Переформатировние Бурятии. Как Николай Мошкин стал соорганизатором бурятских процессов
В происходящих эпохальных процессах изменения общественной модели республики, бурятская национальная элита пока играет совершенно служебную и неполноценную роль.
На прошлой неделе Бурятский государственный университет выступил с инициативой присвоения (возвращения) учебному заведению имени выдающегося бурятского ученого Доржи Банзарова. Одновременно с этим ректор Николай Мошкин объявил о начале восстановления бурятского факультета.
Случилось то, чего в некоторой части бурятского истеблишмента не хотели видеть и слышать. Консенсус основной части экспертов, в том числе и я, особенно в период отставки бывшего ректора Степана Калмыкова, твердо сводился к тому, что Мошкин уничтожит главный ВУЗ бурятского народа. Но пока рассуждения такого рода разбиваются и оборачиваются другой реальностью. Более того, на политической арене республики появляется новый игрок.
Итак, что означает ректор Николай Мошкин для Бурятии?
Прежде всего, его появление в роли руководителя самого главного университета Бурятии означает тяжелейший удар по перспективам прежде существовавшей общественно-политической конструкции республики.
Фактически, это продолжение разрушения той структурной матрицы, которая создавалась, а затем кристаллизовалась во второй половине прошлого века Андреем Модогоевым.
Сегодняшние процессы, происходящие внутри бурятского общества, противоречивы. Считается, что буряты встали на ноги как современное развивающееся общество благодаря тому, что позиционировали себя как европеизированный народ. Весь идеологический спектр народа строился на “ненужности” бурятского наследия. Однако, в связи с огромной в последнее время, миграцией сельского населения в Улан-Удэ, на повестке дня встал вопрос возврата к корням и самоидентификации бурят в широком смысле слова. Таким образом, в обществе появился традиционалистский дискурс, который создал новый политический тренд.
Очевидно, что Николай Мошкин со своей инициативой присвоения университету имени выдающегося ученого и восстановления бурфака, становится фигурой, которая будет играть объективно в интересах традиционно-настроенной части бурятского общества.
И не потому, что он к ней принадлежит, а потому, что он преследует собственные, личные интересы. Мошкин хочет стать политическим деятелем и старается найти поддержку в бурятском обществе. И, как мы видим, он добивается некоторых результатов.
Не умаляя заслуги экс-ректора Степана Калмыкова как основателя первого в республике классического университета, нужно заметить, что Бурятский университет сейчас организован по “модогоевским” лекалам. То есть, не так, как хотели бы те же Доржи Банзаров, Петр Бадмаев и, в общем-то, бурятский народ в целом. В университете, кроме названия, смыто все, что касается бурятской культуры, филологии и истории.
Оказывается, практически все классические университеты в национальных республиках Российской Федерации сохранили факультеты национального языка, а в БГУ - бурфак ликвидировали как ненужный.
Главную причину свершившегося коллаборационистского акта, совершенного прежним руководством университета, нужно искать в управленческой модели Бурятии прошлого столетия. Тогда вся республика управлялась синдикатом переплетенных друг с другом родственными связями семейных кланов, структура которых устойчиво существует до сих пор. Эта модель настолько укоренилась в народе, что даже вошла в его ментальность.
Бурятская власть начала работать на отдельные семьи, что послужило отторжению власти от народа...
Проблема уходящей конструкции бурятской региональной власти заключается в том, что западные буряты, победив Восток, на самом деле нанесли сокрушительный удар по “экосистеме” общества. Нарушен некий порядок и баланс. Таким образом, бурятам удалось превратить себя в общество маленьких недосубъектов, стоящих на коленях. Поэтому, на мой взгляд, в Бурятии грядет серьезное переформатирование всей бурятской общественно-политической конструкции. В том числе и переформатирование в плане институционального базиса.
Теперь, когда западные буряты утрачивают способность править, неизбежно возникает вакуум. Было бы смешно предполагать, что со стороны риторических недосубъектов (восточных бурят) не последует телодвижений по эксплуатации этого вакуума. Но еще более нереалистичным является то, что эти движения будут носить цельный, последовательный и успешный характер.
Таким образом, объективно крах бурятского “политического монополюса” создал условия для появления традиционалистского клуба, который снова станет опираться на народные массы. Это будет обусловлено тем, что в условиях кризиса государству нужны концепции, близкие к интересам народных масс.
В Бурятии много говорят о том, что восточные буряты лишились пассионарности, прогнили, потеряли дух и прочее. Но они сохранили главное: культуру, язык и вместе с ними тысячелетнюю историю. Это остается фундаментом всего того, на чем сейчас стоит народ. Поэтому каркас традиционалистского клуба будет выстроен на этой площадке. Разумеется, традиционалистские элементы - это не только восточные буряты.
Среди самых активных сподвижников восстановления бурятской идентичности есть много западных бурят, есть ещё сочувствующие из числа политиков русской национальности. В общем, сплошной интернационал. И весь этот расклад невольно начал обеспечиваться в том числе Николаем Мошкиным, стремящимся, по всей видимости, только к своим собственным целям.
В этой связи, оказывается, в части развития бурятского общества, действия главы Бурятии Вячеслава Наговицына нацелены на созидательный аспект.
Строительство памятника герою России Алдару Цыденжапову в Улан-Удэ, повышение статуса представителя Бурятии в Монголии, “выбирание” депутатом Госдумы Алдара Дамдинова, назначение преподавателя бурятского языка и бывшего директора бурятского национального лицея №1 Баира Жалсанова министром образования и т.п. свидетельствуют, что Наговицын пересмотрел свои взгляды по поводу пути развития республики. Сегодня глава Бурятии склонен к усилению традиционалистского вектора в бурятской политике и уже ставит целью реализацию идеи строительства “Восточных ворот” России.
Это означает, что бурятский национальный вопрос в республиканской политике выходит на другую ступень. Дело в том, что сейчас Бурятия переживает начальную стадию транзита из одной общественной конструкции (Восток-Запад) в другую. Потому, что заканчивается эра “потребления”, где духовная составляющая была на периферии человеческого сознания.
В условиях крупных геополитических сдвигов буряты начнут собираться воедино культурно и духовно, предлагая российскому государству свою идею укрепления и развития страны. Этот тренд потихоньку начинает доминировать и выходить наружу из подземного состояния - всё это практически уже в воздухе.