Степан Калмыков: Ректор БГУ о политических лидерах Бурятии

Воспоминания Калмыкова С.В. раскрывают историческое значение создания в Бурятии классического университета с точки зрения усиления позиций России на образовательном, культурном и экономическом пространстве восточной Евразии, а также историю становления политической системы Бурятии в конце XX – начале XXI  века.

Из книги: Калмыков С.В. «Университет Байкальской Азии: время созидания», Улан-Удэ, 2020

Часть V, здесь часть I, часть II, часть III, часть IV, часть VI, часть VII, часть VIII, часть IX, часть X, часть XI

Андрей Модогоев: чужой среди своих

Андрей Урупхеевич (Модогоев – АРД) стал первым в республике лицом в 60-е годы. Тогда главными для него были сельское хозяйство и промышленность. И на подготовку кадров он смотрел узковедомственно. Вот, есть сельхозинститут, который готовит кадры для сельского хозяйства. Ну, и хорошо! Есть технологический институт, образованный на базе сельхозинститута в 1961 году. Готовит кадры для промышленных предприятий республики. Вообще замечательно! Есть пединститут, готовит учителей – это нужное дело, не будем его  трогать. А то, для чего нужен республике университет, Андрей Урупхеевич не мог для себя понять. То образование, которое он сам получил в Высшей партийной школе при ЦК КПСС, не позволяло ему шире смотреть на подготовку кадров. 

В 70-е годы, когда во многих республиках и областях были организованы государственные университеты, он тоже ничего не сделал для организации БГУ.

О языковой политике Модогоева, в частности, в вопросе о бурятском языке. По отношению к Андрею Урупхеевичу это довольно болезненная тема. Поскольку долгое время, с начала 80-х годов и до сих пор в прессе, в научной среде, в публицистике его часто критиковали за то, что он, якобы, виноват в том, что бурятский язык сейчас находится в таком плачевном состоянии. Что не нужно было в 70-е годы ограничивать преподавание бурятского языка в школах.

Виктор Вавилович Измайлов, известный в Бурятии тележурналист и политик, рассказывал о своих беседах в 70- годах за «рюмкой чая» с Модогоевым. В них Андрей Урупхеевич пытался донести до молодого тогда журналиста мысль о том, что свободное владение бурятами русским языком открывает им все двери и дает пропуск везде – в науке, образовании, на производстве, в армии. Как язык международного общения поможет вывести достижения в культуре на международный уровень.

на фото: Андрей Модогоев (в центре) в аэропорту Шереметьево перед отлетом в Венесуэлу с делегагией КПСС, 1973 год

Получается, что с его стороны это была вполне осознанная политика. Я часто говорю нашим филологам, которые сейчас обвиняют Модогоева во всех грехах, давайте, на моем примере посмотрим.

Я в школе изучал бурятский язык с первого по четвертый класс. Дальше пятые классы нашей школы в Бильчире формировались по следующему принципу. Те дети, которые жили в самом Бильчире, центральной усадьбе местного колхоза, шли в 5 «А» класс. А те, кто из окрестных малых сел – в 5 «Б». Меня сначала отправили в класс «Б», потому, что наша семья жила в маленьком улусе недалеко от Бильчира. Я был этим чрезвычайно обижен, и сам уговорил отца поговорить с директором школы о том, чтобы меня перевели в «А» класс.

В то время даже ученику четвертого класса было понятно то, что если ты попадаешь в бурятский класс, где дальше продолжают учить бурятский язык, то это неперспективно. Откуда вообще у меня могло возникнуть такое недовольство? То есть, уже тогда в 1960 году всем было понятно, что есть некая общая политика русификации основной части населения СССР, введения единых стандартов образования. Если ты в этом стандарт не вписываешься, то отстаешь. 

Модогоев просто следовал такой политике. В Иркутской области Модогоев не определял политику, но там же было то же самое, что и здесь, в Бурятии. Нужно сказать, что в соседних республиках, Туве и Якутии, такого не было. Там этому процессу сопротивлялись, продолжали широкое обучение на национальных языках. Сейчас якуты и тувинцы – в основном говорящие на своем национальном языке. С одной стороны это хорошо. Но есть и другая сторона.

