Встреча с Достоевским
Постановка, созданная ламой Алексеем Тенчоем - еще один способ донести до зрителя Учение Будды.
Вчера смогла попасть на постановку рассказа Достоевского «Сон смешного». Это оказалось первым показом в этом сезоне, маленький зал был полон. Свет погас и спектакль начался. Когда свет гаснет и разливается полная темнота, все люди по-разному реагируют в силу своего опыта. У кого-то появляется страх, кому-то становится интересно: «А ну-ка, что там дальше будет?», некоторые думают: «Это всё иллюзия, как сон, бояться нечего». Я пришла на постановку, созданную буддийским ламой Алексеем Тенчоем и внутренне приготовила себя, что буду слушать Учение Будды. Как-то на Учениях Сангтера Ринпоче сказал, что Учение нужно слушать так, как лань слышит в лесу охотников, которые за ней охотятся. Как женщина-врач, я бы сказала, что слушать нужно так, как мать слышит дыхание своего малыша, когда он болеет.
С ламой Алексеем Тенчоем мы познакомились на Учениях Его Святейшества по Ламриму в Белакуппе. Моей благой кармы тогда хватило поехать туда вместе с дочерью и подругой Димидмой. К поездке были готовы все, кроме меня. Дочка прочитала, куда мы едем, прочитала про еду, которая там будет, какая одежда там будет. Димидма очень беспокоилась о наших монахах, которые учились там в Дрепунг Гомане Дацане. Она словно мать, заботливо приготовила им подарки на Новый год, аккуратно упаковала их. Тогда меня и как врача, и как мать, очень нервировал вопрос питания, потому что дочка давала аллергические реакции, как и я сама, на многие продукты питания. И она, повторяя моё детство, постоянно была в каких-то болячках и шрамах. Димидма тоже, кстати, врач, сказала, что она взяла кастрюлю скороварку, и мы будем готовить в ней. Вечером перед отъездом к нам домой приехала подруга Очирма и помогла упаковать вещи. Валька подтащила толстую книжку и сказала, что она будет читать её в дороге, это была книга Алексея Тенчоя «Сказания хори-бурят», единственная книга, которую мы взяли с собой в дальнюю дорогу, кроме ежедневных практик Тенгон Ламы. Ещё в Улан-Удэ мы списались с нашими монахами и они написали нам, что встретят нас. Они встретили не только нас, но и многих бурят, которые прилетели на Учения. Сказать, как мы были рады увидеть родные лица – это ничего не сказать. Нас посадили в машину и отправили дальше до той маленькой индийской деревни, где должны были проходить Учения возле монастыря Ташилхунпо. Там нас встретил Солбон лама, который помог нам устроиться в гостиницу и оформить документы. Постепенно мы познакомились со всеми монахами из Бурятии, которые приехали на Учения, они помогали нам во всем, объясняли нам то, что мы не поняли во время Учений.
Как-то мы поехали в тантрический монастырь, чтобы купить бумбэ. Там было много паломников, и в каком-то из храмов Валька начала дергать меня за рукав и говорить: «Мама, мама, смотри это он – писатель, который мою книжку написал, это Алексей Тенчой». Если честно раньше писателей я живьём рядом не видела и не общалась с ними, у врачей мир очень узкий: больница – дом, дом –больница. Да и если бы у меня не было дочки, я бы и не знала, что есть Дома творчества, где нормальные здоровые дети танцуют и поют. Я бы искренне верила, что все дети болеют. У некоторых педиатров, у которых нет детей или племянников, часто такой закос бывает, что «все дети – больные». Поэтому, наверное, матери удивляются после общения с нами.
