Слово в защиту бурятского племени
Весной 1917 года бурятские племена не помешали провозгласить единую национальную автономию, кому они мешают теперь?
Что всегда ставит в тупик в общественно-политическом дискурсе Бурятии, так это способность громко выступать за какую-то идею при умалчивании конкретных проблем, мешающих идее реализоваться. В полной мере это относится к идее единства бурят.
На словах все в Бурятии за единство и против «деления». Но что при этом в последнее время вкладывается в понятие «деление» чаще всего? Объединение бурят по племенному принципу. Ладно, это можно понять. С другой стороны, пониманию не поддается тот факт, что самые шумные борцы с «делением» скромно отмалчиваются по вопросам о не раздутых на пустом месте, а вполне реальных причинах и атрибутах этого деления. Среди таковых главным является раздел Бурятии 1937 года и всё, что за ним последовало. Почему об этом все молчат?
Реальные границы между бурятами были проведены в 1937, республика потеряла треть территории и почти половину титульной нации. Оставшихся за пределами республики бурят ножницы того самого «деления» покромсали и далее, отрезав от всех бурятских автономий Ольхонский и Ононский районы. Агу поделили аж на четыре части, лишь в одной из них оставив автономию уровня округа.
Процесс сложения нормальной современной нации был прерван этим разделом Бурятии в 1937 году, а не племенами в 2010-х годах.
Буряты, как единая нация, начали формироваться с рубежа 19-20-х веков. Однако процесс этот имел, конечно, более глубокие корни. Первые объединяющие структуры, встававшие над племенами, были заложены еще в совместно принятых селенгинцами и хоринцами уложениях так называемого обычного права. Более глобально надплеменное объединение проявилось в структуре буддийской сангхи, охватившей всех восточных бурят и ононских хамниган. Фактически, хотя колониальная администрация вводила препоны для распространения влияния хамбо-лам на верующих буддистов Иркутской губернии, в частности, на аларцев, центростремительное движение под религиозным началом шло и на западе.
Ничто так не сплачивает разрозненные племена, как общая опасность.
С 1880-х наступление на старые права и договоры с бурятами приобрело значительную силу и вылилось в ликвидацию внутренней автономии степных дум. На востоке это усугубилось тем, что идущая параллельно земельная реформа претендовала на те земли, что издавна были признаны русскими императорами бурятскими «на вечные времена». С сопротивления этим реформам началось бурятское национальное движение, в котором буряты старались действовать в контакте и союзе между племенами. На протяжении нескольких лет сопротивление в основном полыхало на территориях Хоринской и Агинской степной дум, а также отдельной управы армакских хамниган, что привело даже к введению в Восточной Бурятии «положения усиленной охраны». Однако, очень скоро, при первом же ослаблении царизма во время Первой революции сопротивление открыто охватило все ведомства Бурятии. Тогда буряты постарались скоординировать свои позиции на съездах, объединивших разные этнотерриториальные группы, но с разделением на «забайкальскую» и иркутскую части.
В те дни зарождалось единое бурятское движение, и огромную роль в этом сыграл молодой Цыбен Жамцарано. По молодости лет он еще не мог быть заметной персоной на съездах, но в своих поездках к западным бурятам проводил там собрания, на которых создавались первичные ячейки сопротивления. Все это закладывало основы для грядущего совместного выступления восточных и западных бурят. Момент этот настал с падением царизма в феврале 1917 года.
Весной 1917 представители обеих ветвей бурятского народа совместно готовят первый общенациональный съезд. 23 апреля 1917 года съезд объединяет делегатов от Восточной и Западной Бурятии, от бурятских казаков и от ононских хамниган (до того даже не называвшихся бурятами). Съезд принял основные положения о бурятской национальной автономии. Сложение единой бурятской нации стало свершившимся фактом.
Во всем процессе движения бурят к съезду 17 года прослеживается полное сохранение условно «племенного» сознания. С 1900 по 1917 год хоринцы продолжали осознавать себя хоринцами, а булагаты — булагатами. Более того, и тогда, и еще почти пару десятилетий далее, продолжали функционировать некоторые атрибуты племенного единства. Западные булагаты проводили тайлганы в честь прародителя племени, а восточные хоринцы — тахилганы (обоо тахилга) общехоринского культа Буурал баабайнар. Сохранение племенного сознания не помешало формированию единой бурятской автономии, более того, как раз представители хоринского племени и задавали тон движению на востоке, а представители булагатского — на западе.
Племена по большому счету никогда не служили причиной для политического раскола бурятской нации. Разделение всегда происходило по совокупности разнородных причин и было обусловлено огромным множеством факторов, среди которых племенной играл не самую выдающуюся роль. Важным фактором политической раздробленности всегда был административно-территориальный.
Отделение Агинской думы от Хоринской, если бы гипотетически оно состоялось до Указа Петра I о признании хоринских земель, могло бы привести к разному пути двух ветвей хоринского этноса во время событий 1900-1907 гг. Однако наличие общей истории, которая напрямую была связана с правами на землю, спаяло две хоринские ветви до полного совпадения политических позиций. Но их ситуация была уникальна, и не могла быть применена ко всей Бурятии. В других местах административное деление и дробление на мелкие степные думы и иноземные управы подрывало осознание общности политических и экономических целей.
