Сколько бы не было прекрасных мест на Земле – мы возвращаемся в Тоонто нютаг
О жизни и чувствах современного кочевника в любой точке мира, об иностранных языках и бурятском – автор АРД Виктория Раднаева.
Мы встретились снова на высоте десяти с лишним тысяч метров. Я всегда стараюсь выбирать окна у иллюминатора. Причина проста — любовь к рассветам, укрытым белоснежными шапками облаков, которые можно без помех наблюдать, не перевешиваясь через плечо соседа! Но тут совершенно случайно в соседнем кресле оказался не кто иной, как знакомый капитан корабля.
Несколько лет назад мне довелось работать переводчиком на судне у берегов между Шанхаем и Тайванем. Так странно было снова слышать родную речь и неожиданно видеть человека, который ну никак не ассоциируется у тебя с пряно-ароматно-красочной Индией...
А спустя какое-то время в соседнем проходе промелькнет, развиваясь, чья-то красно-желтая мантия и раздастся мелодичный звук четок. Снова в ушах раздаются знакомые слова и предложения, но уже на другом языке – языке детства и предков. Бурятские, русские слова, монгольские, мелодичный перелив двуязычия. Все это так близко и знакомо, словно сейчас рядом со мной папа и мама, мои таавэ и теевэ, ава и эжы...
На самом деле самолет все также летит в направлении столицы Индии, рейс северо-восточных китайских авиалиний. Вокруг всеми красками переливаются сари, и руки девушек украшены причудливыми узорами мехенди. Во время ужина стюарды безапелляционно обращаются ко мне на китайском и дают меню с родными уже иероглифами, а соседу-капитану – на английском. Видимо, снова признали во мне девушку из восточной провинции Чжецзян, а может и Анхуй. В Поднебесную меня тянуло не просто так.
В мои школьные годы китайский не был столь популярен в плане изучения, как сейчас. В то время, на фоне возрождения национального вещания и появления передач на бурятском языке, в школах началось преподавание и активное изучение родного языка. Но всё же какой-то важный момент наше поколение упустило, и бурятский язык действительно стал вторым, а в некоторых случаях и третьим языком в аспекте понимания и восприятия.
В родной гимназии нам в первую очередь старались влить в мозги заморские языки и ни к чему не пригодный латинский. Бурятский же оставался фоновым языком, понимание которого в первую очередь складывалось из того, говорили ли на нем в твоей семье.
Я никогда не видела своего дедушку по папиной линии. С детства любила слушать папины рассказы о его отце, который во время войны служил в Порт-Артуре, долгие годы провел в Китае. После его возвращения с войны родился папа. Неугомонный малыш успокаивался на дедушкиных руках под мелодичный сплав бурятского и китайского языков. Может, там и в меньшей степени присутствовали китайские слова, но папа отчетливо запомнил некоторые, а потом повторил для меня, спустя годы...
Кто-то после пересечения границ и штампа на таможне с головой окунается в интернациональную среду и думать забывает о вкусе и аромате салата, квашеной капусты, йогуртов, творога. Но есть такие соотечественники, кто любит создавать свои уголки малой Родины. Тоска ли по родным буузам или звукам морин-хура – то там, то здесь организуются землячества.
Помню одно из первых землячеств в Пекине. Всё как положено: песни, ёхор, конкурсы. В числе гостей были и «китайские» буряты – шэнэхэнские. Гонимые гражданской войной и социалистическими преобразованиями в России/СССР, несколько тысяч бурят откочевали в область Барги Внутренней Монголии в Китае и компактно осели в районе реки Шэнэхэн. На чужих землях они построил свой оазис, в котором сохранили и язык, и культуру. Китайское правительство предоставило им земли и не торопились навязывать свои культуру и порядки.
Современное поколение «новых бурят» на Шэнэхэне прекрасно владеют бурятским (монгольским) и китайским языками. Ребята занимаются по красочным учебникам, слова в которых начертаны старомонгольской письменностью, вторым подтекстом идет китайский язык.
У нас с ними общие корни и история. Но шэнэхэнские буряты всё же отличаются. В мелодике звучания их песен так и проскальзывают китайские нотки.
В 90-е годы пошла обратная волна возвращения шэнэхэнцев на историческую родину. Кто-то остался, кто-то снова вернулся в Китай. Кто-то женился/вышел замуж за местных бурят и пошла так называемая новая волна смешанных браков. Почему смешанные? Потому что мы ассимилируемся, мы впитываем глубоко чужие культуры и традиции, начинаем говорить и думать на чужом языке.
На Родине – в Бурятии.
Сначала мы просто называем себя путешественниками, с восторгом исследуем каждый памятник, без страха проверяем на прочность наши желудки и едим летучих и ползучих животных из местной кухни. Старательно составляем словарик из местных слов и наречий, улыбаемся и ломаем нормальный английский для того, чтобы тебя поняли камбоджийцы/индусы/тайцы/испанцы и все остальные жители Земли.
Из путешественников мы постепенно превращаемся в мигрантов. По истечении срока действия туристической визы мы никуда не уезжаем и перестаем мотаться по достопримечательностям. Появляются определенные маршруты и любимые кафе, начинаем искать тренажерный зал, присматриваемся к коврикам и полочкам. Так мы начинаем свою оседлую жизнь в чужой стране.
В первое время адаптации мы стараемся проводить больше времени с местным народом, учимся понимать и говорить, принимаем участие во всевозможных национальных праздниках.
Но сколько бы времени не прошло, сколько бы прекрасных мест не было на Земле, рано или поздно мы возвращаемся в Тоонто нютаг.
Мы можем извлечь тысячи уроков, познакомиться с интересными и неординарными представителями разных народов, танцевать без ума сальсу и печь ароматные тортильи, говорить на языке племени гурунду и жить в деревне племени маратхи. Но и там, среди непроходимых джунглей, мы слышим наш язык, мы слышим голос седого Байкала, мы чувствуем аромат Ая-ганги.
Буряад хэлэеэ узэхэ еhотойбди! Для лучшего освоения родного языка я решила начать с монгольского!