“Бурятский мир” как новая формула национального развития

Одновременно с думскими выборами и скандальной отставкой ректора ВСГУТУ Владимира Сактоева в республике наметилась очередная “кадровая реновация”. И, по обыкновению, главным фактором процедуры расстановки должностей должен стать так называемый “национальный паритет”. Считается, что формат, унаследованный из советской модели «сдержек и противовесов», в Бурятии выполняет функцию “скрепа”, призванного обеспечивать стабильность и порядок в национальном регионе.  

Однако каким образом “паритет” сохраняет межнациональный баланс и как он должен функционировать, по всей видимости, никто не скажет. В современной Бурятии условный “русский” или “бурят”, “западный” или “восточный”, “хамбо-ламский” или “петровский” - это статистическая неопределенность, внутри которой спрятан такой же условный “народ Бурятии”. И в этой системе условностей кончилось время бурятской истории. Сломан ее анкерный механизм (часть часового механизма, которая преобразует энергию пружины в импульсы - прим. АРД), в котором зубчатки последовательностей должны обеспечивать преемственность, наполняя энергией следующее поколение.

Бессодержательные игры в политику обесценили действия властей, превращая в условность всё, до чего она дотрагивается.

Бурятский народ как объективная условность

В понятии “бурятский народ” слово “бурят” не является фиксацией культурной идентичности и, тем более, национальной гордости. “Бурятское” сейчас в “народе” - это, собственно, бурятские сложности.

Существует трудность быть бурятом - говорить по-бурятски сложно, даже зваться бурятом стало не интересно. Поэтому человек ищет содержание в другом, например в приставке “монгол” (бурят-монгол) или, наоборот, возвращается к родовым истокам  (булагаты, эхириты, сартулы, хонгодоры, хори).

Крушение СССР, разрушив идеологическую надстройку “советскости”, не смогло вернуть буряту его культурную идентичность. Мы сегодня не столько бурятский народ, сколько потерявшийся во времени и пространстве общественный вид. И такое безъязыковое, безымянное состояние толкает широкие массы на поиск “виновных”. Вполне возможно, только это и объединяет их в сообщество - людей, обреченных на непонятное что-то, в котором ни их язык, ни их культура и власть не дают объяснения, фактически подталкивая к “тунгусофикации”.

Следовательно, есть ощущение того, что мы находимся на краю незамечаемого нами страшного разлома - потери заинтересованности со стороны наших главных и исторических интересантов: русской цивилизации и Азии. Не веря своим глазам, теряя культурную субъектность, народ видит, как он потихоньку превращается в “ничто”.

Для российской власти складывающийся формат окажется огромной проблемой. Деклассированное люмпен-общество без корней и нравственного кодекса, стремящееся примкнуть к чему-то сильному - это обезьяна с гранатой, которая обязательно взорвет себя и окружающих. И уже сегодня народ, некогда являвшийся проводником российских интересов в Азии, девальвировался до состояния “кормушки” залетных политтехнологов.

Поэтому проблему бурятского народа нужно рассматривать как ответ на вызов времени - совокупности политических, культурных, социальных и экономических проблем.  Причем культурный аспект в строительстве общества занимает основополагающую позицию.

Культурный фактор

Практически все крупные мировые исследователи, изучающие социально-экономические процессы, утверждают, что культурный фактор в современном мире уже вытесняет идеологические концепты. Тем самым, он становится одним из важнейших инструментов для создания экономических проектов, дипломатических отношений и политических союзов.

Именно по этой причине мир разделен на несколько культурных цивилизаций, которые непременно столкнутся между собой и, в первую очередь, против Запада, считает Самюэль Хантингтон в своем знаменитом труде “Столкновение цивилизаций”. Аналогичную по содержанию мысль высказал Дональд Горовиц: “В восточных районах Нигерии человек народности ибо может быть ибо-оуэрри, либо же ибо-ониша. Но в Лагосе он будет просто ибо. В Лондоне он будет нигерийцем. А в Нью-Йорке - африканцем”.

