Дилемма перебежчиков в Монголии: как преодолеть разногласия с Кореей

В запутанной геополитической паутине Северо-Восточной Азии Монголия долгое время сохраняла свою идентичность «нейтрального моста», используя «политику третьего соседа» для обретения автономии в условиях пересекающегося влияния Китая и России. То, что в 1990-х годах было способом снизить экономическую зависимость от Пекина и Москвы, превратилось в дипломатическую позицию, основанную на ценностях, благодаря чему Улан-Батор заслужил репутацию нейтрального посредника.

Однако в период с 2024 по 2025 год этот хрупкий баланс был нарушен тремя кризисами: крахом нарратива о «мягкой силе», воплощённого в совместном монголо-южнокорейском фильме «На пути на юг», разоблачением шпионского скандала в Южной Корее и дипломатическим кризисом, вызванным бегством северокорейского переводчика.

В совокупности эти инциденты обнажили острое противоречие, лежащее в основе нейтралитета Монголии: как совместить гуманитарный идеализм с экономическим прагматизмом и как защитить национальный суверенитет, угождая при этом и Сеулу, и Пхеньяну. Кризис, разразившийся в 2025 году — в 35-ю годовщину установления дипломатических отношений между Монголией и Южной Кореей — и вскоре после возобновления сотрудничества Улан-Батора с Пхеньяном в 2024 году, стал определяющим испытанием дипломатической зрелости Монголии.

Амбиции «мягкой силы» сталкиваются с суверенными компромиссами

Премьера в Улан-Баторе состоялась в сентябре 2024 года, а в Сеуле — в апреле 2025 года. Фильм «На пути на юг» был призван укрепить «мягкую силу» обеих стран. Режиссёрами фильма выступили Санграэ Ким из Южной Кореи и Баттулга Сувид из Монголии. В фильме нет политических заявлений, а повествование сосредоточено на людях: на матери из Северной Кореи, которая вместе с ребёнком спасается от пограничников, на монгольском пограничнике, разрывающемся между долгом и состраданием, и перебежчике, переживающем травму разлуки. В фильме, в котором снялись известные монгольские актёры Сарантуя Самбуу, Эркембаяр Ганболд, Самданпурев Оюнсамбуу и Замилан Болд-Эрдэнэ, а также южнокорейские звёзды Пак Кван Хён, О Су Чжон и Чхве Джун Ён, Монголия намеренно представлена как «моральный посредник», отвергающий жёсткую позицию Сеула по отношению к Пхеньяну и изоляционистскую политику Северной Кореи.

Выход фильма был тщательно спланирован так, чтобы совпасть с двусторонней годовщиной 2025 года и усилить роль Монголии в посредничестве на Корейском полуострове, а также соответствовать «Новой северной политике» Южной Кореи, которая позиционирует Монголию как евразийский ресурсный центр. Внутри страны фильм подогрел национальную гордость за то, что небольшая страна вносит свой вклад в региональную стабильность; на международном уровне он успешно превратил «Политику третьего соседа» из простой стратегии экономической диверсификации в дипломатическую концепцию, основанную на гуманитарных ценностях. Эта история нашла отклик, потому что Монголия остаётся одной из немногих стран, поддерживающих стабильные долгосрочные отношения с обеими Кореями со времён холодной войны.

Однако это идеалистическое видение рухнуло через несколько месяцев из-за шпионского скандала.

В конце 2024 года власти Монголии арестовали двух офицеров Разведывательного управления Министерства обороны Южной Кореи (KDIC) — подполковника и майора — по обвинению в вербовке монгольских посредников для проникновения в посольство Северной Кореи в Улан-Баторе. Этот поступок нарушил Венскую конвенцию о дипломатических сношениях 1961 года и стал прямым нарушением суверенитета Монголии.

Улан-Батор сначала выступил с резким осуждением, назвав инцидент «серьезным злоупотреблением доверием», но изменил свою позицию после того, как директор Корейского института международных отношений Мун Сан Хо лично отправился в Улан-Батор, чтобы извиниться. Монголия сняла обвинения и освободила офицеров. Этот компромисс стал возможен благодаря глубокой экономической зависимости Монголии от Южной Кореи, но он продемонстрировал двойные стандарты дипломатии: Улан-Батор одновременно углублял дружественные связи с Пхеньяном, подрывая свой нейтральный имидж.