Дело в том, что буряты за счет более свободного владения русским языком, за счет того, что с детства без языковых границ общаются с представителями других социумов, в целом легче коммуницируют с людьми в смешанных в этническом плане коллективах, более свободно чувствуют себя вне своего социума, за пределами своей территории, республики. Это открывает для них более широкие возможности для карьеры, для расширения кругозора, выбора вида деятельности. Поэтому обвинять одного Модогоева в том, что бурятский язык сузил область своего применения не совсем правильно.

Есть еще один момент. Модогоеву нужно было удержаться на своем посту. Ведь за два года до его назначения сняли с поста первого секретаря Бурятского обкома партии Александра Уладаевича Хахалова,  потом сняли Василия Родионовича Филиппова. Оба они многое сделали для развития бурятского языка и культуры.

Филиппов отличался тем, что на своих совещаниях часто переходил на бурятский язык и общался с бурятской частью актива и руководителей. А русские руководители сидели и ничего не понимали. То есть, он вел себя по-нойонски. Естественно, на него донесли в Москву в ЦК партии о том, что он «националист». И на замену Филиппова должны были прислать в республику очередного «варяга» русской национальности. Но Модогоев, тем не менее, смог продвинуть себя. И республику вновь возглавил бурят. Но он вынужден был показывать центру, что буряты сами хорошо могут вписаться в общую политику, обижать их и тащить туда насильно не надо!

Поэтому, говорить о том, что Андрей Урупхеевич Модогоев этот тот злодей, который «запретил бурятский язык», это явная манипуляция общественным мнением. Вообще, в последние лет пять стало почему-то модным обвинять во всех наших бедах иркутских бурят, руководителей республики, - Ербанова, Сахьянову, Хахалова, Филиппова, Модогоева. Такие тенденциозные оценки стали широко распространяться среди определенной части бурятского населения.

Марию Михайловну Сахьянову, одного из деятелей Коминтерна, создателей Китайской коммунистической партии (КПК), обвиняют в том, что она проводила партийные чистки в Чувашии, активно участвовала в сталинских репрессиях. Но известно, что 3 февраля 1938 года на заседании Комиссии партийного контроля (КПК)  ЦК ВКП (б) под председательством Николая Ежова ей было назначено партийное взыскание за то, что план чисток по Чувашии не был выполнен. Тогда где правда-то?

Да, она занималась чисткой, но, видимо, по-человечески что-то смягчила. Ее за это наказали, сняли с должности уполномоченного КПК. А потом в 1950 годы ее стали ругать за то, что она главный «палач» чувашей. Хотя настоящую чувашскую национальную интеллигенцию выкосили еще до нее как раз те самые люди, которые возглавляли республику в 20-30 годы. Они потом сами попали под партийную чистку, которую волей судьбы проводила Мария Сахьянова. Я помню, как в 1958 году наш колхоз имени Марии Сахьяновой, нашей землячки из Бильчира, переименовали в колхоз имени Свердлова. В 1961 году его преобразовали в совхоз «Бильчирский».

Если же говорить о предшественнике Модогоева на посту первого секретаря Бурятского обкома партии, я считаю, что если бы Василий Родионович Филиппов проявил бы себя более гибко и остался бы руководителем республики, то он бы еще в 60-е годы создал в Бурятии университет. Как раз тогда, в 1957-1958 годах, шла первая волна реорганизаций областных, краевых и республиканских педагогических вузов в  университеты. Вторая волна началась во второй половине 60-х годов, и Василий Родионович обязательно подхватил бы ее здесь, в Бурятии.

