Далай-лама XIV: (оправданно) гневный марксист
В апреле 2006 года японский культурный антрополог Нориюки Уэда в течение двух дней встречался и беседовал с Далай-ламой в Дхарамсале.
Эта дискуссия, недавно переведенная с японского, затрагивает такие темы, как полезность гнева, роль сострадания в обществе, социальная и экономическая справедливость. «Я верю, что буддизм может сыграть большую роль в сегодняшнем мире, – сказал Уэда Его Святейшеству, – и мне не терпится убедиться в этом, хотя у меня нет ощущения, что буддисты это понимают».
В этом интервью Уэда дает нам редкую возможность узнать о взглядах на экономику и политику одного из самых знаменитых духовных лидеров мира.
– Мне бы хотелось поговорить о том, возможно ли построить альтруистическое общество, в котором люди заботились бы друг о друге...
– Современная образовательная система не способна дать нам достаточных знаний о сострадании. Пришло время изменить всю систему. Общество формируется через образовательную систему, но система не передает людям глубокие человеческие ценности сострадания и доброты. Поэтому все общество руководствуется ложными взглядами, ведущими к поверхностной жизни, и в этой жизни мы – словно машины, которым не нужна любовь.
Мы становимся частью этого. Мы уподобляемся машинам. Все из-за того, что современное общество основывается на деньгах. А общество, которое основывается на деньгах, – агрессивно, и те, кто имеет власть, могут безнаказанно запугивать людей, вести себя с ними жестоко. Такое положение ведет к растущему социальному недовольству. Общество, основывающееся на деньгах, получает проблемы, которые являются отражением его же убеждений.
В реальности любовь и сострадание не имеют прямой связи с деньгами. Они не могут создавать деньги. Поэтому в обществе, в котором деньги являются главным приоритетом, люди уже не воспринимают эти ценности сколько-нибудь серьезно. Люди, находящиеся в положении лидеров, как, например, политики, происходят из этого общества, которое зависит от денег, а потому естественно, что они рассуждают точно так же и двигают общество в том же направлении. В таком обществе к людям, ценящим любовь и сострадание, относятся как к глупцам, а те, чьим приоритетом остаются деньги, становятся все высокомернее.
– Прошлый год я провел в Стенфордском университете, в самом сердце Кремниевой долины, где живет множество богатых людей. Но, несмотря на их очевидное благосостояние, они не кажутся по-настоящему счастливыми. Многие страдают от стрессов и тревожности. Эта реальность вызывает во мне множество вопросов. Материальное богатство не обязательно приносит истинное счастье. С другой стороны, хотя и хорошо быть счастливым вопреки нужде, бедные страны сталкиваются с большими проблемами.
На макро-уровне мы должны устранить пропасть между бедными и богатыми. Глубоко верующие буддисты кажутся счастливыми в своих общинах, но в остальном мире эта пропасть растет. Люди, наполненные любовью и добротой и свободные от страсти к материальным вещам, становятся беднее. Напротив, фрустрированные люди, азартно стремящиеся к личной выгоде, становятся богаче. Что вы думаете об этом?
– Это другой фактор. Европейцы должны были думать об индустриализации и технологиях, чтобы выжить. Такие страны, как Португалия, Испания, Англия, Франция и Бельгия стали колониальными державами. Эти небольшие государства развили промышленность, добывая сырье в других странах, изготавливали товары, а потом продавали их обратно в эти страны.
В конце концов, часть населения в Азии получила европейское образование, научилась думать по-европейски и импортировала западные технологии, что привело к торговле с западными странами. Европейская колонизация позволила бизнесу выйти на международный уровень. В азиатских странах одна часть населения заимствовала западный образ жизни и стала богатой, в то время как те, кто придерживался старого образа жизни, оставались бедными.
В масштабах всего мира уровень жизни индустриальных наций вырос намного выше в сравнении с эксплуатируемыми народами, и эти нации стали намного экономически влиятельнее. В эксплуатируемых странах те люди, которые получили возможность заимствовать западный образ жизни, стали богатыми, а крестьяне и жители деревень, сохранившие традиционный образ жизни, который их предки вели на протяжении тысяч лет, оставались бедными.
– Меня особенно интересует, что вы имеете в виду под термином эксплуатация? Вы уже два раза употребили его, и я удивлен, поскольку это левый, марксистский термин...
– Это правда. Я тоже эксплуататор. Я занимал положение высокого монаха, большого ламы. Если бы я не начал ограничивать себя, то до сих пор имел бы все возможности эксплуатировать других.