Что ещё более тревожно, расследование, проведённое специальным прокурором Южной Кореи Чо Ын Соком, выявило потенциальную связь между шпионской операцией в Монголии и введением бывшим президентом Юн Сок Ёлем военного положения менее чем через две недели. Расследование показало, что действия KDIC были преднамеренной попыткой сфабриковать кризис безопасности из-за угроз со стороны Северной Кореи, чтобы Юн Сок Ёль мог приостановить действие гражданских свобод и распустить парламент в ходе авторитарного захвата власти.

В записках бывшего директора Корейского института оборонных исследований Но Сан Вона, который сейчас предстанет перед судом по обвинению в государственной измене, подробно описываются планы «совершения провокационных атак вдоль Северной разграничительной линии (СГРЛ)». Ли Сын Хо, бывший начальник оперативного отдела Объединённого комитета начальников штабов Южной Кореи, подтвердил, что бывший министр обороны отдал приказ о проникновении беспилотников на территорию Северной Кореи. Во внутренних служебных записках Корейского института оборонных исследований также упоминается использование «заброшенных аэростатов», оснащённых пропагандистскими или зажигательными устройствами, для провокации ответных действий со стороны Северной Кореи. Территория Монголии невольно стала ареной для этого политического заговора, нарушившего как суверенные принципы страны, так и её заветный нейтралитет.

Кризис с перебежчиками

В августе 2025 года дезертирство переводчика во время визита высокопоставленной северокорейской академической делегации в Монголию усугубило дипломатическое затруднительное положение страны. Возглавляемая Тэ Хён Чхолем, президентом Академии общественных наук, делегация стала первой высокопоставленной академической миссией Пхеньяна в Монголии за семь лет. Тэ и его группе было поручено продвигать идею о том, что «Сеул отказался от воссоединения». Однако во время визита разразился скандал, когда сопровождавший делегацию переводчик попросил убежища в посольстве Южной Кореи в Улан-Баторе. По данным японского агентства Kyodo News, Пхеньян ответил беспрецедентной мерой: отозвал своего посла в Монголии — впервые с 1999 года — и положил конец восьмилетнему пребыванию в должности О Сын Хо.

Эта ответная мера резко контрастировала с потеплением отношений между Монголией и Северной Кореей в 2024 году. В том году Монголия стала первой страной, помимо Китая и России, которая увеличила штат посольства в Пхеньяне после пандемии COVID-19. В январе посол Монголии Лувсансэрэн Эрдэнэдаваа вручил свои верительные грамоты Чхве Рен Хэ, председателю Президиума Верховного народного собрания Северной Кореи, при этом обе стороны отмечали 75-ю годовщину установления дипломатических отношений и 35-ю годовщину визита Ким Ир Сена в Монголию.

В марте 2024 года заместитель министра иностранных дел Северной Кореи Пак Мён Хо возглавил делегацию, направленную в Монголию — первую делегацию Министерства иностранных дел Пхеньяна (Улан-Батор неоднократно приглашал Чхве Сон Хи, женщину-министра иностранных дел Северной Кореи, посетить Монголию. Однако в последние годы она чаще посещала Москву и Пекин) в Улан-Батор после пандемии. Эти контакты свидетельствуют о том, что Пхеньян признаёт решение Монголии не закрывать посольство во время пандемии и доверяет её нейтральной позиции.

31 июля 2025 года председатель Великого государственного хурала Амарбаясгалан Дашзэгве провёл ещё одну официальную встречу с председателем Верховного народного собрания Корейской Народно-Демократической Республики Пак Ин Чхолем. Монгольская сторона подчеркнула свою приверженность дальнейшему укреплению долгосрочного дружественного сотрудничества, основанного на глубокой традиционной дружбе между двумя странами, приоритету общих интересов их народов и поддержке регионального мира и процветания. Северокорейская сторона выразила благодарность за оживлённый и дружественный обмен мнениями по вопросам двусторонних отношений и подтвердила свою приверженность тесному сотрудничеству в целях развития стабильного и долгосрочного взаимодействия между двумя странами. Стороны также обменялись мнениями по поводу расширения межпарламентского сотрудничества.

Бегство переводчика подорвало это доверие, и Северная Корея выступила с суровым предупреждением: она не потерпит, чтобы Монголия стала «транзитным пунктом для перебежчиков» или «платформой для южнокорейских заговоров».