на фото: первый секретерать Бурятского обкома Василий Филиппов (слева) и председатель Совета министров Бурятской АССР Андрей Модогоев, 1960 год

Он же был из научной среды, ученый с докторской степенью. После своей отставки он возглавлял Бурятский государственный сельскохозяйственный институт (БСХИ). Благодаря ему в 1961 году на базе технологического факультета БСХИ в Улан-Удэ был создан Восточно-Сибирский технологический институт (ВСТИ). Потом он долгое время возглавлял Бурятский филиал СО АН СССР, благодаря ему в Бурятии развилась академическая наука.

Александр Алексеевич Бадиев, секретарь Бурятского обкома КПСС по идеологии, как и Модогоев, тоже не стал заниматься созданием университета. Хотя имел хорошее образование, в целом был очень грамотным руководителем. А главное, вполне мог бы продвинуть этот проект, который, кстати, и был в его зоне ответственности. Но он, как опытный аппаратчик, видимо, понимал, что первое лицо относится к такой идее не очень хорошо, считает организацию университета хлопотным и бесполезным делом. И поэтому старался лишний раз не лезть «поперек батьки».

Сам Модогоев в своем партийном кругу не раз высказывался в том духе, что, мол, нам нужны узкие технические специалисты-исполнители. А зачем нам нужны лишние идеологи, книжники и бездельники с широким кругозором, которым всякое может в голову прийти? Ведь они же и на народ могут влияние оказывать! И мы сами будем их разводить, чтобы потом они нас же критиковали?!

В целом же стиль работы Модогоева был такой, что до сих пор это многих управленцев поражает. Он обладал неуемной энергией, крутился, изворачивался, как мог. Везде успевал, как многорукое и вездесущее божество. Тогда же таких возможностей для получения информации, как сейчас не было. Была вертушка, множество телефонов в его кабинете, многие вопросы приходилось решать на месте, в хозяйствах, на предприятиях. Классическим ручным управлением.

на фото: Андрей Модогоев за работой, 1950-е годы

При этом у него была железная дисциплина, партийная система работала, аппарат вышколен. Свои кадры готовились на всех уровнях руководства, а не привозились откуда-то. Были, конечно, и со стороны кадры. Их Андрей Урупхеевич сам находил, но сразу не ставил на высокие посты, - сначала обкатывал, погружал в местный материал. Как, например, Анатолия Михайловича Белякова.

Анатолий Беляков: свой среди чужих

С Беляковым я раньше не был знаком. Его поставили первым секретарем обкома вместо Модогоева в 1984 году. А до этого он почти 10 лет был первым секретарем Улан-Удэнского горкома партии. Вторым секретарем (по идеологии) у него был Геннадий Доржиевич Басаев, историк, который в свое время ушел на партийную работу из пединститута.

Когда Беляков ушел на повышение, то первый пост в городе занял не Геннадий Доржиевич, а третий секретарь (по промышленности) горкома Петр Александрович Чукреев, который пришел в горком из Советского райкома партии. В тот же период в Улан-Удэнском горкоме, который, видимо, решили омолодить, появился новый третий секретарь - Александр Степанович Коренев, выходец с Улан-Удэнского ЛВРЗ.

Геннадий Доржиевич Басаев потом мне рассказывал о том, как он два с половиной года работал в таком окружении. Оба они, и Чукреев, и Коренев, были значительно моложе его, обычные производственники. Геннадий Доржиевич по характеру был лидером авторитарного типа, с достаточно высоким уровнем образования и культуры, с ученой степенью. И с такими коллегами он никак не мог найти общего языка, даже общих тем для разговоров. Говорил, мол, не о чем с ними разговаривать!

Я лично знаю Коренева. Он тогда был молодой, крепкий, боевой, всегда очень громко и безапелляционно говорил. Но рассуждает он с большим трудом, членораздельно сформулировать мысль не способен. Его кругозор всегда ограничивался сугубо производственными темами и грубыми развлечениями. Представляю, как трудно было Геннадию Доржиевичу общаться с этим «школьником».

