Триумф и трагедия монгольских бурят

После прихода к власти в Монголии Монгольской народной (впоследствии – народно-революционной) партии (МНРП), в правящей верхушке страны развернулась ожесточённая борьба за власть. Группа бурятских революционеров во главе с Элбек-Доржи Ринчино, одним из лидеров бурятского революционного и национального движения, опираясь на Красную Армию и ОГПУ, последовательно ликвидировала сначала левую, а затем правую партийные фракции. В 1922-24 гг. ушли из жизни главные лидеры монгольского народа – был убит видный деятель освободительного движения Джа-лама, расстрелян вождь дореволюционного повстанческого движения князь Тогтохо-гун, загадочная смерть постигла главкома армии Сухэ-Батора, а вскоре и самого Богдо-гэгэна VIII. Эти убийства и таинственные смерти расчистили Ринчино и его группе путь к вершине власти.

После разгрома группы Данзана в МНРП Ринчино фактически стал диктатором. Общественное мнение Монголии считает его, наряду с Чойбалсаном, ответственным за террор, не прекращавшийся в 1920-30-е гг.

Роль бурятских политиков в Монголии и их вождя действительно велика в жестоком сломе всего жизненного уклада монгольского народа, изничтожении дворянства и ламства, уничтожении буддийской церкви.

Однако диктатура Ринчино продержалась недолго. Население Урги после смертей Сухэ-Батора и Богдо-гэгэна и казней руководителей МНП стало ассоциировать эти события с бурятской группой и лично с Ринчино. В Урге в 1924-25 гг. распространялись листовки и прокламации антибурятской направленности, в которых буряты назывались «прожорливыми собаками» и обвинялись в том, что они наживаются на страданиях монголов.

Положение Ринчино и его группы осложнилось ещё и тем, что он выдвинул идею вхождения Монголии в состав СССР в качестве союзной республики с присоединением к ней Бурятии и Тувы, причём эта идея была поддержана руководством Бурят-Монгольской АССР во главе с Михеем Ербановым. Кроме того, в 1934 г. в Туве, которую Ринчино планировал присоединить к Монголии и Бурятии, вспыхнуло Хемчикское восстание, повстанцы требовали объединения с Монголией. Этого же хотел и тувинский премьер-министр князь М. Буян-Бадыргы. Разумеется, большевики заподозрили националистический подтекст в идее объединения Монголии с Бурятией и Тувой. Деятельность группы Ринчино вообще мешала внешней политике СССР: несмотря на запрет Москвы, Монголия помогала повстанцам Внутренней Монголии, где в 1925 г. был организован филиал МНРП - Народно-революционная партия.

Назначенный в октябре 1924 г. новый представитель Коминтерна в Монголии Т. Рыскулов понял, что, во-первых, Ринчино и его соратники-буряты вызывают раздражение у монголов, а во-вторых – что бурятская группа имеет собственные планы национального строительства, не совпадающие с линией ВКП(б) и Коминтерна. Он принял роль фактического руководителя Монголии и МНРП на себя: «Монголы думали, что я буду простым спецом - инструктором при них от Коминтерна, буду писать доклады и инструкции, которые они пожелают - примут, не пожелают – отвергнут». Рыскулов указывал, что «таким образом, поставил себя постепенно на положение фактически руководящего работами ЦК Народной Партии… Монголы теперь приучились, что я прежде всего выдвигаю предложения по важным вопросам, во-вторых, что такое предложение нужно будет принимать, в-третьих, нужно будет соблюдать дисциплину Коминтерна, поскольку народная партия находится в руках Коминтерна…» Рыскулов, в свою очередь, считал, что Ринчино занял диктаторское положение в МНРП, к тому же у него были четкие директивы из Москвы «…никоим образом не дать возможности влиянию Ринчино укрепиться над левым крылом Нарревпартии». Обстановка постепенно накалялась. 15 июня 1925 г. на закрытом заседании ЦК МНРП было принято решение отправить Рыскулова и Ринчино в Москву».

Ринчино покинул Монголию навсегда. Его соратник Жамцарано работал в Монголии до 1932 г., когда его тоже отозвали в СССР. После отъезда Ринчино влияние бурятской группы в Монголии резко ослабело, однако последствия её деятельности для бурят Монголии и автономной Бурят-Монголии в составе РСФСР оказались трагическими.

Роль бурят в становлении монгольской государственности велика и неоднозначна, и на неё следует обратить особое внимание.

Один из главных персонажей данной статьи, Элбек-Доржи Ринчино, был совсем не прост. Умный, талантливый и образованный, он был искренним патриотом Монголии, считая родную Бурятию (как и Туву, Внутреннюю Монголию и Джунгарию) её неотъемлемой частью. Ринчино отнюдь не был просто кровожадным властолюбцем, стремившимся к диктатуре - всё гораздо сложнее: он стремился к преобразованию Монголии (в широком смысле) в современную, развитую страну европейского (или японского) типа. Ринчино считал, что кочевой быт, феодализм и особенно буддизм являются архаикой и мешают Монголии развиваться, т.е. придерживался позитивистских и европоцентристских взглядов. Став «серым кардиналом» Монголии, он не стремился занять официальных постов и совершенно не интересовался личным обогащением (обвинения такого рода в его адрес в подпольных антибурятских прокламациях были лживыми). Жестокость Ринчино связана с тем, что он был сыном жестокого времени, прошедшим через ужасы и кровь Гражданской войны. Считая, что монгольская элита не годится для реализации его планов развития Монголии, он пытался заменить её своими соратниками, не останавливаясь ни перед чем. При этом Ринчино, политик эсеровского толка, не был большевиком (членство в ВКП(б) было прикрытием), но считал, что большевиков (как ранее атамана Семёнова) можно использовать для освобождения и объединения монгольских народов.

