Предки бурят в раннем средневековье. Часть 1

Наскальный рисунок на Айха-шулуун (Шишкинская писаница), приписываемый курыканам, и реконструкция курыканского воина Ю.С. Худякова

В истории бурят одним из самых остро дискутируемых вопросов на протяжении почти полувека оставалось определение роли «племени курыкан» в сложении бурятского и якутского народов. Упомянутое в тюркских рунических надписях в 8 веке племя занимало лучшие умы науки. При этом тюркские орхонские тексты о курыканах ограничиваются очень короткими фразами, в которых этот термин просто упоминается в ряду других названий народов. В одном случае их перечисляют в числе народов, отправивших послов к тюркам, в другом — в числе врагов Тюркского каганата.

По имеющимся источникам курыканы жили близко от енисейских кыргызов, поэтому неудивительно было бы найти упоминания о них в енисейских надписях. По мнению некоторых ученых, таковое действительно есть. В одном из енисейских памятников говорится: «когда брали народ курыкан вы были подобны кабану». Здесь надпись является посмертным восхвалением заслуг какого-то знатного енисейского кыргыза. Сам термин курыкан читается предположительно, надпись повреждена. Восхваление выбито на камне с двух сторон, на каждой по три строки. В каждой третьей строке содержится упоминание о военных заслугах. На другой стороне третья строка гласит: «я убивал мужей-воинов, я убивал синих волков». По другой версии перевода, курыканы в памятнике не упоминаются, а речь идет об уйгурах, но фраза о волках на другой стороне камня в этой версии переведена примерно также.

Таковы краткие сведения о курыканах в надписях тюркскими рунами. Разумеется, из такого малоинформативного набора извлечь материал для каких-либо построений было затруднительно, поэтому в основном все теории об этом народе базировались на китайских текстах примерно того же времени. Китайцы описывали народ под названием гулигань, в котором исследователи в целом единодушно видят китайскую передачу тюркского курыкан. В летописях писали, что «страна (енисейских кыргызов) Цзяньгунь на востоке достигает гулигань».

Так был найден основной ориентир для выяснения местоположения гулигань/курыкан — к востоку от территорий современной Тувы и Хакасии, где располагалось государство енисейских кыргызов.

Следующий ориентир - «к северу от Ханьхай» - мало, что дает, если соглашаться с мнением о том, что Ханьхай это пустыня Гоби. Но уже третий ориентир позволяет четче локализовать гулигань/курыкан.

«На север от двух племен гулигань и дубо имеется небольшое море. Когда лед крепок, лошади, идя восемь дней, могут переправиться. На север от моря много больших гор. Жители их по виду очень крупны. Обычаем походят на гулигань.» В этом описании речь может идти только о Байкале, а гулигань размещены южнее его, хотя население к северу описано снова как близкое к ним. К востоку от кыргызов и к югу от Байкала — это районы Тунки и Хубсугульского аймака.

В этой связи встает под вопрос широко распространенное мнение о курумчинской археологической культуре как о памятниках народа гулигань/курыкан, поскольку они находятся в Приангарье, на Верхней Лене и на Ольхоне (сходные памятники обнаруживаются также в низовьях Селенги и в Баргузине). Если принимать китайские сведения, получается, что в перечисленных областях жило, хотя и близкое к гулигань/курыкан население, но не само это племя.

Посмотрим, как китайцы описывали ближайших соседей гулигань/курыкан. Ранее мы уже рассказывали о племени басими/басмыл, о котором сказано: «Живут к югу от Бэйтина и Северного моря, к юго-востоку от цзегу (кыргызы). Живут рассредоточено в горах.» По другому варианту последняя фраза читается: «на юге примыкают к горам». Басмылы также локализуются южнее Байкала, если под ним понимать «Северное море» (Бэйхай), и к юго-востоку от енисейских кыргызов в горных районах, т. е. басмылы должны были жить рядом с гулигань, но чуть южнее. При этом басмылы сближаются А.В. Харинским с ангарскими йелочже/алагчинами, оба племени имели сходные дополнительные названия (в китайской передаче) била/били.

