Очирын Намсрайжав, несбывшееся счастье Льва Гумилева

Начало. Продолжение

В далеком 1993 году мне выпало встретиться с удивительной женщиной. С высоты прожитых лет понимаешь, что в жизни бывает не так уж много по-настоящему значимых встреч, память о которых остается с тобой навсегда, какими бы мимолетными они ни были.

Это зависит от масштаба личности, с которой свела тебя судьба, и если встреча коротка, то после коришь себя, что не бросила все дела, чтобы провести хотя бы немного больше времени с этим человеком. В журнале «Вестник Арьяварты», где были опубликованы ее воспоминания, в биографической справке о ней написано как об известной деятельнице международного женского движения.

Она родилась в Монголии, но почти 20 лет прожила в Советском Союзе, в наиболее тяжелое для страны историческое время, период Второй мировой войны и сталинских репрессий. После войны возвратилась в Улан-Батор, работала на государственной службе, способствовала развитию дипломатических отношений с Японией и Китаем. Она хорошо знала многих представителей российской интеллигенции, среди которых были высокие советские руководители, крупные ученые и дипломаты. Ее связывала дружба со Львом Николаевичем Гумилевым, Анастасией Ивановной Цветаевой, Юрием Николаевичем Рерихом, Ниной Петровной Туполевой (женой брата известного авиаконструктора).

Лев Гумилев

Ее звали Очирын Намсрайжав, но она представлялась Иной Очир, понимая, сколь трудно произнести с непривычки ее имя. Ина выглядела значительно моложе своих 78 лет, с аккуратным сессоном, в элегантном брючном костюме. Отнюдь не бабушка, но дама. Столь же безупречными были ее речь и манера держаться — с каким-то врожденным аристократизмом, при этом ни грана холодности. Впрочем, формула «аристократизм духа», как мне кажется, складывается из таких составляющих как доброта и высокая культура. Она удивительно просто держалась, и потому с ней было легко общаться, совершенно не чувствуя разницы в возрасте. «Мои родственники — Бимбаевы», - сказала она при знакомстве. К своему стыду, я ничего не знала тогда об этой знаменитой семье.

Академик Бямбын Ринчен приходился ей зятем — хурай аха. Что касается происхождения самой Ины Очир, оказалось, что она аларская бурятка — сестра известного деятеля революционного движения Александра Очирова (Оширова). Внук Ринчена, Дэнзэн Барсболд пишет о семье своей бабушки (старшей сестры Намсрайжав) следующее:  «Моя бабушка Радна происходит из богатой сибирской семьи. Ее дед Анатоль Щегловски был поляком, сосланным в Сибирь за участие в польском восстании. Он женился на бурятке и поселился в Иркутской губернии.

Его сын, Иван Анатольевич, стал богатым крестьянином и одним из первых в Сибири заказал трактор из США в 19 веке. Согласно архиву бабушки, будущий русский царь, цесаревич Николай останавливался в доме Ивана Анатольевича во время своего путешествия в Японию в конце 1890-х гг. Радна жила в Англии и Франции, но большую часть жизни провела в Монголии. Она была высокообразованной женщиной, в совершенстве владела русским и английским языками, и уже в пожилом возрасте начала изучать немецкий».      

На заре туманной юности

В 1929 году, будучи 14-летней девочкой Намсрайжав приехала в Москву, к старшему брату, который работал тогда в Восточном отделе Коминтерна. Намсрайжав поступила в Московскую опытную показательную школу № 5 имени М.И. Калинина на Старом Арбате, где ей довелось учиться вместе с племянником В.И. Ленина - Виктором Ульяновым и сыном Марии Кудашевой (жены Ромена Роллана). «В школу приходила сестра Владимира Ильича, и мы говорили племяннику Ленина: «Витя, к тебе тетя пришла» - рассказывала Ина. Помнила она и Л.Д. Троцкого и Н.И. Бухарина, приходивших к брату по делам: «Мы жили в то время «по Троцкому», Сталин тогда еще не появился. И Троцкий владел умами молодежи.

Мы часто видели его на площади. Тогда же всё было просто. Не было никакой охраны. Как и все люди, так называемые вожди просто ходили по улицам».