Чукрееву и Кореневу тогда было под сорок лет. Оба они 1946 года рождения, оба рассматривались Беляковым как перспективные, шли в рост, на выдвижение. Чукреев при всем этом был более или менее интеллигентный. Он, кстати, в 90-е годы, когда партию закрыли, защитил диссертацию по социологии, долгое время работал на вторых постах в разных министерствах. А Коренев – типичный железнодорожник.

В итоге Чукреев с Кореневым выжили Басаева из горкома, пожаловавшись на него Белякову. Мол, он нас не признает, пытается командовать! Сам Беляков всегда считал Басаева своим конкурентом, и в тот момент, воспользовавшись ситуацией, решил от него избавиться, сбагрив Геннадия Доржиевича обратно в пединститут.

Так в БГПИ закончилось время многолетнего ректорства Ивана Александровича Батудаева. Беляков активно способствовал тому, чтобы отправить Батудаева на пенсию и назначить на его место Басаева. Коллектив института эту смену ректора пережил, повторюсь, весьма болезненно. Большинство сотрудников, конечно, не поддерживало приход на пост ректора Геннадия Доржиевича.

А лично познакомиться с Беляковым мне довелось позже в Москве. Когда в 90-х годах Басаев ушел на пенсию, я стал ректором, а наш институт стал университетом, я искал опытного представителя БГУ в Москве. Чтобы он был вхож с нашими бумагами в разные структуры, мог с людьми разговаривать. И тогда в офисе Юрия Ильича Скуратова я познакомился с его сотрудником Владимиром Михайловичем Леоновым. Опытнейший человек, образованный, коммуникабельный, республику знает. И я предложил ему поработать нашим представителем в Москве. Он согласился, почему нет?

А вокруг него тогда крутилась вся наша бывшая властная верхушка Бурятии, которая жила в Москве. Он среди них был заводилой, организатором, менеджером встреч, мероприятий. Он их всех собирал, обзванивал, посылал поздравления, приглашения, готовил вопросы для обсуждения. И как-то на одной из таких встреч мы оказались за одним столом с Анатолием Михайловичем Беляковым, познакомились. Потом несколько раз встречались с ним в офисе Фонда Скуратова, на юбилейных мероприятиях Юрия Ильича, общались, разговаривали.

Что можно сказать о Белякове как личности? Все-таки в советское время на руководящие должности просто так не назначали, система отбора работала четко. Сам отбор был очень серьезный. Несмотря на то, что у меня было некоторое предубеждение, в целом Анатолий Михайлович мне даже понравился. Мужик был с головой, очень умный, с характером. Умел общаться, довольно коммуникабельный, хорошее чувство юмора.

Очень крепкий на алкоголь. Он был намного старше меня, но держался хорошо. Можно сказать про него: выпьет две бутылки водки и не почувствует! При такой дозе держался на удивление трезвым – вполне связная речь, хорошая память, никаких грубостей, все корректно, хорошо чувствует общую волну настроения. В общем, старая партийная закваска.

В дальнейшем я убедился в том, что у Белякова было хорошее умение ориентироваться в разных ситуациях. Он быстро реагировал, быстро думал, умел выбирать варианты действий и решений. Все-таки, первый секретарь есть первый секретарь. Хотя некоторые люди о нем не очень хорошо отзывались. Просто  по сравнению с Модогоевым у него стиль управления был немного другой, задачи перед ним ставили другие.

Мы же, преподаватели вузов, научные сотрудники БНЦ, во время перестройки были теми молодыми бурятскими интеллигентами, которые его критиковали за то, что он вел не совсем правильную кадровую политику в республике. В каких-то случаях эта критика была оправданной.

на фото: Анатолий Беляков (в центре), придя к власти, снял к ключевых постов Александра Бадиева (слева) и Владимира Саганова (справа), 1985 год

Можно сравнивать Белякова и Потапова, и Потапов здесь далеко не всегда смотрится в выигрышном свете. Как об этом говорили во время правления Потапова.

Для того, чтобы принимать решения более взвешенно и более самостоятельно, надо быть уверенным в поддержке и с разных сторон. Хотя каждый руководитель находит основную опору у своей группы поддержки.