Там, в Индии, я поняла, что у меня много закосов в сознании. Я построила себе прямую жизни и жила в ней, не выходя из зоны комфорта. Димидма, например, могла подойти к любому Учителю и попросить разрешения сфотографироваться, или задать вопрос про карму. Я была переводчиком. Почему-то тогда этот вопрос её очень волновал, наверное, потому что геше Бадма нам не до конца изложил её на единственной лекции, которую он тогда прочитал в центре «Зандан Жуу». У наших Учителей есть один хороший педагогический приём - останавливаться на самом интересном месте, наверное, чтобы мы дольше держали этот объект в памяти. На вопрос по карме Тенгон Лама нам посоветовал прочитать «Сутру о глупости и мудрости», что я и сделала сразу, как приехала. Димидма постоянно заботилась о наших монахах, а потом предложила: «Давайте вместе отпразднуем Новый Год, устроим для них маленький праздник и угощение», что мы и сделали. Нам помогал Аюша лама и Арюна Цыбикова. Потом я с удивлением наблюдала, как Димидма готовила подарки, вырезала с Валькой ёлочки для украшения стола, как они развешивали флажки для украшения зала. Валька взяла автограф у Аюши ламы и была несказанно этим довольна. Так рядом с ними, с другими паломниками, с монахами, слушая лекции Его Святейшества, я потихоньку и училась душевной теплоте, потом очень тяжело было со всеми расставаться.
Про Аюшу ламу мне рассказали, что он был монахом, потом снял обеты и стал писателем и открыл театр в Москве. По моему разумению, буддийские ламы бывшими не бывают. Как-то думается мне, что клятвы, данные в юности и длительная учеба тех, кто соприкоснулся с Учением Будды в буддийских монастырях, говоря словами современных ученых, оставляет в головном мозге такие мощные нейронные взаимосвязи, которые потом становятся фундаментом, на котором строится всё остальное. Всё остальное – это внешнее образование, которое мы получаем для работы, чтобы не умереть с голоду, и которое позволяет нам безбедно и в уважении прожить до конца жизни. Если сказать словами буддийских Учителей, эти нейронные взаимосвязи –отпечатки в нашем сознании, которые бывают разные.
Мы, миряне, добросовестно ходим получать благие отпечатки, получая высокие тантрические Посвящения, искренне, как дети, веря в чудо, что по мановению волшебной палочки станем сразу как наши Учителя - добрыми, мудрыми и счастливыми. Про фундамент из обучения и работы в десятки лет наше сознание предпочитает умалчивать или упускать это из виду. Первое для нас – это дом, еда, карьера… вариации бывают разные. У нас, у мирян, духовные практики - это надстройка над фундаментом, а у монахов бывших или настоящих духовные практики - это фундамент. Это я пишу не для того, чтобы кого-то обидеть, просто пытаюсь объяснить себе многоликость жизни. Миряне, конечно, бывают разные. Это как игра в кубики, когда мы строим замки из разных материалов. Видели, как дети строят замки на берегу Байкала? Послушайте, что говорят ваши дети, когда строят свои замки из песка. Они вам расскажут всё о своей будущей жизни.
Недавно в СМИ подробно описывался случай из жизни бывшего буддийского монаха, который провел с подростками в пещере несколько дней. Тогда подумалось: «Вот могут же люди себя так натренировать, это сколько лет он пробыл в монастыре, и какая у него была непоколебимая вера в Будду, и в Его Учение». Я бы умерла там сразу от приступа клаустрофобии.
Как-то года два назад во время обследования меня затолкали в камеру - тубус, чтобы сделать МРТ, одели наушники и оставили там на какое-то время. Врачи сказали, что обследование будет длиться 40 минут, но восприятие времени в необычной обстановке очень сильно меняется, кажется потом, что ты там вечность пробыла. Наверное, люди, когда умирают, проходят через такие же ощущения. Где-то я читала, что когда человек умирает, он слышит грохот и чувствует страх, потому что не знает, что будет дальше. Молитва Прибежища мне тогда очень помогла, моя бабушка Катя в детстве постоянно возила нас с братом в дацан, и зеленый пол Цогчен дугана и зеленые лавочки постоянно всплывают в сознании, когда что-то не так, как звонок, что надо поднять голову и сознание выше.
Дацан – это тоже такое место, где сознание начинает воспринимать всё не так как обычно. Даже вроде обычный звук поющих чаш может полностью поменять твое миропонимание и мироощущение. Дацан со множеством дуганов, молитвенные барабаны, ритуальные принадлежности и сами ритуалы – всё это, при подготовленном благом сознании, помогает выйти из обычного привычного нам круговорота мыслей о еде и работе.