Столкнувшись с кризисом, Монголия заняла позицию «стратегического молчания», не подтверждая и не опровергая факт дезертирства. Несмотря на обвинения в «лицемерии» со стороны международного сообщества, для небольшой страны это был прагматичный выбор: избежать прямой конфронтации с Пхеньяном и обеспечить долгосрочную стабильность в регионе в ущерб краткосрочным моральным амбициям. Тем не менее цена молчания была высока: оно оторвало действия Монголии от гуманитарного нарратива «На пути на юг», серьёзно подорвав её репутацию «нейтрального посредника». Что ещё более важно, этот инцидент привлёк внимание к давно скрываемой роли Монголии как секретной транзитной страны для северокорейских перебежчиков.

Отношения между Монголией и Северной Кореей долгое время строились на прагматизме. Обе страны установили дипломатические отношения в 1948 году, и Монголия одной из первых признала Пхеньян. Двусторонние отношения сохранились даже после перехода Монголии к демократии в 1990 году. В 1999 году Северная Корея закрыла своё посольство в Улан-Баторе, сославшись на «финансовые трудности», что фактически было протестом против растущей близости Монголии к Южной Корее. Впоследствии Улан-Батор выступил с инициативой по восстановлению отношений, способствовав визиту министра иностранных дел Северной Кореи Пэк Нам Суна в 2002 году для подписания нового Договора о дружбе и сотрудничестве, а также открытию посольства Пхеньяна в 2004 году.

В период с 2004 по 2019 год в Улан-Баторе проживало до 5000 северокорейских рабочих, и во время голода им оказывалась продовольственная помощь. Такое сдержанное взаимодействие поддерживало важнейшие каналы связи, закладывая основу для посреднических амбиций Монголии. Кризис, связанный с дезертирством в 2025 году, разрушил десятилетиями накапливавшееся доверие, и политика Монголии в отношении Северной Кореи превратилась в реактивное управление кризисом.

Экономическая зависимость: оковы южнокорейского влияния

Ряд компромиссов, на которые пошла Монголия в 2024–2025 годах, был обусловлен серьёзной экономической уязвимостью. Более 80 % её торговли приходится на Китай и Россию, что делает её экономику зависимой от колебаний в их экономиках и изменений в политике. Политика «третьего соседа» — это, по сути, стратегия выживания, направленная на снижение этого риска. К 2025 году Южная Корея стала ключевым элементом этой политики: полупроводниковая промышленность и производство электромобилей в Сеуле создают высокий спрос на монгольское серебро, молибден, уголь, медь и редкоземельные металлы (критически важные полезные ископаемые), формируя взаимодополняющие экономические связи, основанные на более раннем сотрудничестве в области энергетики и инфраструктуры.

Экономические данные за 2025 год подчёркивают остроту этой проблемы. На фоне замедления темпов роста экономики Китая экспорт Монголии в Китай сократился на 9,4 % за первые три квартала, а доходы от продажи угля упали на 41 %. Хотя Южная Корея стремилась восполнить образовавшийся дефицит, фактические данные свидетельствуют о том, что для Монголии ситуация сложилась менее благоприятно: по данным южнокорейской статистики, объём двусторонней торговли за первые три квартала 2025 года превысил 550 миллионов долларов США. Примечательно, что, хотя общий объём торговли вырос на 19 %, этот рост был обусловлен увеличением экспорта Южной Кореи в Монголию на 21,2 %, в то время как импорт Южной Кореи из Монголии сократился на 16,3 %. Сеул пообещал создать в ноябре 2025 года «Центр сотрудничества Монголии и Южной Кореи в области редкоземельных металлов» для содействия совместным исследованиям и интеллектуальной добыче полезных ископаемых. Продолжающиеся переговоры по Соглашению об экономическом партнёрстве (СЭП) обещают не только немедленное улучшение экономической ситуации, но и важные технологии для устойчивого развития Монголии. Эта экономическая привлекательность постепенно переросла в значительное дипломатическое влияние Южной Кореи.

На фоне этих дипломатических и экономических противоречий парламентская дипломатия на высоком уровне стала для Монголии важнейшим инструментом в преодолении разногласий с Кореей.

В апреле 2025 года, когда в Южной Корее начались внутренние беспорядки, а бывшему президенту Юну грозил импичмент из-за его указа о чрезвычайном положении, изданного в 2024 году, спикер Национальной ассамблеи У Вон Сик возглавил делегацию, отправившуюся в Монголию. Он назвал Монголию «ключевым партнёром в обеспечении региональной стабильности», подразумевая взаимность: экономическая поддержка будет оказана при условии, что Улан-Батор поддержит Сеул на Корейском полуострове.