Анатолий Беляков в Бурятии так и остался приезжим человеком, ему трудно было найти здесь прочную опору. Хотя прежде, чем возглавить республику он здесь долго работал, хорошо знал производство. На кого опирался Беляков? В первую очередь, на таких же приезжих руководителей промышленных предприятий. Это бамовцы, выходцы из энергетической отрасли, с ЛВРЗ, авиазавода. У него сразу же возник конфликт с Потаповым, у которого поддержка среди населения и партийных кадров была несравнимо большей. И среди русских, и среди бурят. Хотя по своему уровню развития он был на голову выше Потапова. По грамотности в принятии решений, по быстроте реакции на разные события. Беляков умел в некоторых случаях обойти острые углы с помощью юмора. По сравнению с Потаповым Беляков был более гибкий психологически, в управленческих решениях действовал более продуманно.

Была у Белякова и определенная жесткость, подчиненных он держал на расстоянии, в его аппарате была довольно жесткая дисциплина. Конечно, не такая, как у Модогоева, но все же старая школа чувствовалась. Я заметил, что некоторые воспитанные Беляковым кадры невольно подчинялись ему даже через много лет после его отставки, живя на пенсии в Москве. Это у них осталось на уровне условного рефлекса, и было видно по разным мелочам в поведении этих людей на тех собраниях у Скуратова, о которых я рассказывал выше.

Леонид Потапов: свой среди своих

У Потапова все это напрочь отсутствовало, он был в этом смысле, как сова.

Но зато у него была такая крестьянская основательность и демократичность. Он умел так себя поставить, что разные люди считали его своим. Любил чувствовать себя главой большой крестьянской семьи. Он мог со всеми на равных разговаривать, интересовался бытом, хозяйством у людей, помогал решать их семейные проблемы.

на фото: инаугурация президента Бурятии Леонида Потапова, 1994 год

Особую популярность Потапов приобрел в бурятской среде, как «знаток бурятского языка». Когда он произносил что-нибудь по-бурятски, все буряты таяли перед ним. Я хотел в этом феномене разобраться, и несколько раз общался с ним на бурятском языке. Вывод такой. Возможно, он в детстве неплохо знал язык, поскольку жил в бурятском селе в Курумкане. Но во взрослом возрасте он его основательно подзабыл.

Тем не менее, когда к нему люди обращались по-бурятски, он никогда не показывал, что он чего-то не понял. Мог поддакивать, - тиима-тиима, - сказать несколько бытовых фраз. Иногда он даже выступал на бурятском языке, но больше двух-трех предложений, как правило, не говорил. Что-то содержательное, скажем, на политическую или любую другую тему, он по-бурятски сказать не мог. Но произношение у него было, конечно, лучше, чем у тех русских и бурят, которые совсем не говорят по-бурятски.

Кстати, и Наговицын, и Цыденов публично обещали, что выучат бурятский язык. Наговицыну этого так и не удалось сделать, Цыденов, скорее всего, повторит «достижение» Наговицына.

Вячеслав Владимирович, видимо, относится к той категории людей, у которых любой язык не идет. Мне рассказывал об этом человек, который с ним занимался бурятским языком. У него, говорит, способность к овладению другим языком вообще отсутствует. Так, есть люди, которые не могут ничего понять в технике или решать математические задачи. И есть, оказывается, люди, которые не могут заниматься языками. Вот Наговицын такой. Английский язык он тоже не знает, не может освоить.

Тем не менее, Наговицын честно пытался изучать бурятский язык. Ну, не смог…

Вообще, обучаемость, способность усваивать новую информацию, очень важна для политика.

Команда Потапова

Я уже рассказывал о какой-то странной робости, которая охватывала Потапова перед дверями московских кабинетов. Он не мог пробивать, убеждать людей. В целом же, никакого заговора против республики в Москве не было, люди могли идти навстречу.