Находясь в сансаре наших цепляющихся мыслей за себя, за то, за это, постоянно порождая все новые и новые цепляния, мы очень устаем, в основном не понимая, почему мы устаем. А устаем-то мы от своего нервного цепляющегося ума, от его непомерных желаний и притязаний. Дацан – это как глоток свежего воздуха, обыденное сознание вдруг раз, да и выпускает нас на свободу по своей неосмотрительности. И мы сразу все становимся высотой с Небо, и глубиною как Океан.
Я сначала долго не понимала, почему так происходит, приезжала просто так, наскоро: побегаю, покручу барабаны, напишу записочки и уезжаю. Женщины часто так делают, нам же надо в магазин бежать, постирать, домашнее задание сделать с детьми. Пока у меня на дежурствах не зачастили тяжелые дети, или тяжелые родители, скандалы шли один за другим. И мои коллеги сказали: «Вам надо ехать в Дацан». Тогда это вызвало у меня недоумение, я подумала: «Да вроде я езжу в дацан, вроде всё, что все делают, то и я делаю, что не так?» Но я привыкла учиться у всех, и раз отправили, значит поехала, приехала после дежурства в Дуйнхор дуган. Там по вторникам читается Дуйнхор молебен – молебен, посвященный Божеству Калачакре.
Дежурства у нас идут всегда, независимо от дня недели, врачам - дежурантам можно сдать дежурство и уехать, куда глаза глядят. В основном все бегут на вторую работу. Но я в какой-то момент жизни про себя подумала, что всех денег не заработаешь и отказалась от других работ. Денег, конечно меньше, но зато времени с дочкой стала проводить больше, читать и гулять тоже стала больше. Люди, конечно все работают во вторник. И никого, кроме трех женщин и одного ребенка на молебне не было. Ламы проводили молебен, и их было много, так что когда они читали садхану, у меня появилось ощущение, что я слышу мужской хор. Я думала, что засну там, но сознание как никогда ясно вспоминало всё дежурство и прокручивало его кадр за кадром от конца до начала.
Вот поступил такой ребенок, что мне помешало тут, а что мне помешало там, а чтобы я сделала по-другому. В результате получилось, что виноваты наши больные нервы – и мои, и материнские, мы каждый цеплялись за своё. Матерям нужна была комфортная и безопасная госпитализация - не в инфекционную больницу. А матери – то разные, есть и алкоголички, есть те, которые жить без духов не могут, и даже не ощущают свои духи, есть те, которые сразу начинают задыхаться от малейшего запаха парфюма, есть те, у кого есть вши, есть те, у кого вшей нет. Есть матери, от которых пахнет мочой, а другие не могут выносить этот запах, есть курящие и не курящие матери, и продолжать так можно бесконечно. А врачам надо думать обо всем сразу – о местах в стационаре, чтобы все были накормлены, чтобы заразный ребенок не поступил в стационар и не заразил всех ротавирусной инфекцией или ветрянкой и чтобы матери мирно сосуществовали друг с другом и медперсоналом. В конце дежурства греет мысль: «Никто не умер и хорошо, а дальше всё пройдет».
И вот во время того молебна Калачакры у меня как-то получилось отключиться от своих мелких мыслей, отпустить всё, как будто сознание вспоминало все прошлые жизни, как четки перебирая всю боль, которая проходила каждый раз через рождение и смерть, как-то подумалось, что лучших условий чем эти для обучения Дхарме не будет. Если говорить о буддийской практике, врачам в этом смысле лучше всех. Нам постоянно приходится обдумывать вопросы кармы, когда мы изучаем историю жизни и историю болезни ребенка, страдание для нас – это не что-то отдаленное, мы хорошо понимаем, что это реальное состояние не только тела, но и сознания человека, сострадание – это необходимое качество, без которого в нашей жизни выжить невозможно, сопереживание помогает нам справиться со своими собственными амбициями. А когда тебя стойкости и терпению к боли обучают больные дети, мужественно переносящие все болезненные манипуляции, наша собственная боль и страдания из-за ночных дежурств, которое наше «я» любит гипертрофировать, как-то меркнут сами по себе. Но все равно мы люди, а не боги, и нас часто не хватает, сознание начинает закипать, и тогда всё катится в тартарары.
