Бурятский фактор в истории российско-монгольских отношений
Россия и Монголия связаны друг с другом не преходящей политической конъюнктурой, не долговременным стратегическим партнерством, а единым географическим пространством,определяющим нерасторжимость политических интересов.
Напротив, текущая политическая ситуация способна вызывать некоторый спад в развитии двустороннего сотрудничества между нашими странами, но естественное геополитическое влечение неизбежно ведет к возвращению утерянных позиций в российско-монгольском диалоге. Однако помимо естественно-географического фактора и общей геополитической парадигмы существует еще один не менее важный фактор, оказывающий серьезное воздействие на этот диалог – наличие в составе России достаточно крупных по численности народов, исторически, культурно и религиозно связанных с Монголией – бурят и калмыков. Первые, ко всему прочему, традиционно занимают территории, прилегающие к административным границам Монголии, и являются непрерывным продолжением монгольской ойкумены. В истории обе стороны активно использовали этот фактор для решения текущих политических задач, что сильнейшим образом сказалось на маргинализации бурят, двойственности их политической функции. Как известно, включение бурят в состав стремительно расширявшегося Российского государства в середине XVII века, который однозначно нельзя определить ни как насильственное, ни как добровольное, разорвало политическую непрерывность северной части монгольского мира, остановило географическую экспансию Цинской империи и создало условия для присоединения к России Забайкалья, Приамурья и Дальнего Востока. В условиях слабой освоенности и отсутствия возможности содержать в этом регионе значительные число регулярных войск в том числе и на плечи бурят легла нагрузка по охране границ на наиболее сложном участке соседства с крупнейшей империей Азии в период ее наивысшего могущества.
В начале XX века Россия использовала бурятское казачество и в международных военных конфликтах в Азиатско-Тихоокеанском регионе – подавлении восстания Ихэтуаней в Пекине и Русско-японской войне. Не только бурятские казаки, но и специально подготовленные агенты бурятского происхождения активно вовлекаются для успешного решения важнейших внешнеполитических проблем, с которыми Россия сталкивалась на пространстве Внутренней Азии, особенно в противостоянии со своими основными геополитическими соперниками в этой части мира того времени – Британской империей и Японией. Бурятские проводники российских географических экспедиций, а также подготовленные востоковеды, шедшие по самостоятельным маршрутам, сыграли важную роль в составлении карт и рекогносцировке, используя объективные возможности для маскировки.
В то же время неправомерно рассматривать бурят лишь как пассивный фактор в азиатской политике России. Деятельность Агвана Доржиева, направленная на сближение России и Тибета, находившегося в конце XIX века под формальным протекторатом Цинского Китая, знаменовала собой важнейший индикатор активизации бурят в геополитических процессах того времени. В какой-то степени можно говорить о возникновении самостоятельной силы, преследующей собственные интересы через использование российской карты. Последние исследования деятельности Доржиева говорят о том, что правомернее обозначать его агентом Тибета в России, в первую очередь преследовавшего цели, связанные с защитой позиций Тибета на политической карте через привлечение к этому дипломатической, финансовой и военной мощи России.
Уже в конце XX века страна столкнулась с общей для европейских колонизаторов проблемой, когда национальные кадры, специально готовившиеся для решения интересов империй, формировали национальные движения, направленные на защиту интересов колонизированных народов от посягательств метрополии. Подобное происходило и в Британской Индии, и во Французском Вьетнаме. Запущенные на стыке позапрошлого и прошлого веков административная и земельная реформы в России привели к всплеску активности бурят на политическом поле. Сформировавшаяся к тому времени узкая прослойка новой генерации европейски образованной бурятской интеллигенции, постепенно сумела оттеснить от диалога с властью родовую аристократию и сформировать первые самостоятельные политические институты бурят.
С началом процессов почти одновременной дезинтеграции двух крупнейших империй Евразии – Царской России и Цинского государства, сформировавшаяся, хотя и неоднородная по своим политическим интересам бурятская интеллигенция стала важнейшим фактором в процессе преобразования монгольского мира, а точнее творческой силой этого процесса. Практически во всех аспектах формировавшихся с 1911 года российско-монгольских и советско-монгольских отношений активную, а подчас ключевую роль сыграли бурятские специалисты. Следует отметить, что помимо столь известных персон, как Ц. Жамцарано, Э-Д. Ринчино, С. Цыбиктаров, Б. Ишидоржин, Э. Батухан, П. Амагаев, C. Нацов, И. Ченкиров, которые чаще всего упоминаются в связи с этим, неназванными остаются сотни бурятских специалистов, работавших в Монголии в условиях, когда эта страна сталкивалась с огромным дефицитом квалифицированных работников в самых различных сферах. При этом наиболее ожесточенная оппозиция взглядов и политической ориентации наблюдалась именно в их среде. В целом бурятские деятели Монголии придерживались двух позиций:
1.Использование российских и советских политических сил вне зависимости от их специфики для реализации интересов Монголии и укрепления независимости Монголии;
2.Использование Монголии для защиты российских или советских интересов, а также для реализации целей Коминтерна.
Следует также отметить, что приверженцы обеих стратегических линий крайне негативно оценивали перспективу потери независимости Монголии в пользу Китая. Вспомним, что Ринчино, не совсем справедливо относимый некоторыми исследователями ко второй категории бурятских политиков, выступил категорически против неожиданного решения СССР подписать в 1924 году договор с Китаем о вхождении Монголии в состав последнего на правах автономии, заявив, что даже без поддержки России Монголия всеми силами будет сопротивляться поглощению Китаем.
Таким образом, если говорить об общей парадигме деятельности бурятских политических деятелей с конца XIX века в сфере отношений России и Монголии, то даже если она часто предполагала утилитарное использование первой для укрепления независимости второй, неизменно эта парадигма стремилась к привлечению Монголии в орбиту российских интересов.
Является ли ситуация с бурятами внутри России предметом внимания Монголии и стремится ли Монголия влиять на российскую политику в отношении бурят? – не менее важный вопрос, затрагивающий сферу отношений двух государств. На наш взгляд, в ранний период российско-монгольских отношений бурятский фактор имел, скорее, однонаправленный вектор активности, что в определенный момент даже вызвало конфликт и отторжение со стороны монгольских элит. Этот конфликт, по нашим наблюдениям, до сих пор сказывается на восприятии бурятского присутствия в Монголии. Но важно отметить, что постепенно Монголия приходит к пониманию важности бурятского вопроса в отношениях с северным соседом, ибо он является своеобразным индикатором внутренних процессов в России, в перспективе способных оказать влияние на ее внешнеполитический курс.