По такой же формуле построено бурятское общество: в Бурятии мы западные и восточные, в Монголии или Москве - буряты, в мире - монголы или россияне. Однако в Азии, например в Южной Корее, нас четко отличают от халхасцев (монголов) и, при внимательном разговоре, причисляют к своим родственникам. Такие, на первый взгляд, казусы объясняются историческими и культурными особенностями взаимоотношений бурят с корейцами. Подтверждением тому является население единственной в стране автономной провинции Чеджудо с аналогичными (бурятскими) словами и одинаковым с хори-бурятами ДНК.   

Исходя из этой логики, Бурятии нужно строить тесные связи с азиатскими странами и, в первую очередь, с Южной Кореей. Ориентация на “зеленые недели” в Германии, установление побратимских связей с Донецком, культурные проекты с Дрезденом и так далее являются не совсем эффективной формой взаимодействия. На мой взгляд, подобные решения вызваны не столько выверенной и продуманной позицией, а больше эмоциональным состоянием министров.

Подобные “яркие” решения отдельных руководителей не приносят пользы, а только раздражают общественность, усиливая и без того напряженную обстановку.  И в этом плане содержательная повестка в государственной деятельности становится следующим мейнстримом общественно-политической жизни Бурятии.

В 90-е побеждал тот, у кого больше сахара и водки, следующая политическая эпоха в республике прошла под знаком админресурса и финансовых вливаний в социальную сферу, но сегодня победит тот, кто будет продвигать внятную и прогрессивную повестку.

Содержательная повестка

Принято считать, что “феномен нулевых” (2000 гг. - самый эффективный и быстро развивающийся период современной России) вызван резким ростом энергоресурсов на мировых рынках. Тем не менее, на мой взгляд, укрепление государственности и рост экономики страны связаны не только с нефтяными деньгами (в начале 2000-х стоимость нефти была значительно ниже, чем в 2018 г.), но и с эффективной идеологической работой властей.

Именно в тот период (деятельность Владислава Суркова в статусе первого заместителя руководителя администрации президента) в стране появились такие базовые понятия как партия “Единая Россия”, “суверенная демократия”, “энергетическая империя”, “путинское большинство”, “вертикаль” и т.д. Под каждым этим выражением подразумевался целый комплекс идеологических концепций и организационных мероприятий.

Может быть, кому-то сейчас не понравится политика России в начале нулевых, но данный факт внятно показывает эффективность содержательной повестки над популизмом. Политическая жизнь популиста коротка и никчемна, а содержательная повестка творит историю.

Поэтому единство бурятского народа и его регенерация в развивающуюся нацию возможны только при внятном формулировании идеологической концепции, которая, в свою очередь, будет ориентирована на укрепление российской государственности и продвижение ее интересов в Азии.

Следовательно, различные постулаты из разряда “все переженились” (браки восточных и западных бурят) являются оскорбительными и ущербными для строительства бурятского общества. И к такому вопросу нужно подходить не с позиции одной Бурятии, а всего бурятского сообщества.

Бурятский мир

“Бурятский мир”, как к нему ни относились, сформировался как нация, разделенная Байкалом, государственными границами, культурными особенностями и историческим фактором. И, если отбросить причины исхода бурят за границу и некоторые моменты развития в самой России, то можно выделить три особенности данного фактора.

С одной стороны, существуют российские буряты, сформированные на протяжении ХХ века в рамках национальной республики и двух автономных округов. После распада СССР в этом обществе наметилась заметная пассионарная активность в сторону обозначения национальной идентичности.

И, несмотря на вышеуказанную, на мой взгляд, фундаментальную проблему власти и общества, здесь просматриваются возрожденческие тенденции. К ним можно отнести появление деятелей культуры мирового уровня, участившиеся победы спортсменов (стрельба из лука и вольная борьба) на мировых площадках и рост гражданской активности населения. Однако все эти действия носят несистемный, хаотичный характер и в основном держатся на энтузиазме отдельных людей.

На другом конце существует бурятская диаспора, которая сформировалась в результате нескольких волн исхода в Монголию и Китай на протяжении ХХ века. Как и в большинстве других случаев миграций (русских в Европу, европейцев в Америку, корейцев в Россию и т.д. - прим. АРД), буряты, пребывая в новых для себя обществах, стремились встроиться в них. Сегодня в этих странах эмигранты второго-третьего поколения более образованы, активнее занимаются предпринимательством и зарабатывают больше среднестатистического халхасца (монгола) или китайца.