Почему я так подробно написала про свою врачебную жизнь? Я смотрела спектакль «Сон смешного» и была удивлена, насколько сжато и ярко можно изложить суть Сансары: всего за один час. Такая мука, такое страдание была на лице главного героя, когда он рассказывал свою историю. Человек мучился и страдал, пока не вымолил для себя откровения, изменившего его жизнь. Когда мы приходим на лекции буддийских Учителей, мы сидим в удобных и красивых залах, и мысли о том, что мы страдаем и что нам нужно развивать в себе сострадание к другим, с трудом рождаются в сознании. Да и жизнь у нас сейчас стала реально комфортная, отвлечений много, поэтому силы мотивации для постоянной усердной практики нам не хватает. Сансара нам нравится. Спектакль оказался модифицированной усиленной формой лоджонга - тренировки ума, где сознание прямо подталкивают: «Смотри, вот твой реальный враг – это ум, который заботится только о себе. Смотри, куда скатывается человек, которому безразличны все другие. Смотри, что бывает, когда забываешь про памятование, внимание и бдительность, смотри…».
«Сон пролетел через тысячелетия и оставил во мне лишь ощущение целого. Знаю только, что причиною грехопадения был я. Как скверная трихина, как атом чумы, заражающий целые государства, так и я заразил собой всю эту счастливую, безгрешную до меня землю. Они научились лгать и полюбили ложь и познали красоту лжи. О, это, может быть, началось невинно, с шутки, с кокетства, с любовной игры, в самом деле, может быть, с атома, но этот атом лжи проник в их сердца и понравился им. Затем быстро родилось сладострастие, сладострастие породило ревность, ревность - жестокость…
Достоевский рассказал нам в этом рассказе о разных уровнях нашего ума: «Неужели же мелкое сердце мое и капризный, ничтожный ум мой могли возвыситься до такого откровения правды!»
Герой Достоевского говорит: «Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей».
И самое важное, что хотел донести Достоевский до нас о сострадании ко всем людям, без разницы смеются они над тобой, добродетельные они, или злодеи: «И, уж конечно, собьюсь несколько раз, пока отыщу, как проповедовать, то есть какими словами и какими делами, потому что это очень трудно исполнить. Я ведь и теперь все это как день вижу, но послушайте: кто же не сбивается! А между тем ведь все идут к одному и тому же, по крайней мере, все стремятся к одному и тому же, от мудреца до последнего разбойника, только разными дорогами».
Как-то один раз журналист Чимита Дамдинова рассказала нам о своей работе, когда делала репортаж о пациентах в нашем республиканском наркологическом диспансере. Тогда она разговаривала с врачами диспансера и они рассказали ей о различных методах лечения, сказали, что для пациентов в излечении очень важна поддержка семьи и общества, что в диспансер приходят волонтеры из разных благотворительных организаций, в основном христианских, а буддисты почему-то не приходят, и хорошо было бы, если бы буддисты тоже приходили и помогали. У наших активистов – буддистов есть много разных групп в вайбере, они там оповещают друг друга обо всех буддийских мероприятиях, собирают подношения для монахов, обсуждают Учения Хамбо Ламы Итигэлова. Чимита разместила в буддийских группах информацию о просьбе врачей наркологического диспансера, и никто не отозвался. Многие посчитали, что пациентам наркологического диспансера помогать не нужно, что это их карма.
Алкоголизм в нашей республике – это больная тема, просто потому что у бурят и у эвенков печень не предусмотрена для перерабатывания алкоголя, нет ферментов в печени, которые разрушают продукты алкоголя, наследственность такая. Если человек начинает выпивать немного и по праздникам, это довольно быстро и незаметно переходит в заболевание. И есть много людей, которые страдают алкоголизмом, но нигде не числятся, родные их тихо лечат на дому, пока всё не доходит до точки невозврата. В некоторых семьях люди перестают собираться за семейными застольями, лишь бы не давать больному уму лишний раз быть скомпрометированным, чтобы человек не ушел потом в запой. Из-за смешанных браков в прошлых столетиях появились буряты, которые могут выпивать и держаться, но это тоже до поры до времени. Поэтому и сложилась такая ситуация, что никто не откликнулся.
