Как писатель Михаил Веллер работал чабаном в Монголии
Писатель Михал Веллер, оказывается, некогда побывал и даже поработал в Монголии. Об этом и не только отрывки из его разговора в студии "Говорит Москва".
О. ДАНИЛЕВИЧ: Владимир Мединский на этой неделе сообщил эту прекрасную новость о том, что в России запрещён к прокату фильм №44. И Владимир Мединский на этой неделе сказал, что он сам посодействует тому, чтобы фильм выложили в сеть, и конкретно на порталах Минкультуры этот фильм появился. Знаете, что нас в этом смысле немножечко смущает? Мы не понимаем, почему эксперты Минкультуры запрещают к показу вместе с прокатчиком?
М. ВЕЛЛЕР: можно допустить, что Мединский на сто процентов прав и фильм отвратительный, а можно допустить, что он не прав, и фильм очень хороший, а можно допустить просто, что вкус его и вкус кого бы то ни было другого просто не совпадут, что более чем вероятно. Но в любом случае возвращение к золотым временам Жванецкого: давайте обсуждать вкус на вид, запах на цвет и пение в пересказе, и обсуждать фильмы, которые мы никогда не видели. Народ когда-то очень резвился. Далее слово Виктору Степановичу Черномырдину, бессмертному мастеру русского афоризма: «Никогда так не было, и вот опять». Так что здесь – да. «Я «Доктора Живаго» не читал, но своё мнение всё-таки имею». А вот что касается выложить его в сети – это какая-то, по-моему, попытка станцевать адажио, сделав шаг вперёд, два назад. Что, нет-нет, которые хотят – они, пожалуйста, пусть посмотрят. Но не в кинотеатрах. Честно говоря, это немного непоследовательно.
Ежели уж зрителям его вредно смотреть, то значит вредно. Много лет за меня решали, что мне вредно и что мне полезно. И те, кто это решал, перестроились в одночасье. Они говорили, что религия – опиум для народа, а коммунизм – светлое будущее человечества. Теперь они с коммунистическими лицами стоят в церкви, и они же говорят, что православие – наша главная духовная скрепа, а при слове «коммунизм» отводят глаза в сторону, не желают разговаривать на эту тему. Вот и с культурой то же самое: у нас уже много чего было запрещено. Так что мне это всё не нравится, потому что на самом деле это факт цензуры. А цензура – когда за вас другие решают, что вам надо, чего нет.
О. ДАНИЛЕВИЧ: А вы сами были за цензуру в своё время.
М. ВЕЛЛЕР: Нет, никогда, вы что-то спутали. Я мог иметь в виду: первое – что любое государство следит за охраной своей военной и государственной тайн в печати. В этом отношении военная цензура существует везде и всегда; второе – когда у нас идут некие вопиюще глупые вещи, развращающие детей, то здесь уже некие элементы, я считаю, должны работать, и они должны работать на уровне уголовного суда с присяжными, обвинителем, защитником и судьёй. И люди, если они нарушили закон, и было сочтено присяжными людьми из народа, выбираемыми по жребию, и мнение присяжных не отменяется и не обсуждается. Это высшая инстанция. И никаких штучек-дрючек. Назначьте новый состав, присяжные…
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А если речь идёт об искажении истории?
М. ВЕЛЛЕР: То они тогда и выносят этот окончательный вердикт. Но позвольте я договорю сначала про цензуру, а дальше мы начнём искажать историю. Что касается цензуры, цензуру отправляют обычные чиновники, как правило, среднего ума люди, чаще мужчины, чем женщины, так складывается, которые имеют в виду единственное – угодить начальству и продвинуться по служебной лестнице, и чтоб их ни в чём нельзя было обвинить. В общем они не способны ни пахать землю, ни работать за станком, ни лечить, ни учить – они ни на что не способны. Они способны только руководить. Вот они руководят и они решают. Это на самом деле большое зло, потому что в результате идиоты руководят людьми более разумными. Такие государства достаточно быстро рушатся и, самое главное, восстанавливают против себя своё население.
