Реабилитация Чингисхана и воображаемое сообщество
От Бурятии к Бурят-Монголии: «воображаемое сообщество» или становление новой реальности?
Несколько лет назад на концерте бурят-монгольской этнической музыки мне вдруг захотелось закрыть глаза. И в тот же момент шумный город исчез, улетучился, и открылась джидинская степь, зеленая холмистая степь конца XII века, увиденная мной в фильме «Первый нукер Чингисхана». И я вдруг поняла, что не будь этой музыки, такой родной, щемящей сердце, не было бы фильма. И все время, пока шел концерт, в центре Улан-Удэ, меня не покидало странное чувство, что я вернулась на родину после долгой разлуки…
Казалось бы непонятная на первый взгляд ностальгия. Однако я вовсе не одинока в этом трагическом ощущении оторванности от родных истоков. Наиболее ярко это чувство смог выразить поэт, один из авторов идеи упомянутого фильма – первого фильма снятого бурятами на бурятском языке – Есугей Сындуев:
«Эй, бурят русскоязычный, евразийский стык! Где гортанный твой и зычный, песенный язык?».
Что такое память?
Согласно энциклопедии память - это психическая функция, предназначенная сохранять, накапливать и воспроизводить информацию. Есть также понятие коллективная память, память народа. Память может быть избирательна, она может пропасть в результате травмы. Память может возвращаться, однако зачастую, в этом случае за память принимается ностальгия. А ностальгия, - пишет исследовательница Светлана Бойм, - это часто «тоска по метафорическому дому, которого больше нет или, может быть, никогда и не было. Это – утопия, обращенная не в будущее, а в прошлое». Иными словами, ностальгия – это фантомная боль памяти.
«Кто мы, откуда, куда мы идем?» - вопросы, которыми задаются герои знаменитой картины Поля Гогена, встают перед каждым народом в периоды социальных потрясений. Для моего поколения таким потрясением стал крах коммунистической системы, поставивший нас, вчерашних советских пионеров и комсомольцев в ситуацию экзистенциальной заброшенности, из которой каждый должен был искать свой выход.
За десятилетия массированной аккультурации выросло не одно поколение бурят, для которых русская культура стала родной, а бурятская – чем-то мало знакомым и экзотичным. Ностальгия, охватывающая представителей моего поколения городских, прежде всего, бурят, при столкновении с тем, что принято называть «традиционной бурятской культурой» сродни чувствам коренных «меланхолических субъектов» в мультикультурных колониальных поселенческих странах, «традиционная» идентичность которых безвозвратно утрачена вследствие многовековой колонизации. В то же время, ностальгия может играть важную роль в возрождении национального самосознания.
Мы — бурят-монголы
В конце 1980-х в Бурятии, как и во многих других регионах в период перестройки, стали появляться этнические движения и организации с политическими целями, включающими воссоединение Бурятской республики в границах 1937 года, до указа Сталина, разделившего республику на 3 части, возвращение имени республики – Бурят-Монголия и признание бурят репрессированным народом.
Тот же период характеризуется возрождением репрессированных ранее религий – буддизма и шаманизма. В книгах и статьях на тему национального возрождения бурят, написанных с 1980-х годов, красной строкой проходит мысль о том, что бурятам необходимо вспомнить, что они являются неотъемлемой частью монгольского мира, не бурятами – одной из народностей Сибири, но бурят-монголами, жителями Ара Монгол – Северной Монголии.
На волне перестройки вопрос о возвращении исторического названия республики и народа стал подниматься в ученых записках, коллективных обращениях в обком КПСС, в Верховный совет, Совет министров. Проекту переименования не повезло – в условиях обострения межнациональных отношений в СССР консолидированное бурятское национальное движение представлялось власти потенциально опасным. И хотя особых препятствий для возврата исторического названия не было, на практике все ограничилось обсуждениями, и решение о возврате старого названия республики так и не было принято. Тем не менее, старая идея панмонголизма как надгосударственной общности монгольских народов укоренилась в сознании молодого поколения бурят на новом витке истории.
Реабилитация Чингисхана
Согласно «Истории Бурят-Монгольской АССР» 1951 года выпуска, во времена Монгольской империи «имела место длительная и упорная борьба бурятских племен с войсками монгольского хагана, разорявшими их кочевья, грабившими эти лесные племена и стремившимися лишить их свободы. Но даже и оставаясь в соседстве с землями Монгольской империи или на ее периферии, лесные народы Прибайкалья, в том числе бурятские племена, не принимали, повидимому, прямого участия в варварских завоевательных походах монгольских феодалов на Запад и Восток». Крах коммунистической идеологии привел к переосмыслению истории.
Так, уже в 1990 году в свет выходит брошюра «История Бурятии в вопросах и ответах», где утверждается, что «древняя и средневековая история Бурятии и бурятского народа является частью истории Монголии и Монгольского этнического сообщества. В период сталинщины и хрущевско-брежневского правления, в условиях идеологического диктата, постоянной борьбы с разного рода уклонами, национализмом и панмонголизмом, нельзя было об этом писать, историческая правда искажалась, подавалась в урезанном виде».
С крахом коммунистической идеологии и распадом СССР происходит десакрализация Ленина как мифического Отца советской нации. В «большой» России выходят фильмы о «России, которую мы потеряли», возвращаются из небытия имена деятелей Белого движения, РПЦ канонизирует семью последнего русского царя. Взоры творцов новой бурятской идентичности также обращаются к прошлому, а именно к самой яркой его фигуре — основателю империи монголов. Начиная с 1990 года книжный рынок Бурятии наводняют издания, посвященные личности Чингисхана.
