты “запрещенных” писателей, кого в русской литературе представляли Пастернак, Гроссман, Булгаков, Бабель и другие не менее великие имена.
Несмотря или скорее, именно потому что он был первым главой Союза писателей Тувинской Народной Республики, Сергей Пюрбю был арестован одним из первых по знаменитой ст.58 как “враг народа”. Вплоть до 1996 года было невозможно установить и озвучить все детали его ареста и заключения из-за того, что документы были уничтожены.
Сотрудник прокуратуры Ольга Бузыкаева, расследовавшая все дела репрессированных в республике, пишет, как в Туву в декабре 1947 года прибыла карательная группа Союза писателей СССР с полномочиями “разобраться с состоянием дел в тувинской литературе, выявить и дать отпор националистическим, мелкобуржуазным настроениям”.
“Базой для ее визита послужило постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 года “ – пишет она и продолжает:
Никодим Федорович Гильярди и Михаил Маркелович Скуратов – в течение четырех месяцев «скрупулезно» изучали произведения тувинских поэтов и прозаиков» и выявили «наличие откровенно буржуазно-националистических явлений в тувинской литературе чаще всего прикрыты чисто географическими и этнографическими описаниями вне времени и пространства, обнаруживают крайне низкий идейно-политический уровень значительного числа произведений. Эти пороки в наибольшей степени выражены в произведениях Пюрбю и Идам-Сюрюна…».
“Полный отрыв от современной жизни, упорное и злостное пренебрежение темами и задачами современности, исключение человека, людей как объекта художественного произведения, игнорирование подлинной борьбы тувинского народа за перестройку старых, отсталых форм на социалистический лад во всех областях и, таким образом, прямое извращение действительности – вот истинные мотивы всего, с позволения сказать, «творчества» Пюрбю и Идам-Сюрюна… Вот его (Пюрбю) упражнения в лирике, в них много глупенькой мелодрамы, узко личных, чисто субъективных писаний… Все они монотонны и однообразны, и только стоит удивляться, как наша печать могла предоставлять место для публикаций этой пошлятины:
«Не серый листок бумаги, а лицо твое,
Не строй букв, а живой голос твой,
Как восход зари с нетерпением жду я».
Эти строки признания любимой квалифицированы заезжими критиками так: «Они также неискренни, лживы и лицемерны, как и все остальные».
3 апреля 1948 года Н.Гильярди и М.Скуратов подписывают так называемый акт проверки творчества С.Пюрбю и М.Идам-Сюрюна с приложением к нему «материалов». Он с головой выдает авторов неприкрытого доноса на товарищей по литературному цеху. Процитируем лишь одно предложение: «Ввиду того, что вся литературная деятельность С.Пюрбю и М.Идам-Сюрюна является ничем иным, как скрытой, а нередко и открытой проповедью на идеологическом фронте байско-буржуазного национализма, несовместимой со званием советского писателя и гражданина, и наносит огромный вред делу развития молодой советской тувинской литературы, считаем своим долгом довести об этом до сведения органов Министерства государственной безопасности».
И уже через две недели заместитель начальника следственного отделения УМГБ по Тувинской автономной области капитан Михайлов, рассмотрев материалы о «преступной деятельности», нашел: «Пюрбю проводит антисоветскую агитацию, направленную на дискредитацию партийно-советских мероприятий, возводит клевету на национальную политику партии и Советского правительства, а также призывает к изгнанию из Тувы и убийству русских».
Помимо известных «материалов обследования состояния дел в тувинской литературе», следствие УМГБ оперировало показаниями свидетелей, близко знавших С.Б.Пюрбю. Их показания и были положены в основу обвинения тувинского поэта в антисоветской контрреволюционной деятельности.
Однако в 1957 году эти самые свидетели пояснили органам следствия, что они оговорили Пюрбю вследствие принуждения со стороны следователей. Уголовные дела, подобные рассматриваемому, делались по одному сценарию: оговорить, обвинить, осудить. При этом показания самого обвиняемого, его доводы, как правило, во внимание следователями не принимались”.
Насколько надуманным были обвинения свидетельстует то обстоятельство, что обвинитель Михаил Скуратов, будучи его же рецензентом ранее писал: «Широкими эпическими мазками, тончайшими лирическими полутонами он живописует человеческие характеры, преобразования новой жизни. В нем нет и следа национальной замкнутости, он мыслит широкими категориями, созвучными с идеями интернационального мировоззрения. В советской тувинской поэзии он знаменит как старейшина, зачинатель. Нет ни одной темы в его богатомпоэтическом хозяйстве, которые не были бы потом подхвачены и развиты последующими поколениями тувинских поэтов».