Йелочже, они же хэла и била, размещаются по китайским источникам вблизи «Северного моря» (Бэйхай), и одновременно говорится о том, что они живут к северу от енисейских кыргызов. Последнее обстоятельство позволило многим ученым локализовать это племя в районе современного Красноярска, или во всяком случае, в низовьях Ангары. Однако, кыргызы в отдельные периоды истории занимали в т.ч. современную Туву, где образовывался «выступ» их населения на восток.

К северу от этого выступа будут находиться территории, позднее занятые бурятами-ашабагатами, которые подчинили себе племена на восточной стороне Енисея. Здесь буряты сталкивались со встречной экспансией кыргызов, что весьма напоминает о постоянных войнах алагчинов с кыргызами: “Они много раз воевали друг друга и взаимно вторгались“.

Севернее ашабагаты в 17 веке граничили с бурятами же икинатами, которые распространяли свою власть на эвенкийские племена низовий Ангары и северных ее притоков. Думается, именно эта территория позднейших ашабагатов и икинатов была центром расселения алагчинов, которые, судя по источникам, в целом контролировали довольно обширный регион «с востока на запад — месяц пути». Возможно это является гиперболой древних летописей, или показателем трудности дороги, но суть в том, что алагчины занимали большую территорию, соприкасающуюся с районами, считавшимися областью «северного моря».

Весь вопрос в том, Бэйхай в данном случае это Байкал, или это отголоски слухов о Ледовитом океане? Скорее всего, тут кроется и то, и другое. С одной стороны восточные границы алагчинов реально близки к байкальским районам, с другой — на сведения о них накладывались рассказы об арктическом севере.

Между прочим, говоря о племени с пегими лошадьми (”пегая лошадь” кит. бома, они же йелочжи), китайцы отмечали, что алагчины разводят лошадей, но не имеют быков и овец, и вообще разного рогатого скота. Будучи коневодами, они якобы “на конях не ездят”, но пашут на них и пьют кумыс. Скорее всего, тут имеется в виду особенности их военного дела. У якутов в преданиях описывается, как воины прибывают на бой верхом, но затем спешиваются и сражаются далее пешими. Такая же картина наблюдается в бурятском эпосе. Также об алагчинах делается пометка, что они (на войне) “употребляют лук, стрелы, меч, копье и щит”.

Вероятная связь между алагчинами и басмылами кроется не только в названиях, но в некоторых особенностях материальной культуры и в языке. Алагчины не понимали енисейских кыргызов, говоривших на тюркском, а басмылы, хотя понимали тюрков и говорили на тюркском, имели также собственный, не тюркский, язык.

Одно только войско алагчинов исчислялось в 30 тысяч человек. Пусть даже тут имеется в виду китайское исчисление силы войска, выраженной через условное количество воинов, алагчины выглядят весьма крупным народом. Басмылы же насчитывали всего две тысячи семей.

Если между этими племенами была родственная связь, то скорее басмылы должны были быть ветвью алагчинов, а не наоборот. С учетом того факта, что басмылами в эпоху тюркских каганов руководили князья из каганского рода, можно предполагать политические основания для их отделения от алагчинов и переселения на юг под покровительство тюрков. Те, видимо, поставили над ними своего наместника, родственника кагана, а потомки его стали династией басмыльских князей, что позволило басмылам претендовать на каганскую власть в степи после падения Тюркского каганата.

В свою очередь басмылы были как-то связаны с племенем шары, отмеченном в мусульманских источниках. Оно возглавлялось басмыльским вождем, который то ли носил имя, созвучное названию племени шары, то ли был представителем рода с таким названием, которое перешло на все это племя. Надо заметить, что среди монголов, особенно бурят, есть много этнонимов с корнем шара «желтый» - шаранууд, шарайд, шаралдай.