Теперь что касается искажения истории. Девушки, вы истории не знаете. Я вас в этом не виню, потому что у вас не было никакой возможности её узнать. То, что вы знаете…
О. ДАНИЛЕВИЧ: Мы знаем из учебников таких же, которые были написаны кем-то.
М. ВЕЛЛЕР: Да-да. Вы знаете не историю, вы знаете исторические версии, которые изложили для вас и всех остальных соответствующие учёные мужи, как правило, получающие задачу на то или иное освещение тех или иных событий. Когда говорят «мы не позволим переписывать историю», историю переписать нельзя, что было то и было, имеется в виду: «мы не позволим выдавать иную версию, нежели та, которая нам нравится». Как только вы начинаете рыться в каком-то событии, выясняется, что было совсем не так, как вам впаривали не только в течение десятилетий, но и веков. Вместо истории мы живём историческими мифами. Любое государство, любой народ живёт историческими мифами. Но когда изучение истории не подвергается цензуре, то у историка больше шансов (а после историка – у народа) знать историю поближе к правде.
А когда Главполитуправление Министерства обороны и идеологический отдел ЦК КПСС дают задание, что и как освещать, мы продолжаем впаривать, только недавно прочитал: стенгазеты в питерских школах под управлением Кургиняна, что Финляндия напала на Советский Союз, бред сивой кобылы в лунную ночь, и тому подобную историю.
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Мы всё к фильму возвращаемся. Ведь это же американцы переписали историю, получается. Автор книги «Малыш 44» Том Роб Смит удивился запрету на экранизацию романа в России. И смотрите, что он в Твиттере написал: «Не понимаю, а что я исказил. Голода не было? Преследования геев не было? Коррупции? Секретной полиции?». И, по словам писателя, роман хорошо продавался в России, никто его не запрещал.
М. ВЕЛЛЕР: Как можно говорить об искажениях, не зная, что в этом фильме есть. Скажем, у нас много десятилетий чудовищно искажали военную, послевоенную историю, один из примеров, когда говорили, что Фултонская речь Черчилля (март 1946 года, США, Фултонский университет) послужила началом, прологом Холодной войны. И вот наступила новая эпоха. И в сети спокойно висит Фултонская речь Черчилля. Там нет ни слова о том, чтобы была война. Она вся посвящена только одному: невозможно допустить новую войну в новых условиях, когда существует атомная бомба, и необходимо сделать всё, чтобы этой страшной катастрофы никогда не произошло. Вот, что говорил Черчилль на самом деле в те самые времена, когда товарищ Сталин отказывался выводить группу советских оккупационных войск из Ирана, хотя должен был до Нового Года, англичане давно вывели. И вот это вот история.
Но поскольку люди воспитали на другом, у них закипает пена на губах, они говорят: что вы несёте? Их не интересует история. Их интересует только то, чтоб мы были всегда правы.
О. ДАНИЛЕВИЧ: 4 года назад на телеэкраны вышел сериал, который был снят по вашей повести «Баллада о бомбере». Скажите, вы когда-нибудь были недовольны экранизацией своих романов, своих книг?
М. ВЕЛЛЕР: Вы знаете, не готов назвать писателя, который был бы доволен своей экранизацией. Я представляю себе Льва Толстого, который посмотрел экранизацию «Войны и мира» Бондарчука, а это была ещё лучшая из экранизаций…
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: А потом бы порадовался, когда узнал, что картина получила «Оскар».
М. ВЕЛЛЕР: Вы знаете, в гробу он видал «Оскар» вместе со всей этой оскаровской академии. Лев Николаевич, который в гробу видал Нобелевскую премию, которую ему было собирались, он сказал – вот уж увольте. Так что нет, это мне не сильно понравилось, честно скажу. Потому что сценарий был написан несколько другой, он был оживлён, был введён глубоко верующий человек. Верующие христиане в армии никакой роли не играли, это всё враньё новейших времён. Потому что в основном воевали люди 20-летние, выросшие и воспитанные в сталинское время, убеждённые комсомольцы, которые твёрдо знали, что религия – опиум для народа, и чтобы у кого-то был нательный крестик… если человеку 50 – запросто, двадцатилетний – да не боже мой, всё это враньё. Это можно читать мемуары кого угодно и говорить с ещё живыми.