В Якутии на огромной территории действовала только одна Якутская степная дума и формированию единой нации ничто не мешало, и сегодня якуты — редкий пример монолитности крупного для Сибири коренного народа. В то же время и у бурят на более мелком уровне шли подобные процессы. Селенгинская степная дума, которая объединила огромное множество осколков разных племен и родов, показывает пример успешного цементирования этнотерриториальной группы, в которой население говорило на нескольких разных диалектах. При господстве цонголо-сартульских говоров, все еще говорят по-хорински на севере современного Селенгинского района, во всей Иволге, и в той части Забайкальского края, где оказались буряты из бывшей Селенгинской думы. Ашаабгаты в Бичуре и частично в Кяхтинском районе сохраняют свой собственный диалект. Однако за период существования единой бурятской администрации для всего этого разнородного населения, оно вполне привыкло к осознанию своего, пусть не племенного, но культурного единства. Кстати, на Селенге многие вполне помнят свою принадлежность к ашаабгатам, цонголам, сартулам, шарайтам (хоринский род), хухытам (род из Южной Монголии) и другим, что не подрывает достаточно устойчивого осознания культурно-исторической общности под названием «селенгинские буряты».
Исторический опыт сосуществования бурятских племен показывает, что они-то, как правило, всегда рано или поздно находят способы кооперации. В конце концов племена еще существовали, когда произошло историческое волеизъявление бурятского народа, в результате которого была создана единая национальная автономия. Потеряли это единство мы в 1937, когда в общем-то у нас объективно не было возможности противостоять и победить. Но вот наступила перестройка и гласность, затем пришли ельцинские времена, племен уже не было, было мелкодробное деление по районам. На базе этой россыпи камушков построили почти такие же микроскопические землячества. И чего они добились с тех пор?
«Кижингинские», «баргузинские», «тункинские», «агинские», «читинские» и т. д. Вот это кто-то считает великим достижением на пути к единству? Неужели ситуация дробления на 22 района в РБ, еще больше десятка районов Забкрая и столько же Иркутской области, это то, что нам надо? У нас уже четверь века действует формат так называемых землячеств, основанный на районном принципе, и толку от него в общенациональном плане чуть более, чем ноль. Между собой землячества ни о чем действительно значительном договориться не могут, а каждое по отдельности представляет собой такую ничтожную силу, что на ни что заметное в общебурятском масштабе не способно по определению.
Землячества даже не являются бурятской традицией. Они появились в советское время неофициально, в 1990-е годы оформились, но сейчас почему-то считаются частью нашей традиционной культуры. Это, мягко говоря, не правда. Традиционно у бурят был институт рода, род входил в состав племени, а вот “районов” и “районных землячеств” не было. Эта новация пришла в нашу жизнь как раз в ту нишу, где раньше были племена. Стало лучше?
Четверть века прошло, целое поколение. Никаких племен, точнее институтов племен, не было (за единственным исключением культурного фестиваля хонгодоров). За эти четверь века никакое «деление» никуда не делось. Мы не только не вернули себе политическое единство, мы еще и раздробились в нечто вроде порошка или, в лучше случае, песчано-гравийной смеси, внутри даже самой Республики. Значит, племена в поддержании этого деления в общем-то ни причем. Скорее уж распад институтов племени приводит к дальнейшему, еще более мелкому, дроблению.
Очевидно давно назрело создание институтов, вставших бы над землячествами и в какой-то степени (возможно) объединившими бы их. Общебурятские организации Конгресс и ВАРК — идеи полезные и нужные, но они, как Лапута, парят в небе. Они не способны быть серьезной силой без опоры на землю, а на земле у них нет первичных структур. И не будет. С 1988 года их нету, значит не появятся они и в 2016.
Никакой мифический лидер, о котором модно было мечтать лет 5-10 тому назад, в одночасье этого не сделает мановением руки. Не факт, что и племенные объединения родят хоть что-то путное, не факт. Просто текущая ситуация с нашими языком, экономикой, политическим положением, такова, что любой процесс в ней лучше, чем просто сидение на мягком месте. В 1990-х возможно даже и землячества были лучше, чем совсем ничего. На исходе 2010-х годов очевидно, что этот формат себя исчерпал.
Допустим, что продекларированное в прошлом году объединение булагатов, или воссоединение агинцев с хоринцами, тех и других с хонгодорами и шошолоками, не приведут к значительным прорывам в сфере языка, но хуже для бурятского языка они точно не сделают. Допустим, объединение булагатов, или воссоединение, условно названное «хори-туматским», не приведут к буйному расцвету экономики, но уж подрывать экономику они явно не будут. Что точно будет инициировано в результате воссоздания единого этнокультурного пласта самосознания бурят более чем полутора десятков районов, так это начало стирания полутора десятков границ в сознании представителей этих районов. Уж, наверное, фактор объединяющий бурят в пятнадцати районах, это скорее плюс, чем пятнадцать разъединяющих факторов.