Ситуацию осложнило то, что при обыске следователи изъяли немецкий маузер, висевший на стене сувенир от командования Брянского фронта, приобщенный к делу как “незаконное хранение огнестрельного оружия”. Лишь после его смерти, вдова, Нина Дмитриевна получила из госархива подтверждение, что С.Б.Пюрбю в составе тувинской делегации, сопровождавшей 3-й эшелон подарков от тувинского народа Красной Армии был на Брянском фронте, и как все члены тувинской делегации, получил фронтовой подарок – трофейные пистолеты без документов и патронов.
По мнению Ольги Бузыкаевой, “кому-то уж очень хотелось упрятать за решетку поэта, независимого в суждениях и открыто критикующего руководство Тувы за неразумную, с его точки зрения, политику. «А какое он имеет право критиковать, кто он такой, поэт-самоучка?! Пюрбю на допросах держался с достоинством, был объективен и самокритичен. Полностью отрицая свою вину в антисоветской деятельности, он, тем не менее, признавал, что порой в общественных местах, будучи в нетрезвом состоянии, допускал непозволительные выкрики в адрес «голодных русских».
Она пишет: “Никакой агитации или пропаганды против русских, направленной на разжигание национальной вражды, поэт не проводил. Да у него, как он сам признавался, и в мыслях не было такого: он только открыто возмущался поведением отдельных русских граждан, которые позорили-де великую нацию. К тому же, он был женат на русской женщине, имел от нее двоих детей. Впитал в себя дух русской культуры, обучаясь в Ленинграде, а позднее – в Москве. Искренне восхищался шедеврами Пушкина, Толстого, Горького, Шолохова.
Еще тогда, до своего ареста, он вынашивал замыслы перевода их произведений на тувинский язык. И был близок к их осуществлению. Но… Приговором областного суда Тувинской автономной области от 14 июля 1948 года С.Б.Пюрбю был осужден по ст.ст.58-10 ч.1, 59-7 ч.1, 182 ч.1 УК РСФСР «за пропаганду, содержащую призыв к свержению Советской власти», «пропаганду, направленную к возбуждению национальной розни», «хранение огнестрельного оружия» – к 10 годам лишения свободы.
– ...Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил...
– Что ты все шепчешь в темноте? – спрашивал сосед по нарам. – Никак молитву читаешь?
– Молитву, – кратко отвечал заключенный Пюрбю.
– Думаешь, она поможет тебе?
– Она всем помогает: и нам, и тем, кто на свободе. Великая сила в ней.
– Ну, хватит вам шептаться! – недовольно произносил кто-нибудь с верхних нар. – Спать мешаете.
Беззвучно шевелятся губы «политического», строфа за строфой перекладывают на тувинский лад гениальное произведение. Сразу по освобождении Сергей Бакизович засел за письменный стол и не отходил от него, пока не завершил давно задуманное и начатое еще в ГУЛАГе.
Нет, застенки не сломили дух мятежного поэта. Позднее он будет признан мастером тувинской литературы, до последних дней жизни он будет находиться в беспрестанных поисках художественного самовыражения тувинского народа.
На собраниях творческой интеллигенции, литераторов он будет восставать против шаблона, узкотемности, заданности стихов, отрыва от тувинской фольклорной поэтики. И напротив, щедро откликаться на творческие находки товарищей по литературному цеху. Его постоянно можно было видеть среди талантливой молодежи, он охотно помогал молодым и делом, и советом взрослеть, подтягиваться до уровня истинно художественного слова.
Родные недоумевали: когда он все успевает делать? И когда он отдыхает, и отдыхает ли вообще? Дочь Елена вспоминает:
«Папа был очень добр к нам, детям. Никогда не прибегал к физическим наказаниям, даже ни разу в угол не поставил. Говорил: угол для ребенка равносилен тюрьме для взрослого. В основном воспитывал строгим внушением. Когда я в одиннадцать лет травмировала себе ногу, так папа на руках носил меня в школу и обратно. Люди зачастую бывают разными: на людях – одни, дома – другие. Но папа всегда и везде был самим собой”.