Судьба же Александра Ивановича Оширова, брата Намсрайжав, на мой взгляд, требует отдельной книги. Его архив был недавно выставлен на аукцион Домом антикварной книги в Никитском. Приведу лишь несколько наименований этого лота, который просто взывает к нашим республиканским архивам («я должен быть в Бурятии!»):  

• Письмо из Центральной Контрольной Комиссии РКП(б) с грифом "Совершенно секретно" за факсимильной подписью Е. Ярославского о том, что "В ЦКК имеется обвинительный материал против Вас [А.И. Оширова] в отношении белогвардейского прошлого (при Колчаке). 1925 г.
• Документ с грифом "Секретно" об освобождении т. Оширова от исполнения обязанностей представителя ИККИ во Внутренней Монголии (по болезни) с откомандированием его в распоряжение ЦК ВКП(б). 1927 г.
• Заграничный паспорт на имя А.И. Оширова с многочисленными визами. 1925 г.
• Удостоверение А.И. Оширова о том, что он является референтом Восточного отдела Коминтерна. 1925 г.
• Автобиография А.И. Оширова. 1927 г.
• Документ с грифом "Совершенно секретно" касательно организационного плана и ориентировочных денежных расчетов по разведывательной операции на территории Внутренней Монголии. Подписан А.И. Ошировым. 2 л. 1931 г.
• Донесение ЦК НРП Внутренней Монголии от А.И. Оширова с грифом "Совершенно   секретно" касательно положения дел в Китае. Б.г.
• Личное дело А.И. Оширова.
• Две тетради записей А.И. Оширова касательно положения дел в Китае. 1926 г.
   

В середине 1930-х годов Оширов был убит в Китае. Вскоре после политического убийства брата, Намсрайжав в 1936 году поступила в специальную аспирантуру для монголов при Академии Наук в Ленинграде. «В то время президентом Академии наук был Владимир Леонтьевич Комаров. Он же возглавлял Монгольскую комиссию и часто с нами встречался. Вообще тогда было очень много замечательных ученых. Например, Казакевич — видный монголовед. Цыбен Жамцарано жил в Ленинграде, мы его очень хорошо знали, часто бывали у него. Зоя Лебедева, геолог, Петр Стенгачковский, Иван Петрович Рачковский, известные ученые того времени, Александр Николаевич Самойлович, директор Института востоковедения...»

«И книга стала нашим Галеотом!..»

В библиотеке Института востоковедения Намсрайжав познакомилась с будущим известным учёным, а тогда просто студентом Львом Гумилёвым. Вспоминала она об этом так: «Однажды в каталоге я обнаружила книгу «Черная вера или шаманство у монголов и другие статьи Доржи Банзарова», изданную в 1891 году под редакцией Г.Н. Потанина. Мы были наслышаны об ученом Доржи Банзарове, окончившем в 1847 году Казанский университет, но никогда прежде книгу его в руках не держали, в Монголии этой книги не было.

И я решила ее переписать. И вот, когда я сидела там и переписывала, пришел как-то Лев Гумилев. Тогда он был молодым, красивым сероглазым юношей. Увидел меня и говорит: «Вы переписываете книгу? Я учусь на историческом факультете университета и тоже очень интересуюсь историей Монголии. Эту книгу я знаю, читал... Когда вы думаете закончить?» Я ответила: «Ну, думаю, что скоро». Он тоже каждый день приходил в библиотеку, мы с ним всегда разговаривали и прогуливались около университета.

Мы гуляли по Университетской набережной, как-то раз даже посетили Кунсткамеру. Ходили по каким-то улочкам, вспоминали Достоевского, может быть, он тоже по этим улицам ходил... Много говорили о Пушкине, так как приближалось столетие со дня его смерти. И однажды (это было в ноябре 1936 года) Гумилев мне сказал: «Вы знаете, я очень влюблен в вас...». А я была молодая, глупая, и отвечала, что не знаю, можно ли это... Что мы занимаемся здесь марксизмом-ленинизмом, русским языком. Я не знала, что ему сказать.

А он повторил: «Я люблю вас, Намсрайжав, и пишу поэму о вас. Посвящение к поэме пошлю вам по почте». Вскоре я получила это «Посвящение». Мы жили тогда на Петроградской стороне, в Доме аспирантов Академии наук. И Гумилев прислал мне туда письмо, точнее, пакет со стихами. К сожалению, они не сохранились. В апреле 1938-го при аресте моих близких всё было конфисковано, в том числе «Посвящение» к поэме Льва Гумилева и мой портрет, который написал русский художник Василий Беляев в 1932 году в Москве».

Это посвящение к поэме «Похищение Борте», к счастью, сохранилось. Сохранился также фотопортрет Намсрайжав, 1950 года, дающий представление о том, какой она была в молодости. С черно-белого снимка на нас смотрит удивительное ее лицо, которым хочется любоваться бесконечно -  мягкий овал, обрамленный густыми волосами и пушистым мехом шапки, лучистые глаза и необыкновенно обаятельная добрая улыбка. Неудивительно, что Лев Гумилев после встречи с ней потерял покой: 

Чтоб навек не остаться угрюмым.

Чтобы стать веселей и нежней,

Чтобы впредь ни минуты не думать

О прекрасной татарской княжне,

Чтобы пенье моё и томленье

Неожиданно вспомнила ты,

Возвращаю тебе отраженье

Чужеземной твоей красоты.

Вскоре Гумилева арестовали. В то время он был на четвертом курсе.

Продолжение следует.