Если у меня будет сын - назову его Бабасан
Самолет идет на посадку, за окном серые тучи, горы и деревенские домики. Пытаюсь высмотреть дедушкин домик, в котором прошло детство. Тем более, что он недалеко от аэропорта — в Хойто-Бэе. Я не из Улан-Удэ, я с Нижней Иволги.
Полет длился больше пяти часов, но я не спала ни секунды. Не потому, что под ухом вопил чей-то ребенок. Скорее, пребывала в ужасном нетерпении. В Бурятии не была 13 лет — сначала умерли дедушка и родная тетя, потом хотела закончить школу и поступить в университет (мол, вот поступлю на журфак СПбГУ и родственники смогут мной гордиться), затем мечтала устроиться на работу и поехать на собственные деньги, потом хотела получить красный диплом, затем собиралась побороться за второе «Золотое перо» и т.п.
Оказалось, что родственникам это было не нужно. Главное, чтобы здорова и бурятский язык не забыла. Вышла из самолета, с трапа посмотрела на аэропорт и кольнуло — в аэропорту работал мой дедушка, он же несколько лет встречал, когда я приезжала на летние каникулы.
Вместо дедушки встречает коллега Женя Балтатарова. Это значит, что я уже большая и прилетела в командировку. Снова кольнуло.
Отъезжаем от аэропорта и я высматриваю окна квартиры, в которой дедушка жил последние годы — красный кирпичный дом, третий этаж. Магазин, в котором дедушка покупал мне сладости на месте, только вывеска изменилась. О, и даже надпись «Убежище» на одном из домов сохранилась!
А дальше перестаю узнавать... «Солдатский» в воспоминаниях передвинут, промахиваюсь мимо Бурвода - построили еще один мост. Селенгу путаю с Удой, некоторые дома узнаю лишь по роликам Солбона Лыгденова. В гостиничном лифте поднимаюсь с бурятской семьей — между собой переговариваются на бурятском. Я их понимаю. Нет, не так. Я ИХ ПО-НИ-МА-Ю. Ужасно хочется вставить свои «пять копеек» в их беседу, чтобы они тоже знали, что понимаю!
Выхожу из отеля, тучи рассеялись, через 10 минут должна быть на площади Революции, тороплюсь, спрашиваю у прохожей, как к ней пройти — оказывается, я уверенно двигаюсь в противоположную сторону. Возвращаюсь, вижу на возвышении танк, узнаю, понимаю, что где-то поблизости должен быть Центральный рынок. На всякий случай уточняю у блондинки, идущей на встречу, она доброжелательна: «Вам надо пройти туда. Но, ага, туда, ага».
Глупо улыбаюсь, к концу недели я тоже буду автоматически вставлять «но» и «ага» вместо «да».
У Центрального рынка вижу киоск, в котором мне дедушка покупал барби-брюнетку, ее я назвала Ратхой, еще тетя покупала мне здесь купальник с фруктами, но....виадука над рынком не было. Потом, конечно, не увижу кинотеатра «Дружба» в Саянах — у еще советских фонтанов как-то любила напевать «Упала шляпа, не стоит плакать». Плакать, конечно, не стоит, но все равно грустно, когда снесен не просто кинотеатр, а детское воспоминание.
Женя Балтатарова «кружит», провозит мимо Арбата, который вижу впервые, мы куда-то поворачиваем, потом снова поворачиваем, затем еще раз поворочиваем — кажется, что едем долго. Выходим из авто, в босоножки набивается песок, тротуара фактически нет, повсюду разваливающиеся деревянные дома, в окнах висит чье-то постиранное постельное белье.
- Мы сейчас где? На окраине Улан-Удэ, да? - спрашиваю.
- Нет, мы в центре — у Дома печати. За этими домами Арбат, - со смехом говорит Женя.
- А почему у вас, то есть у нас...Ну, здесь нет дорог?
К вечеру выхожу из ресторана в гостинице «Мэргэн», уверенно иду, как мне кажется, к площади советов. Оказалось, спускаюсь к Селенге — снова мимо.
В сумерках едем в Иволгинский дацан. Молчу. Все очень изменилось, но тешу себя надеждой, что мою любимую гору в Иволгинске точно не могли «испортить» — хотя бы потому, что ее невозможно снести. Она-то будет прежней.
Въезжаем в Иволгинск и на горе огромная надпись «Ом мани бадмэ хум». Ее не было.
Через несколько дней залезаю на эту гору, сначала мы с сестрой Соелкой помолились, а потом долго сидели и смотрели вдаль — на степные горы, тайгу и Иволгинск.
Ощущение потерянного некогда дома, в который я вернулась, возникло, когда я сидела в гостях у родственников в Нижней Иволге — старый деревянный дом, низкий потолок, рукомойник, лающие собаки, корова, вернувшаяся вечером домой, и тихие разговоры на бурятском.
- Как тебя зовут? - спрашиваю 3-летнего внука родственников на бурятском.
- Арсалан, - стесняется он.
- А ты в садик ходишь?
- Да.
- А с кем ты там играешь?
- С Бабасаном, - тихо произносит Арсалан имя моего дедушки.
Если у меня будет сын, его будут звать Бабасан.
В сюжете: Бурятия