Потомки бурятских мигрантов, выехавших в начале прошлого столетия из России, как правило, сильно экономически и карьерно мотивированы, и в огромном своем большинстве (несмотря на сформированные легенды “об их ущербности”) успешны. В Монголии сейчас многие этнические буряты стали представителями национальной элиты и во многом определяют государственную политику. И это с учетом того, что они пережили страшный геноцид, когда к 1940 году в МНР не осталось бурят мужского пола. 

Иначе говоря, бурятская диаспора, на протяжении столетия сформировавшаяся в Монголии и Китае, является практически идеальным примером успешной интеграции: она лояльна к новым странам пребывания, довольно конкурентна и эффективна, обеспечивает принявшим ее государствам дополнительные источники экономического и интеллектуального процветания. 

Третьей важной составляющей бурят остаются их исторические соплеменники, а также новейшее явление в социальном процессе - трудовые мигранты XXI века. Эти два фактора имеют разную природу и, естественно, функционируют как отдельные сообщества.

Первые - это потомки хори-тумат, оставшиеся на территории современных Китая и Южной Кореи со времен монгольской империи Юань. Шэнэ-барга (новый барга) в Китае, чеджудо-сарам (люди из Чеджудо) в Южной Корее живут на протяжении нескольких веков, а их представители давно интегрированы в национальные элиты соответствующих стран.

Тем не менее, эти люди до сих пор сохраняют собственную идентичность, берегут наследие предков и с большим воодушевлением отзываются на диалог со своими историческим соплеменниками. Такое, на первый взгляд, необычное поведение обусловлено их мировоззренческим аспектом, который фундаментально отличает Азию от Европы. 

Азиатская традиция принятия решений опирается на согласованность субъективных оценок членов группы. И в такой системе ценностей история оказывается одним из основополагающих аргументов. Достаточно образные языки азиатских народов дают яркие названия этому фактору. Например, принятие решения на японском называется “нэмаваси”, что в буквальном переводе означает “увязывание корней”.

Поэтому причиной часто встречающегося в моих публикациях напоминания о ценности исторического наследия является, в том числе, экономическая целесообразность. “Увязывание корней” с серьезными игроками на азиатском рынке происходит по несколько иным лекалам, как нам представляется. Вместе с тем, буряты заходят на эти рынки, так сказать, “несмотря ни на что”.

ХХI век зародил следующую волну миграции бурят, теперь уже в Южную Корею. Этот новый исход стал противоположным от “исторических соплеменников” полюсом. Следующей задачей двух этих мощнейших по энергии полюсов (“людей из Чеджудо” и “корейских гастарбайтеров” - прим. АРД) станет взаимодействие и воссоединение.

Сейчас число “выехавших на заработки” в Южную Корею  стремительно растет и составляет, по разным оценкам, около 25 тысяч человек. При этом ежегодно в Бурятию поступает денежных переводов более 40 миллиардов рублей. Что превышает всю доходную часть бюджета республики Бурятия. И если подойти к вопросу с позиции “бурятских” (точнее - “исторических соплеменников” и выходцев из России в Монголии, Китае и Корее) активов, которые контролируются или находятся в управлении, то рыночная стоимость их будет исчисляться десятками или сотнями миллиардов долларов.

Таким образом, без преувеличения можно сказать, что “бурятский мир” создал во вне республики и России экономику, несоизмеримую с Бурятией. И если денежный поток, сопоставимый с бюджетом республики, пока приходит от трудовых мигрантов из Кореи автоматически, то с другой “бурятской частью” нужно работать. Находить взаимовыгодные проекты, создавать культурные идеи, продвигать их экономические интересы в России и т.д.

Аналогичную формулу развития в своё время применил великий китайский реформатор Дэн Сяопин. Его лозунг “Одна страна, две системы” кардинально изменил мировоззрение китайского народа и осуществил небывалый экономический рывок.

В этом плане, в самой Бурятии время “профессиональных бурятов”, окопавшихся в “ВАРКах”, “землячествах” и других условных “обществах”, безвозвратно уходит. И им на смену на первый план выходит содержательная бурятская политика, готовая предложить обществу новый путь развития.