Ввели туда женщину, командира отряда Нину Усатову. Нина Усатова – прекрасная колоритная актриса. Чем её можно прокормить в партизанском отряде так, чтобы она была учетверённой толщины. Ну, хлопцы, не можно ж так.
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: В общем, вы недовольны.
М. ВЕЛЛЕР: Погодите. Везут Фау-2, один экземпляр ракеты, чтобы запустить её на Москву и тем самым испытать. Вот это называется бред сивой кобылы в лунную ночь. Да их по Лондону выпустили 4000 штук. Какую одну на Москву? Потом очень интересен главный гестаповец, который является начальником разведки, контрразведки, комендантом концлагеря в одном лице. А место секретарши у него зарезервировано за советской разведкой. У него одна разведчица выбрасывается в окно, и на это место он тут же берёт другую советскую разведчицу. Так что всё это очень мило. Но мне понравились исполнители двух главных ролей – Ефремов младший и забыл, эта милая девушка, которая играла Катю. Знаете, они очень хорошие. Они славные, милые, искренние и убедительные. А когда я посмотрел недавно какие-то куски, мне это понравилось в несколько раз больше, чем раньше, потому что темп роста качества нашей телепродукции таков, что всё старое с каждым годом всё лучше и лучше.
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Может, просто новое хуже становится?
М. ВЕЛЛЕР: Вы меня правильно поняли, у вас, видимо, стальной капкан. Потому что новые сериалы о войне просто смотреть невозможно. Это какая-то шизофрения. По-моему, их ставят на скорость.
О. ДАНИЛЕВИЧ: Тут вообще неделя полна была всяких культурных событий. Сложно назвать это событие культурным, но, тем не менее, было споров на фоне так называемого «Танца пчёлок». Вы видели?
М. ВЕЛЛЕР: Вы знаете, это я видел, потому что это сидело спокойно, и сейчас, по-моему, есть, и в интернете, и там что ни открываешь, там тверкинг, тверкинг. А интересно, слово «тверкинг», такое выковыривание чего-то пальцем, типа изюмину из теста тверкинг – и выковорил. Так что я посмотрел. Вы знаете, в чём дело? Это негритянские эротические танцы. Если вы представите себе, что чернокожий из центральной Африки ансамбль в юбочках из пальмового волокна исполняет это всё на сцене под стук тамтамов, сияя белыми крупными зубами и вращая белками больших круглых глаз.
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Вращая бёдрами.
М. ВЕЛЛЕР: Знаете, бёдра с задницей мы ставим отдельно, это показывали в телевизоре. А вот негритянские зубы и глаза не показывали. В этом африканском исполнении это будет очень колоритно. Но когда это делают белые 15-17-летние девушки, у которых совсем не африканская пластинка, грация и чувство ритма и которые совсем не для того, казалось бы, подготовлены всей тысячелетней культурой, конечно, это производит тупое и пошлое впечатление.
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: «Есть такой фильм – «Скины», или “Romper Stomper”, там цитируют «Майн Кампф», а также портреты Гитлера и свастики. Но фильм номинирован на «Оскар» и имеет массу премий. Что скажете?», - спрашивает слушатель Череп.
М. ВЕЛЛЕР: Вы знаете, доводилось мне ещё в советские годы видеть массу советских фильмов, где было изображение Гитлера, Гиммлера, Геринга, Геббельса, а уж свастиками просто пестрил весь экран. Но поскольку вообще фильмы были, конечно же, абсолютно антифашистской, а, наоборот, советской направленности, то никому не приходило в голову попытаться режиссёра и художника, и декоратора судить за вот это вот. Так что, я думаю, смотря с какой целью это всё изображают.