Таким образом, локализация гулигань/курыкан и йелочжи/алагчинов заставляет задуматься, почему же памятники на Ангаре, Верхней Лене и на Ольхоне приписывают первым, а вторые вообще мало затронуты вниманием? Даже, если отказаться понимать под близостью к Бэйхай соприкосновение границ алагчинов с байкальскими районами, столь крупный народ очевидно должен был оказать влияние на племена, в 13 веке упомянутые источниками в этом регионе.

При отказе от трактовки «близости к Северному морю» как прилегания к районам у Байкала восточные границы алагчинов будут ограничиваться приблизительно рекой Булэн (Белая), или рекой Хути (Китой). Кто в таком случае населял территорию между Байкалом и алагчинами? Китайские источники упоминали еще ряд племен, близких к этому региону, но напрямую не размещали их именно в искомом пространстве.

Кроме гулигань и йелочжи китайские летописи описывали племена дубо, милигэ и эчжэнь. В дубо ученые почти единодушно видят предков племени тубас, давшего название тувинцам. Милигэ некоторые считают самым ранним упоминанием предков мэркитов. Впрочем, это мнение оспаривается и существует версия отождествления милигэ с чулымским племенем мелес. Относительно термина эчжень чаще всего ученые высказываются в пользу его отождествления с этнонимом хааш (качинцы) племени ныне хакасского. В любом случае ни одно из трех племен не локализуется к северо-востоку от Тунки-Оки. При этом все три племени располагаются источниками вблизи енисейских кыргызов, которые “ловят их и употребляют в работу.” В этих условиях соседствующее с курыканами племя дубо, очевидно, стремилось опереться на соседей в борьбе с кыргызами, и отмечаются случаи их совместных посольств к Тан.

Императоры Тан неплохо знали курыкан, славившихся своими лошадьми, десять из которых получил в подарок император Тайцзун. Этим скакунам была посвящена небольшая поэма, дошедшая до наших дней.

К востоку, или даже к юго-востоку, от Байкала в 7-8 вв. располагалось племя байегу (баягут от монг. баян “богатый”), позднее, видимо, разделившееся на баягутов и баргутов. Тюрки называют его байырку, и Т.А. Бертагаев рассматривал это как тюркскую передачу монгольского баярхуу «кичащийся своим богатством». Байегу в китайских источниках не помещаются на запад от Байкала, напротив, так или иначе, но их локализуют восточнее. Однако в рассказах о соседях этого племени содержатся некоторые любопытные сведения.

К северо-востоку от байегу китайцы помещали страну Цзюй, население которой не знало коней и баранов, но занималось оленеводством. Где-то недалеко от Цзюй располагалось «государство Юйчже», в котором уже были, хотя и мало, «быки и лошади», а население «обычаями одинаково с байегу». На север от Цзюй «имеется государство Дахань, богатое баранами, лошадьми.» В Дахань «люди чрезвычайно рослые».

Выше мы приводили цитату из другой летописи, где говорится, что население к северу от гулигань у Байкала отличается крупным телосложением, при этом “обычаем походят на гулигань”. Это очередное свидетельство культурной близости племен региона, при этом свидетельство, скорее всего, относящееся к дахань.

В описаниях этих соседей байегу чрезвычайно интересно, что описываются скотоводческие культуры к северу от оленеводческой зоны. Если «быки и лошади» теоретически могли бы разводиться и в Якутии, то овцеводство в Дахань сужает искомую область до прилегающих к Байкалу районов. К северо-востоку от территории расселения бурят и дауров в 17 веке овцеводство было уже практически невозможно, вряд ли ситуация была иной и тысячелетием ранее.

Поскольку байегу в 7-8 веках жили южнее и ниже наследовавших им баргутов и баягутов 13 века, можно допускать, что Дахань располагалась либо в Баргузине, либо к западу от Байкала. Как вариант, племя «рослых людей» могло жить там и там, но преимущественно все-таки в восточной части. Бурятские легенды о древнем населении Баргузина (ныне в народе отождествляемого с баргутами), что характерно, также рефреном повторяют мотив высокого роста. Этот загадочный народ мог быть связующим звеном между позднейшими баргутами и алагчинами, а через них — с курыканами и басмылами.

Продолжение