Везде нужна прорывная идея. Но где она?
"Хори-буряты всё время оглядываются назад – в свою историю и традиции, иркутские буряты безоглядно бегут вперед в будущее, а селенгинские буряты идут зигзагами", - заметил Хамбо лама.
На прошлой неделе в одной из газет вышел материал о миграции из приграничных районов Бурятии. Это Ока, Тунка, Закамна, Джида и Кяхта. Миграционный отток оттуда идёт в Улан-Удэ и пригородный Иволгинский район.
Однако этот процесс затронул не только приграничье, но и всю остальную республику. При этом каждый район имеет свою специфику, в том числе и национальную. Но это на мой субъективный взгляд, поскольку специальной статистики на этот счет нет. А как рассказывают мои друзья джидинцы, гораздо активнее выезжают именно буряты. Например, есть два соседних сёла: бурятское Дырестуй и русское Зарубино (образованное в своё время крещёными ясашными бурятами). Так вот, зарубинцы живут, работают и строят новые дома, а дырестуйцы уезжают. Если взять райцентр Петропавловка, то и здесь русские более активны, большая часть поселкового бизнеса принадлежит им.
Есть такая тенденция и по Мухоршибири. Как рассказывал один из известных уроженцев района, бурятское население постепенно уменьшается. Почему? Буряты почти поголовно стремятся дать своим детям высшее образование и бросают на это все свои силы. Получив образование, дети, как правило, остаются в городе. Вслед за ними перебираются родители и другие родственники.
А вот семейские поступают иначе. В школе мальчики старательно изучают тракторы и другие премудрости сельского хозяйства. Затем идут в армию, после службы, возвращаются в родную деревню, женятся и остаются.
О крепости семейских сёл можно судить и по внешнему виду. Наглядно это видно, если ехать по читинской трассе. Особенно в сравнении с разрухой в сёлах соседнего Забайкальского края. Не случайно по растениеводству и производству молочных продуктов лидируют именно семейские районы. В первую очередь, Мухоршибирь, Бичура и Тарбагатай.
Впрочем, в той же Бичуре очень хорошо смотрятся такие бурятские сёла, как Шибертуй, Шанага и особенно Хонхолой. На главной улице Хонхолоя у каждого дома стоят автомобили и трактора. Поля за околицей засеяны, а все окрестности вокруг украшают буддийские субурганы, вносящие в пейзаж ощущение гармонии и покоя.
Нет такого тотального бегства и из горной Оки. Как свидетельствует статистика, в районе даже есть превышение естественного прироста населения над оттоком. Правда, всего на три человека. Тем не менее, уезжают и окинцы, а что делать, если закрыли единственное отделение банка и военкомат? Хотя многие горцы, выйдя на пенсию, уезжают не в город, а из райцентра на заимки. К слову, оборудованные ветряками, солнечными батареями, генераторами и современными туалетами. Свои стада они пасут теперь не на конях, а на квадроциклах летом, зимой - на снегоходах.
Однако в целом буряты стремительно урбанизируются, причём с разными скоростями в разных районах этнической Бурятии. Как сказал Хамбо лама Аюшеев: «Хори-буряты всё время оглядываются назад – в свою историю и традиции, иркутские буряты безоглядно бегут вперед в будущее, а селенгинские буряты идут зигзагами».
Например, аларские буряты стали активно переезжать в города ещё с 30-х годов, и сейчас они составляют порядка 30% населения Алари. До революции составляли около 90%. Сейчас мигрировать из Алари и Качуга уже и некому. А если выезжают, то теперь не в Улан-Удэ, а в Иркутск и близлежащие города, где легче найти работу.
Позже всех в этот процесс включились периферийные горно-таёжные и степные изоляты, та же Ока и особенно Ага. Как недавно сказал в своем интервью сенатор Баир Жамсуев: «…этот процесс мы осознанно задержали. Вкладываясь в сельское хозяйство, выдавая беспроцентные ссуды, развивая социальную инфраструктуру».
Любопытная картина наблюдается в Магадане. Уроженцев из республики мало, быстрыми темпами растёт агинская миграция, а количество иркутских бурят, наоборот, сокращается. У магаданских иркутских бурят выросли там дети и внуки. Многие из них обосновались там ещё в 60–70-е годы прошлого века, а теперь возвращаются на родину доживать свой век.
На днях я покупал на рынке овощи у хурамшинской бабушки, и она говорит: «Молодёжь не хочет работать на земле. Мы последние, за нами никого нет». А ведь Хурамша в часе езды от Улан-Удэ. Этот процесс миграции объективно существует. И всё же, весь народ не может разъехаться по городам и весям и раствориться в них. Как говорит Хамбо лама: «У меня в деревне нет пустых домов, молодёжь остается дома. Они знают, что в сентябре пойдут в кедрач и на орехах сделают 500 тысяч! Поэтому везде нужна прорывная идея!».
P.S. Где она, прорывная идея?