Буряты во главе с Ринчино, приехавшие в Монголию в 1921 г., были российскими интеллигентами левого толка; они пытались трансформировать феодальное и буддийское монгольское общество в государство европейского типа. Идейной ошибкой бурятской группы было стремление не выстраивать развитое общество, используя традиционную элиту и опираясь на привычные для монголов ценности, как это было в Японии, а посредством жестокого слома и уничтожения всего, что они считали отсталым. При этом монгольский феодализм не был статичным и обскурантистским, он воспринимал прогресс и идейно-политические новации. Он позволял энергичным и способным простолюдинам пополнять ряды феодалов, в результате чего элиту пополняли патриоты и прогрессивные люди – не случайно многие феодалы были революционерами (Тогтохо, Максаржав, да и Сухэ-Батор получил дворянство от Богдо-гэгэна за воинские заслуги в 1918 г.). Неприязнь бурятской группы к ламству и буддизму, стремление их уничтожить нужно отнести к интеллигентскому радикализму: в Японии, Китае, Корее, Таиланде, Вьетнаме и Шри-Ланке буддизм совершенно не мешал социально-экономическому развитию.

Эти крайности привели к тому, что монголы перестали считать бурятов «своими», несмотря на единство языка. Попытка бурятской группы ликвидировать традиционную монгольскую элиту (превратив в элиту самих себя), уничтожить национальные традиции и заменить нравственные ценности не может быть признана ни эффективной, ни морально оправданной.

Тем не менее буряты сыграли выдающуюся роль в становлении независимого монгольского государства. Э.-Д. Ринчино, Ц. Жамцарано, Д. Сампилон, С. Жамбалон, Б. Ишидоржин, С. Борисов, Н. Батуханов, Б. Барадин, В. Вампилова, Д. Абашеев, Н. Данчинов, С. Цыбыктаров, Ц.-Е. Гочитский и другие буряты «с нуля» создавали государственные учреждения современного типа, новую армию, систему образования, здравоохранение, культурные учреждения – буквально всё, что необходимо для функционирования государства. Они переводили на монгольский язык не только большевистскую политическую литературу, но научные работы, русскую и мировую классику.

Помимо бурятских политиков в Монголию в 1920-30-е гг. переселилось множество бурят, не связанных с политикой и госструктурами. Это были беженцы от Гражданской войны и красного террора, обычные скотоводы – они в 1918-32 гг. уходили в Монголию тысячами. Ехали в единокровную и единоверную страну и специалисты низшего уровня – мастера разного рода, шофёры, строители, учителя, врачи и ветеринары. Особенно важную роль сыграли специалисты по кооперативному движению: несколько десятилетий развитая кооперация оставалась основой экономики страны. Почти все приехавшие в Монголию буряты были грамотными, владели русским языком и различными специальностями. В результате они заняли большую часть управленческих должностей на всех уровнях. Однако массовое занятие должностей и постов бурятами вызывало недовольство монголов, которые из-за отсутствия образования и квалификации оказались оттеснёнными.

После возвращения Ринчино в СССР в 1925 г. монголы начинают постепенно замещать бурят на госслужбе. В 1930-е гг. этот процесс принимает насильственные формы: на бурятское сообщество Монголии обрушился террор.

«Это «Лхумбийн хэрэг», или «Дело Лхумбэ» и сейчас болью отзывается в бурятских семьях Монголии. Исследователи приводят ужасающую цифру – от репрессий пострадало до 90% мужского населения бурятского происхождения. Это сейчас историки говорят, что сталинская политика 30-х годов навязала монгольскому руководству взгляд на бурятских эмигрантов как на проводников враждебной прояпонской идеологии. «Дело Лхумбэ» тогда носило громкое название – «Разоблачение убежавших «белогвардейцев» от Октябрьской революции». Эту кампанию начали с видного партийно-государственного деятеля МНР, бурята по национальности Лхумбэ. По одной из версий, один сотрудник органов из личной неприязни подделал письмо от имени некого бурята из Хулун-Буира. Этот город тогда находился под властью японцев.

Письмо стало поводом обвинить в подпольной контреволюционной организации политически активных бурятских эмигрантов. Первыми арестовали 174 человека в Хэнтэйском аймаке (…). В аймаке Дорнод арестовали 110 человек, казнили 18. В Улан-Баторе схватили 33 человека, убили пятерых.

К 1934 г. в Монголии проживало 35 тыс. бурят. В 1930-е гг. более трети из них подверглись репрессиям, большинство которых было казнено – приводит цифры профессор Балдано - наделение бурятской этничности политическим контекстом (отождествление бурят с политическими врагами) в 1930-х гг. привело к фиксированию в социальной памяти бурят Монголии отсылки ко времени репрессий, когда быть бурятом стало жизненно опасно.

До сих пор от уже правнуков бурятской белой эмиграции можно услышать леденящие кровь рассказы о том, как их прадедов, пересекающих границу, встречали с пулеметами. Выжили только те (не более 5%), у кого были в Монголии родственники, или те, кто хорошо знал местность и сумел спрятаться. Говорят так же, что трупы бурят, включая женщин, стариков и детей, складывали в горы по 4-5 метров.

Помимо тюремных сроков от 5 до 10 лет, применялся и такой вид наказания, как высылка в СССР с последующим 5-летним заключением в лагерях без права возвращения в Монголию». 

Не спаслись и те буряты, которые в середине 1920-х гг. фактически управляли Монголией. Ринчино был арестован и расстрелян в 1938 г., Жамцарано умер в заключении в 1943-м.