В 2002 году в Улан-Удэ проводится международная научная конференция «Чингис-хан и судьбы народов Евразии», а в 2005 году - международный театральный фестиваль «Лики Чингисхана». Новость об объявлении Потрясателя Вселенной Человеком II тысячелетия способствует еще большей легитимации Чингисхана и его империи в глазах рядового бурята: «мир признал величие нашего предка, которым мы можем и должны гордиться».
Справедливости ради следует отметить, что задолго до постперестроечной «реабилитации» создателя империи монголов, в «застойном» 1978 году вышел в свет знаменитый роман Исая Калашникова «Жестокий век». В этой книге впервые в русской литературе образ Чингисхана был представлен не в виде звероподобного садиста (как, например, в романе лауреата сталинской премии В. Яна «Чингиз-хан»), а живым, чувствующим и мыслящим человеком.
Книга стала культовой для нескольких поколений русскоязычных бурят, нашедших в ней ответы на основные идентификационные вопросы и подтверждение общемонгольских корней бурятского этноса вопреки официальной истории, отсекавшей бурят от монгольского мира. В начале 1980-х среди улан-удэнской молодежи большой популярностью пользовалась песня неизвестного авторства «Я потомок хана Мамая».
Ее исполнение в кругу друзей было своего рода фрондерством, формой сопротивления «единственно верной» имперской точки зрения на историю, попыткой найти евразийскую альтернативу, пока еще инстинктивно, в отсутствии появившихся в печати десятилетие позже текстов евразийцев – Г.В. Вернадского, Э. Хара-Давана, Л.Н. Гумилева.
К списку произведений литературы и искусства, посвященных Чингисхану необходимо добавить и первый бурятский художественный фильм «Первый нукер Чингисхана», снятый киностудией «Урга». Один из первых показов этого фильма состоялся в декабре 2005 года в бурятском лицее, накануне референдума о слиянии Усть-Ордынского Бурятского автономного округа с Иркутской областью.
Перед показом продюсер фильма Петр Шаблин сформулировал основную идею – показать начало становления империи Чингисхана через краткий, но ключевой момент его биографии – встречу с Боорчу, который помог ему вернуть угнанный табун и стал его первым нукером.
В частности, он подчеркнул, что тема для первого бурятского фильма была выбрана неслучайно, проведя параллели между непростым положением бурятского народа в настоящий момент, разделенного административными и государственными границами, теряющего язык и культуру, с ситуацией в монгольской степи в конце ХII века, раздираемой междоусобицами, окруженной многочисленными и сильными врагами. В речи продюсера чувствовалась надежда на то, что фильм заставит задуматься молодое поколение о судьбе бурятского народа и подтолкнет будущих его лидеров встать на защиту его интересов.
Бурят-монголы: «воображаемое сообщество»
Сегодня можно говорить о возникновении новой бурят-монгольской идентичности, проявляющейся в различных коммуникативных ситуациях, как в глобальной сети, так и в реале.
“Будучи бурятом, невозможно не быть монголом, точно также как нельзя быть русским и не быть славянином и индоевропейцем, быть татарином и не быть тюрком. Потому термин "бурят-монголы" оправдан с любой стороны - исторической, культурной, политической, лингвистической, этнической,” – пишет пользователь gure в форуме Сайта бурятского народа в теме «Почему не Бурят-Монголия, а Бурятия».
Ему вторит dGalsan, один из администраторов сайта:
Сегодня нам ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМО признать НАШЕ ЕДИНСТВО. А наше единство может строиться ТОЛЬКО НА ОБЩЕМОНГОЛЬСКОЙ ОСНОВЕ. Как только мы примеряем на себя эту псевдо-уникальность и обособляемся от монгольского мира <...>, нас сразу можно с легкостью уничтожить. Впрочем, именно это и произойдет, если мы откажемся от борьбы за НАШИ СИМВОЛЫ - такие как, например, наше самоназвание - БУРЯТ-МОНГОЛЫ, и название нашей земли - Бурят-Монголии.
С одной стороны, можно сказать, что происходит возрождение бурят-(пан)монгольской идентичности, восходящей к бурятскому национальному движению начала ХХ века. Однако, с другой стороны, очевидно, что для представителей молодого поколения, выбирающих эту идентичность, важную роль играют новые факторы, такие как возросшая по сравнению с прошлыми эпохами мобильность и, как следствие, возникновение транснациональной диаспорной публичной сферы, реорганизующей работу социального воображения. Не секрет, что проблемы идентификации актуализируются в условиях отрыва от родины. Так, идея культурно-генетической близости монгольских народов стала часто использоваться в идентификационном дискурсе бурят-мигрантов:
- История с Монголией у нас одна до присоединения к России. Да и название бурят-монгол нужно не для русских или для монгoлов, а для самих себя. Живя в разных странах, на вопрос кто по национальности, отвечаешь бурятка, естественно, что никто не знает, а когда говоришь, что монголка и вкратце даешь понятие, где находится российская Монголия и объясняешь, что Монголия состоит из трех частей (российской, китайской и собственно монгольской), начинают понимать, таким образом, сегодня мы наблюдаем как Бурят-Монголия из политического термина постепенно трансформируется в культурный феномен, переселяясь в область воображения.
Сегодня слово «Бурят-Монголия» присутствует в названии книг, издательских проектов, интернет-сайта, постепенно укореняясь в общественном сознании.
Продолжение следует...
В сюжете: ЧингисханбурятыБурят- Монголия