О. ДАНИЛЕВИЧ: Знаете, что? Хотели мы вас вернуть ещё к самому важному, наверное, что произошло на этой неделе. Была прямая линия с президентом Путиным. И во время прямой линии Путин говорил о врагах России в том числе среди прочего. И процитирую, если позволите: «Быть нашими врагами и друзьями одинаково почётно. Мы никого врагами не считаем из участников международного сообщества и никому не рекомендуем считать нас своими врагами». Кого вы считаете, если считаете, врагами России?
М. ВЕЛЛЕР: Да, собственно, никого не считаю. Вы знаете, я думаю, что сейчас нет оснований делить мир на друзей и врагов. Я думаю, что сейчас Россия оказалась в таком положении, когда друзей нет, есть партнёры, попутчики на определённый участок, где можно получить взаимную или хотя бы одностороннюю, с их стороны, выгоду, и есть в принципе страны, которые совершенно не дружественно относятся к России, полагая, что Россия делает не то, не так, рулит не туда. Но это нельзя назвать врагами. Враги – это нечто совсем, как мы понимаем, другое. Враг – это человек, который хочет делать и делает что-то такое враждебное, что ведёт к нанесению вреда этой самой стране.
М. ВЕЛЛЕР: После первого курса я, увидев в конце 1 курса объявление, что здесь записывают на целину, помчался – оказалось, это стройотряд восточного факультета. Какая разница? Потом я увидел, что филфака. И здесь есть целинный отряд. Я переписался. Потом увидел, что есть отряд Мангышлак, транспортный, в пустыне, железную дорогу. Я переписался туда. После второго курса мы работали под Норильском на Талнахе, а после третьего я отправился вольным стрелком, потому что загробили уже это строительное движение, забюрократизировали. Это совершенно отдельный разговор. Да, это были совершенно чудесные времена: за границу не пускали, до 40 лет я был невыездным, до 1988 года, но зато внутри страна была большая. За все мои шляния меня били всего один раз, и то не по национальному…
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: И кто?
М. ВЕЛЛЕР: Гомосексуалисты.
О. ДАНИЛЕВИЧ: Вас били гомосексуалисты?
М. ВЕЛЛЕР: Дело в том, что я, выпивая с одним аборигеном в городе Бухаре, имел глупость лечь спать прямо на скамеечке в центральном скверике. Тепло же, никто не трогает. И ко мне во сне, чувствую, трогаю меня не так, и рука не женская. Я его напугал сам. А он возвращается с командой человек 5. Я от них… куда ж это самое… ну, конечно, немножко попинали, потому что не знаешь, куда идти. А больше ничего плохого не было.
О. ДАНИЛЕВИЧ: Тем не менее, самым лучшим вашим годом, по вашим же словам, был 1976-й, когда вы работали перегонщиком импортного скота из Монголии в Бийск.
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: По Алтайским горам.
М. ВЕЛЛЕР: У меня была заборная книжка гонщика. Это ученическая тетрадка, которую резали пополам. Но слово «гонщик», «Формула-1» и так далее, Айртон Сенна. Вот эти гонщики и гоняли.
О. ДАНИЛЕВИЧ: Или Шумахер.
М. ВЕЛЛЕР: Шумахера тогда ещё не было, он был ребёнком. И было три трассы. Одна из них шла на Забайкалье, на Улан-Удэ, вторая – на Семипалатинск, а третья – на Бийск. Вот я гонял на Бийск. Я уже не могу вспомнить, от кого услышал, что это есть. Как человек обстоятельный, я съездил туда зимой, узнал, что к чему и провёл такое замечательное лето. Это примерно 1000 км по горам, где-то 40-50 за границу в Монголию. Ничем эта монгольская степь высокогорная от нашей, разумеется, не отличается, и всеми этими длинными кусками… То есть мы пришли, где это, не помню, в середине октября, потом я пошёл ещё на подбор так называемый, бог с ним всем. Это было очень славно. Здоровья появилось море.
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Воздухом свежим надышались. Сколько голов было у вас в стаде?
М. ВЕЛЛЕР: Овечий, бараний гурт был 2000. Сарлык (монгольский як) – было 300. У нас было четыре человека на баране, два человека на сарлыке и один седьмой на таратайке, одноколке…
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Как вы управлялись?
