Монголия стала посредником между КНР, РФ, США, Японией, Южной Кореей и КНДР
Президент Монголии Цахиагийн Элбэгдорж стал первым главой иностранного государства, посетившим КНДР со времени прихода к власти Ким Чен Ына в декабре 2011 года. Что стоит за северокорейско-монгольским сближением?
Сформировавшиеся достаточно теплые и доверительные отношения закрытого режима КНДР и ориентированной на Запад и либерально-капиталистический путь Монголии вызывают много вопросов у западных наблюдателей. Высокий уровень политических связей был подтвержден согласием Пхеньяна на визит в КНДР президента Элбэгдоржа. Это стало закономерным результатом участившихся в последнее время обменов визитами между Пхеньяном и Улан-Батором.
Тематика этих обменов касалась не только вопросов двустороннего сотрудничества. В настоящее время в условиях срыва шестисторонних переговоров по проблемам северокорейской ядерной программы Монголия позиционирует себя как страна - посредник между КНР, РФ, США, Японией, Южной Кореей и КНДР. И позиционирует, надо сказать, достаточно успешно, поскольку официальный Пхеньян, видимо, не против такого посредничества.
Если такой формат отношений сложился, следовательно, в его основе лежат какие-то реальные причины и обстоятельства. Можно предположить, что в основе взаимного сближения есть некие историко-психологические объединяющие факторы стран, "зажатых" большими соседними державами. И Монголия, и Северная Корея традиционно вышли из советско-китайских "тисков" геополитического и регионального соперничества. Оба государства зависели, а Северная Корея и Монголия и сегодня отчасти зависят от Китая.
Для КНДР монгольский пример является достаточно привлекательным в плане умелого лавирования монголов между "старыми хозяевами ситуации" (КНР и Россией) и новыми партнерами (США, Япония, Южная Корея). Пхеньяну, возможно, нравится, как Улан-Батор умело сталкивает РФ, КНР, США, Японию и Южную Корею на почве борьбы за монгольские минеральные ресурсы. Возможно, северокорейскому руководству импонирует и то, как монголы вот уже 10 лет получают большие объемы гуманитарной помощи с Запада.
Понятно, что КНДР по идеологическим причинам не может принять либерально-демократическую модель развития Монголии. С другой стороны, китайский вариант реформ, который упорно предлагается Пекином, северокорейцы настойчиво и последовательно отвергают. Он им явно не нравится. Возможно, что в китайской модели они видят некий скрытый вариант китайского контроля. Не исключено, что как раз либеральные элементы монгольского опыта, без какого-либо намека на диктат и контроль со стороны Монголии над КНДР, Пхеньяну импонируют значительно больше, чем "китайский путь". Не исключено, что постепенная либерализация северокорейского режима может пойти по монгольской модели.
Что касается самой Монголии, ее отношения с КНДР, и особенно вовлеченность в реанимацию "шестисторонки", объективно повышают статус Улан-Батора в регионе. Возможность оказания экономической и инвестиционной помощи Северной Корее делают Монголию активным и полновесным субъектом в меняющейся Северо-Восточной Азии. Для молодого же Кима углубление двусторонних связей с Монголией может стать хорошим шансом, чтобы выйти из исторического тупика.