Спустя три месяца, 30 июля 2025 года, председатель Великого государственного хурала Монголии Амарбаясгалан Дашзэгве провел официальную встречусо спикером Национальной ассамблеи Республики Корея Ву Вон Сиком. Примечательно, что эта встреча состоялась всего за день до того, как Амарбаясгалан провел аналогичную встречу с Пак Ин Чхолем из Северной Кореи.

Встреча Амарбаясгалана Дашзэгве, председателя Великого государственного хурала Монголии, и Ву Вон Сика, спикера Национальной ассамблеи Южной Кореи, 30 июля 2025 года. Фото: Парламент Монголии.

Выразив удовлетворение встречей, состоявшейся после визита Ву в Монголию в апреле 2025 года, Амарбаясгалан подчеркнул важность Южной Кореи как ключевого «третьего соседа», партнера по сотрудничеству в Северо-Восточной Азии и сторонника демократических ценностей. Он выдвинул три основных требования: устранить препятствия в строительстве теплоэлектростанций в 10 провинциях Монголии, финансируемом за счёт льготных кредитов Южной Кореи, и проконтролировать выбор новых подрядчиков; способствовать взаимному обмену между людьми (включая смягчение условий для гуманитарных поездок граждан Монголии в Южную Корею и решение проблемы репатриации граждан Монголии на границе с Южной Кореей).

В ответ Ву пообещал незамедлительно возобновить и продвигать проект строительства теплоэлектростанции в 10 провинциях, а также заявил, что Южная Корея изучает меры по упрощению поездок граждан Монголии, в том числе введение электронных виз, увеличение консульского штата в посольствах и упрощение визовых процедур для групповых поездок. Стороны также обменялись мнениями по вопросам, затронутым в ходе предыдущих официальных визитов, и достигли консенсуса в отношении содействия практическому экономическому сотрудничеству между двумя странами.

После июньских президентских выборов в Южной Корее новый президент ещё больше укрепил эту связь. В ходе сентябрьского телефонного разговора с президентом Монголии Ухнаагийном Хурэлсухом он предложил «ускорить переговоры по соглашению о свободной торговле» и «способствовать безвизовому въезду для граждан Монголии» — это одно из ключевых требований Улан-Батора, учитывая, что около 50 000 монголов работают или учатся в Южной Корее, причём половина из них — нелегально, — в обмен на поддержку Монголии на Корейском полуострове.

Премьер-министр Южной Кореи Ким Мин Сок позже прямо связал сотрудничество в области редкоземельных металлов с региональной напряжённостью, призвав Монголию «поддержать наши усилия по преодолению региональной нестабильности». Ответ заместителя премьер-министра Монголии Ням-Осора Ухрала был красноречивым: он пообещал углубить сотрудничество в области важнейших полезных ископаемых, но избежал любых упоминаний о «нейтралитете», продемонстрировав дипломатические компромиссы, стоящие за экономической зависимостью.

По сути, Монголия сделала ставку на то, что Пхеньян не разорвёт связи, потому что ему нужна была поддержка союзника в преддверии 80-летия Трудовой партии Кореи. Таким образом, этот компромисс позволил снизить краткосрочные риски и получить экономическую выгоду от Сеула, но при этом несёт в себе значительные долгосрочные риски. Чрезмерная зависимость от Южной Кореи может привести к тому, что политика «третьего соседа» превратится из диверсификации в зависимость, что в конечном счёте подорвёт дипломатическую автономию Монголии.

Ключом к выходу Монголии из этой дилеммы является расширение сотрудничества с другими «третьими соседями», такими как США, Япония и Европейский союз, при условии, что экономический прагматизм действительно служит суверенитету, а не превращает Монголию в вассала крупной державы.

Путь вперёд: к принципиальному прагматизму

Чтобы справиться с внутренними и внешними вызовами, Монголии необходимо срочно пересмотреть своё стратегическое мышление — перейти от пассивного компромисса к принципиальному прагматизму, основать свою внешнюю политику на суверенитете и ключевых ценностях, чтобы создать гибкую и устойчивую систему. Эта трансформация должна происходить параллельно в отношениях как с Южной, так и с Северной Кореей, при этом необходимо укреплять внутренний институциональный потенциал.