Дымбрыл багша сказал тогда, что если мы сможем хотя бы на некоторое время хоть как-то скрасить жизнь пациентов наркологического диспансера, то это будет очень хорошо. И так как никто не отозвался, Чимита решила пойти туда одна. Она дала хороший почин, и периодически мы стали наведываться туда. Сначала мы их поздравили с праздником Белого месяца, пришли и просто поздравили и попили с ними чай. Нам всё время хотелось вытащить их куда-нибудь с собой в паломническое путешествие, или на лекцию, или на общественно полезное дело. Но они нам сразу сказали, что курс лечения 3 месяца, и в течение этих 3-х месяцев им не разрешается выходить оттуда, дверь там была, наверное, как в музее или в банке, где хранятся сокровища. И многих привозила туда полиция на принудительное лечение. Телефоны у них отбирались, связи с внешним миром у них не было, а лечение было серьезное – своего рода трехмесячный ретрит о вреде алкоголя. Психологи с ними работали в группах и индивидуально, и тоже прямо и опосредованно подталкивали их сознание к тому, что является их врагом – к алкоголю.
Сначала они плакали и сопротивлялись, кто-то ломался. Самое грустное для меня было то, что там большинство были женщины. За чаем они рассказали нам свои истории, кто и как начал выпивать. Потом уже я поняла, что тогда мне не давало покоя - они все раньше были люди с мечтой, с верой в доброту, в прекрасное, они внутри себя и не предавали эту чистоту, просто кто-то учится вертеться в нашей жизни, а кто-то нет, кто-то сломался. Они рассказали, что больше всего боятся, когда им в спину кидают: « А она – алкоголичка». У женщин были социальные проблемы – с работой, образованием, с семьями, кто-то терял близкого человека и начинал выпивать, пытаясь забыться. С точки зрения Дхармы они не были потерянными, у них всё нормально было с состраданием, во всяком случае, сострадания у них было больше, чем у некоторых женщин в красивых одеждах, которых называют стервами. Достоевский писал о них - и о стервах, и о пациентах, и через своего героя просил нас позаботится о них. Только в наше время нам надо от наших шор избавляться, чтобы искренне делать такие добрые дела.
У меня заболел брат, потом он умер от рака и мое сознание погрузилось в депрессию, мне точно так же, как и этим женщинам, хотелось выпить и забыться, чтобы перестать чувствовать боль, но меня сдержали обеты Пратимокши. Не будь обетов, я бы тоже стала пациентом наркологического диспансера.
Женщина с моей точки зрения педиатра – это энергетический центр всего, на женщинах держатся семьи, дети и мужчины, они учат, вдохновляют, терпят, могут долго нести свою ношу, пока живет их сердце чистотой и заботой. Колоссальной выдержке и терпению можно научиться у матерей инвалидов, которые не бросают своих детей в домах малютки, а несут свою ношу. Я мысленно склоняю свою голову перед ними. Сострадание - оно тоже заразительное. Подруги потом привели в наркологический центр своих подруг - парикмахеров и сделали им к 8 марта прически, покрасили волосы в тот цвет, который они выбрали. Сколько радости было, это словами не описать, вот вам благие отпечатки в сознании. Моя подруга Очирма стала приемной мамой 5 детям от двух матерей, три мальчика и две девочки, их мам лишили родительских прав, старшие дети – мальчики очень много настрадались, пока матери болели, ожесточились, но потом простили их. Как пишет Достоевский: «но послушайте: кто же не сбивается!»
Этот спектакль всколыхнул столько воспоминаний, писать можно долго, лучше закончить словами Достоевского: «Сон? Что такое сон? А наша-то жизнь не сон? Больше скажу: пусть, пусть это никогда не сбудется и не бывать раю (ведь уже это-то я понимаю!), ну, а я все-таки буду проповедовать. А между тем так это просто: в один бы день, в один бы час все бы сразу устроилось! Главное люби других как себя, вот что главное, и это все, больше ровно ничего не надо: тотчас найдешь как устроиться.»
PS: большое спасибо Алексею Тенчою за постановку, актерам за блестящую игру. Настоящее искусство всегда помогает поднять голову выше, посмотреть на явления с другой стороны, выхватить себя из привычного круговорота мыслей, это как поездка на молебен в Дацан.
В сюжете: Алексей ТенчойТенчойтеатрбуддизмдацан