В исследовании “ПРОБЛЕМА ИЗУЧЕНИЯ «ВОЗВРАЩЕННОЙ» ПОЭЗИИ ТУВИНСКОГО ПОЭТА С. ПЮРБЮ В НАЦИОНАЛЬНОЙ ШКОЛЕ” авторы приводят сведения о том, что после ареста писателя, его книги постигла та же участь. Сборник стихов «Төрээн черим» (Родная земля), вышедший тиражом 1000 экземпляров был сожжен. В Туве не осталось ни одной книги. Единственный экземпляр оказался в книгохранилище Государственной библиотеки имени Короленко в Харькове. Украинские друзья отправили книгу в Туву 27 августа 1967 года». В списке книг С.Пюрбю в Собрание сочинений репрессированный сборник не включен...
“... Мы считаем, что «возвращенная» поэзия С.Пюрбю в национальной школе изучается неравномерно. Так в хрестоматию 8 и 11 классов не вошли произведения поэта. В государственный стандарт общего образования РТ считаем необходимым, включить для обязательного изучения стихотворение «Кара-Суг», балладу «Чыргалбай» (об историческом прошлом тувинского народа), «Эъжим» (Эъжим – местечко, где родился поэт). Эти стихи считаются одними из лучших творений автора. «Собрание стихов» (1973) С.Пюрбю уже стало библиографической редкостью. Одной из глобальных задач в настоящее время является переиздание «Избранных» писателя” – говорят авторы исследования.
Творческое отличие Пюрбю – стихотворная форма «лесенка».
Писатель Александр Даржай отмечает, что он ввел в тувинскую поэзию «лесенку» Маяковского», начиная со своих первых опытов:
Черлик
дүржок дарлакчының
холдарындан
Чеже хинчек,
олүм-чидим корбежик бис?
Варвара,
жестокого тирана
руки,
сколько нам принесли
потерь и смерти?
(«Да здравствует моя Советская Отчизна»).
Напевы жизни Сергея Пюрбю
…Помню, сделал отец из осины сухой
Лук тугой с тетивой, струн певучих милей...
То-то счастье! Я сам будто в небо лечу
За стрелою, скользящей поверх тополей.
Только радость моя была недолга,
И смущение душу прожгло до поры:
Хоть орлиными перьями оперены
Стрелы, но не летят они выше горы.
И заставил я деда тогда повторить
Сказку старую – о чудесах Курбусту,
И следил, как парил меж звезд богатырь,
И казалось, я с ним бороздил высоту…
(перевод Георгия Курбатского)
Примечание переводчиков: “Богатырь, парящий в небесах, принадлежавших, по народным поверьям, владыке Курбусту-Хана – первый человек в мировой истории, совершивший полёт в космическое пространство Юрий Гагарин. И автор стихотворения Сергей Пюрбю – тоже первый: первый народный писатель Тувы. Талантливый поэт, драматург, литературовед, переводчик В. Шекспира, А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, А.М. Горького, А.Н. Островского, М.Ю. Лермонтова, песен М. Лебедева-Кумача М. Исаковского, Л. Ошанина”.
Лирика
“... Ты прекрасна.
Украшенья – на лето, цветы – на весну.
Знаешь, осенью все потеряет свою новизну.
Ты прекрасна.
Завянет лицо,
Почернеет литье.
И останется только любовь и терпенье твое.
Перевод и предисловие Инны Принцевой: “Всего четыре строфы, начинающиеся короткой, но многозначной фразой-утверждением: «Ты прекрасна». Она позволяет читателю вспомнить библейскую «Песню песней» царя Соломона с ее ставшими классическими поэтическими строками выражения извечного восторга и преклонения мужчины перед совершенством возлюбленной: «О, тыпрекрасна, возлюбленная моя, тыпрекрасна!..»
Биография:
“Что мы еще знаем о нем?” – писала к 90-летию писателя Ольга Бузыкаева. “И первая, и вторая жена у него были русские. И в первой семье у него были дочь и сын, и во второй тоже дочь и сын. О какой же чуть ли не патологической ненависти поэта к русским могли лжесвидетельствовать свидетели? О каком махровом национализме С.Б.Пюрбю они живописали на предварительном следствии, коли он жил стихами Александра Пушкина, прозой Льва Толстого, пьесами Уильяма Шекспира?
Видимо, чувствуя надвигающуюся на него беду, Сергей Бакизович незадолго до ареста настоял на официальном разрыве с первой женой, упросил ее выехать вместе с детьми, Лилией и Виктором, за Саяны. Он знал, предугадывал, какая нелегкая участь могла ждать детей «врага народа». При жизни С.Б.Пюрбю постоянно переписывался с ними, а после его смерти связь прервалась. Дочь Елена не раз пыталась восстановить ее, но безуспешно”.
пока единственная благодарность одному из выдающихся “сыновей тувинского народа”.