Монголия должна превратить свои ресурсные преимущества в весомые дипломатические рычаги. На переговорах в Агентстве по охране окружающей среды она должна чётко обозначить два основных требования, не подлежащих обсуждению: во-первых, Южная Корея должна подписать обязывающее соглашение, запрещающее любую разведывательную деятельность на территории Монголии, чтобы устранить дефицит доверия, вызванный шпионским скандалом с KDIC; во-вторых, Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН) должно взять на себя ведущую роль в механизме рассмотрения дел перебежчиков, соблюдая баланс между гуманитарными принципами и суверенной безопасностью. С экономической точки зрения Монголии необходимо выйти за рамки модели «экспортера сырья» с низкой добавленной стоимостью и развивать сотрудничество в сфере переработки редкоземельных металлов и интеллектуального производства, чтобы стимулировать развитие отечественной промышленности. Снижение зависимости от одного рынка и экспорта ресурсов позволит Монголии превратиться из поставщика ресурсов в промышленного партнера, соответствующего цепочке поставок Сеулав страну, отвечающую интересам безопасности и предоставляющую Улан-Батору экономическую инициативу.

Для восстановления доверия с Пхеньяном необходимо перейти от реактивной дипломатии к проактивной. Во-первых, Улан-Батору следует использовать неофициальные каналы связи, чтобы открыто обсудить уход переводчика, подтвердив принцип «невмешательства во внутренние дела», поддержав приверженность посла Эрдэнэдаваа «традиционному дружественному сотрудничеству» в 2024 году и разъяснив, что Монголия не станет инструментом противостояния Северной Корее. Во-вторых, необходимо возобновить проекты сотрудничества с низким уровнем риска — культурные обмены, помощь в сельском хозяйстве и сотрудничество в сфере здравоохранения, — избегая спорных вопросов, связанных с Корейским полуостровом, и восстанавливая доверие между официальными лицами посредством взаимодействия между людьми. В-третьих, необходимо возродить «Улан-Баторский региональный форум по денуклеаризации и примирению на Корейском полуострове», предложенный Министерством иностранных дел Монголии, позиционируя его как платформу для неконфронтационного технического диалога (посвящённого таким вопросам, как воссоединение семей) для восстановления межкорейских каналов связи и возрождения его «мостового» значения. Тем временем Монголия может сохранить жест доброй воли в виде «не присоединения к санкциям против Северной Кореи» — ключевого элемента двусторонних отношений.

Фундаментальное решение дилеммы перебежчика заключается в создании институционализированного механизма реагирования. Эта структура, поддерживаемая УВКБ ООН, должна включать три основных элемента: четкие критерии подачи ходатайства о предоставлении убежища, строгие конфиденциальные процедуры обработки и варианты переселения в третьи страны. Такая система гарантировала бы гуманитарные права уязвимых групп, предотвращая перерастание отдельных инцидентов в дипломатические кризисы, претворяя концепцию ”гуманитарного посредничества” "По пути на юг" в действенную политику и освобождая Монголию от цикла “пассивного реагирования”.

Заключение

Самым ценным стратегическим активом Монголии являются не её богатые полезные ископаемые, а доверие, признаваемое — или допускаемое — всеми заинтересованными сторонами в регионе, особенно в Центральной Азии или на Корейском полуострове. Это доверие, сформировавшееся за десятилетия балансирования между экономической привлекательностью Сеула и требованиями Пхеньяна к уважению, свидетельствует о мудрости, позволившей превратить географическую уязвимость в дипломатическую гибкость. Если Улан-Батор пожертвует этим доверием ради краткосрочных экономических выгод или временного умиротворения Пхеньяна, это нанесёт непоправимый ущерб его положению в регионе.

Для страны, которая на протяжении веков превращала уязвимость в гибкость, нынешний кризис — это одновременно и вызов, и возможность для преобразований. Монголия должна придерживаться принципиального прагматизма, сохраняя баланс в условиях межкорейской конкуренции, не становясь инструментом ни одной из сторон и не отказываясь от своих основных обязательств в области гуманизма и защиты суверенитета. Только тогда сможет укорениться его идентичность «нейтрального моста», который защищает собственный суверенитет, безопасность и интересы развития, в то же время внося уникальный вклад в стабильность Северо-Восточной Азии и создавая модель дипломатии средних и малых государств в эпоху соперничества великих держав.