Во время моего первого визита в Монголию для меня были организованы экскурсии по различным институтам, музеям. В одном из них я увидел рисунок ламы с огромным ртом, который пожирал людей. Это было в 1979 году, когда Монголия все еще была коммунистической страной. Коммунисты утверждали, что религия это опиум, и любой религиозный институт является эксплуататорским.
Даже монахи были эксплуататорами. Даже пожертвования, которые распределялись в монашеской общине, считались формой эксплуатации. Когда я подошел к этому рисунку, чиновники, сопровождавшие меня, заметно напряглись. Я внимательно посмотрел на рисунок и сказал: «Это правда».
Разумеется, я согласился с этим рисунком. Я ведь не только социалист, но еще и немного левый, коммунист. Если говорить языком теории социальной экономии, я – марксист. Мне кажется, я более левый, чем китайские лидеры (смеется). Они капиталисты (снова смеется).
– Это правда. В реальном мире присутствует эксплуатация. Есть и неоправданно огромный разрыв между богатыми и бедными. Мой вопрос, как с буддийских позиций мы должны решать проблемы неравенства и социальной несправедливости? По-буддийски ли чувствовать при этом гнев и возмущение?
– При столкновении с экономическим или любым другим типом несправедливости религиозному человеку совершенно неправильно оставаться безразличным. Религиозные люди должны стремиться решать эти проблемы. Здесь встает вопрос, что делать с гневом?
Есть два типа гнева. Один возникает в результате сострадания; этот тип гнева полезен. Гнев, который мотивирован состраданием или желанием исправить социальную несправедливость без стремления причинить зло другому, – хороший гнев, и ощущать его хорошо. Например, хороший родитель, обеспокоенный поведением своего ребенка, может высказать в его адрес жесткие слова или даже поднять на него руку. Он может рассердиться, но тут нет никакого желания причинить ему вред.
В японских храмах часто поклоняются гневной манифестации буддийского божества Ачалы. Но гневное выражение лица Ачалы отнюдь не вызвано желанием нанести вред живым существам, оно вызвано заботой о них, желанием исправить их ошибки, что сродни с желанием родителей исправить ошибки их детей. Как вы правильно заметили, гнев приносит больше энергии, больше решимости, больше эффективности в действиях по исправлению несправедливости.
– Но, разумеется, он должен сопровождаться состраданием.
– Да. Глубинной мотивацией должно быть сострадание, и оно делает гнев средством для достижения цели.
– Чтобы использовать гнев как мотивационную силу, должны ли мы трансформировать его в другое состояние, во что-то позитивное? Или мы должны оставлять его таким, какой он есть?
– Вопрос в состоянии ума человека или в мотивации, которая определяет действие. Когда мы действуем, это действие происходит в силу причины, которая уже заложена в нас. Если мы действуем, когда наша внутренняя мотивация это ненависть к другому человеку, тогда эта ненависть, выраженная в форме гнева, приводит к разрушительным последствиям. Это негативное действие.
Но если мы действуем исходя из интересов другого человека, если мы мотивированы любовью и симпатией, тогда мы можем дать волю гневу, поскольку мы озабочены благополучием того человека.
Так ведут себя родители, заботясь о своих детях. Если ребенок играет с пузырьком с ядом, например, есть опасность, что яд может попасть ему в рот. Это опасная ситуация, и родитель может крикнуть или ударить ребенка по руке, но только в связи с истинной заботой о нем, для того чтобы отвратить от него опасность.
Как только ребенок бросает пузырек, родитель перестает гневаться. Это потому что гнев был направлен на действие ребенка, которое могло ему навредить, а не на самого ребенка. В таком случае правильно предпринять необходимые меры, для того чтобы остановить ребенка. Такими мерами могут быть окрик или удар.
Если же гнев направлен на человека и при этом есть чувство неприязни к нему, тогда это чувство будет устойчивым. Если кто-то пытается вам навредить или вы чувствуете, что вам вредят, тогда вы можете испытать негативные чувства к человеку, и даже если он перестает вести себя таким образом, вы все еще будете чувствовать неприязнь к нему. В первом случае, если ребенок бросает пузырек, гнев родителя улетучивается. Два этих типа гнева весьма различны.
– Так что Вы тогда скажете о гневе, направленном на социальную несправедливость? Он может длиться до тех пор, пока несправедливость не будет устранена?
– Гнев, направленный на социальную несправедливость, должен оставаться до тех пор, пока не будет достигнута цель.
– Понятно. Нужно ли продолжать питать это чувство гнева?
– Конечно. Этот гнев направлен на саму социальную несправедливость и сопутствует борьбе за ее устранение. Он необходим для того, чтобы остановить социальную несправедливость и неверные разрушительные действия.
Источник: Tricycle
В сюжете: Далай-лама