М. ВЕЛЛЕР: Легко. Они дрессированные. Стадо монголами выдрессированное. Ему скажешь – а ну поворачивай. Это своя наука, которой обучаешься примерно за час.
О. ДАНИЛЕВИЧ: Быстро вы. На самом деле у вас такое количество каких-то профессий сумасшедшее. Вы были перегонщиком, матросом, учителем, бетонщиком, журналистом, экскурсоводом.
М. ВЕЛЛЕР: Позвольте о бетонщике. Это, видимо, самая сложная из профессий. Это нужно минут 20, чтобы обучить шимпанзе. То есть это настолько просто… Но что характерно, платят в 2 раза больше, чем молодому учителю после университета.
О. ДАНИЛЕВИЧ: Зачем это всё? У вас было столько много работ.
М. ВЕЛЛЕР: А дело в том, что я в это время удрал из школы. Мне это стало не по силам. Я не потянул. Как человек добросовестный и по характеру перфекционист, я не мог это делать так, как надо, а так, как надо, сил моих не было. Но когда я удрал, надо же было чем-то кормиться. Я почитал объявления, пошёл на железобетонный комбинат, №4 на улице Шкапина. И там несколько месяцев работал.
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: За 20 мин всему научились.
М. ВЕЛЛЕР: 20 мин для шимпанзе. А мне ребята секунд 40 показали – вот и всё. Я не буду сейчас рассказывать технологию, но это беспредельно просто: поправить ванну, завернуть струбцины, вложить закладные, а потом их принести – это настолько нечего делать.
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Разбогатели?
М. ВЕЛЛЕР: Вы знаете, конечно, нет. Как правило, бетонщики в формовочном цеху не богатеют. Они сколько получают, столько и пропивают.
О. ДАНИЛЕВИЧ: И вы выпивали?
Е. ЗВЯГИНЦЕВА: Пропивали?
М. ВЕЛЛЕР: Вы знаете, когда в бригаде, опять же, 7 человек и все пьют, то довольно дико сидеть рядом и говорить: нет, ребята-демократы, только чай.
О. ДАНИЛЕВИЧ: А как же самостоятельность?
М. ВЕЛЛЕР: Это была абсолютная самостоятельность. Индивидуализм проявляется вовсе не в том, что когда все пьют, ты закусываешь. Нет-нет. Я там видел один раз воочию, не метафора, как человек не может попасть в дверь. Это в день получки серьёзно посидели. И наш один Толик, такой симпатичный мужик лет 30, такой славный, средненький, стройненький такой, отличный, голые все идём в душ, кафель… душ человек на 50, я не знаю, комбинатский, заводской. И он не может из раздевалки попасть в дверь. Я говорю: Толян, погоди. – Нет, я хочу сам. Он отходит шагов на 6, принимает направление, идёт, и его сносит или в одну сторону, или в другую. «Нет, - говорит, - я сам». В общем, я помылся и ушёл – он всё в двери попадал.
О. ДАНИЛЕВИЧ: С вашими всеми скитаниями и путешествия когда вообще решили осесть, или так и не решили?
М. ВЕЛЛЕР: Я себе путём обмана государства в отношениях, прекрасно сформулированных, опять же, Жванецким: сколько ни кради у государства, своего не вернёшь. И таким образом я в 26 лет после скотоперегона отхлопотал себе в суперцентре Ленинграда комнату 8 квадратных метров с четвертью, и куда бы я ни уезжал, она оставалась за мной. Платить за неё было типа 2 рубля 70 копеек в месяц. Я платил за полгода вперёд, за год вперёд, там можно было забирать те деньги, и уезжал, куда глаза глядят. А переехал я потом уже в брежневские глухие времена в 1979 году в Таллин, когда выяснилось, что никто нигде и близко не будет меня печатать, не потому что я бездарен, не потому что у меня неправильная фамилия, а потому что я неправильная пчела, которая пишет абсолютно неправильные рассказы: формалистские, модернистские, несоветские, нехорошие.
Источник: по материалам Говорит Москва
В сюжете: МонголияМихаил Веллерчабан