Но почему-то получалось так, что нас постоянно обделяли, мы теряли свои предприятия, которые уходили в московские структуры. А Потапов ничего не мог дельного предложить! Допустим, приходит в федеральную структуру или крупную корпорацию, говорит, нам нужно это предприятие, не забирайте. Но реальных вариантов того, что мы будем делать с этими предприятиями, как их будем развивать, или что будем создавать на их месте, у него никогда не было!

По большому счету, Потапову нужен был только личный покой и некие политические преференции или покровительство в Москве за счет передачи всех активов туда. Чтобы здесь его никто не пытался скинуть. Что он хорошо умел – это зачистить поляну вокруг себя, чтобы ничего в политическом плане не выросло, и спокойно сидеть! Поэтому и команда у него была такая слабая.

Кстати, люди в Москве о Петре Лукиче Носкове, руководителе администрации Потапова, так же отзываются. Это здесь он при Потапове был кум королю, гонял районных глав и депутатов. А в Москву приедет – дар речи теряет, не может нормально с людьми разговаривать, странно себя ведет. Народ удивляется: это у них там в Бурятии руководители такие? Ну, общий уровень низкий, что тут поделаешь!

на фото: Петр Носков, лидер политического клана “семейских” в Бурятии

При всем моем хорошем отношении к Владимиру Константиновичу Агалову, первому зампреду правительства Бурятии в первые годы президентства Потапова, все-таки ему можно было бы какое-то другое применение найти. В 90-е годы в Москве все правительство поменялось, пришли молодые люди. Я же часто ездил в эти федеральные структуры с вопросами по университету, разговаривал с этими молодыми руководителями. Где-то пошутишь, где-то по-другому подойдешь. Ездил и Владимир Константинович, человек советской формации, со старым партийным лексиконом, стилем обращения. Ему в то время было уже за 60 лет. И тоже без особого толку. Сам Владимир Константинович рассказывал: к ним придешь, говоришь, они не воспринимают.

Я Потапову не раз подсказывал, чтобы он поставил первым зампредом Александра Налетова, который был тогда министром финансов. Хотя он и такой, своеобразный, но ему проще будет разговаривать с этими молодыми людьми на их птичьем языке, который уже не понимал Агалов. Налетов в правительстве Потапова был самым молодым. Потом, кстати, он и стал первым зампредом правительства.

И получается, что для Потапова самым главным было сохранить за собой власть и влияние. И в этом смысле он от природы политик, борьба за власть его заводила, он с азартом занимался нашими внутренними интригами. С ним рядом были люди, которые полностью зависели от Потапова и которые тоже хотели сохранить свое положение при нем. Потому, что понимали, что если уйдет Потапов, то они тоже уйдут. Поэтому вся эта группировка действовала в одном направлении и с одной целью – сохранить Потапова у власти и самим сохраниться.

Будучи президентом Бурятии, Леонид Васильевич поднаторел в использовании национальной темы для сохранения своей власти. Тут ему равных не было. Я считаю, что какие-то острые моменты в отношениях между русскими и бурятами у нас в республике при Потапове искусственно подогревались, как и всевозможные конфликты внутри элит. Особенно перед очередными выборами. Это превратилось в примету – приближаются выборы, значит, на кого-то опасного для Потапова обязательно навешивают ярлык националиста. Русский электорат начнут запугивать националистической угрозой, стравят восточных и западных бурят, в общем, предвыборный цирк с конями.

Вот такими опасными играми он любил заниматься, считал себя специалистом по национальному вопросу. Я считаю, что все это нагнеталось искусственно, в нормальные человеческие отношения вносился вирус недоверия. Понятно, что в такой мутной воде легче было и рыбку выловить. И все это делалось исключительно ради сохранения личной власти Потапова.

После выборов 1998 года, на которых Потапов боролся с Александром Кореневым, от него отвернулись многие русские избиратели. А до этого состоялась политическая расправа над мэром Улан-Удэ Валерием Шаповаловым, что тоже не прибавило Потапову очков среди горожан, и русских, и бурят.

Тут-то и появилась при Потапове такая политическая сила как «семейские». Потапов почувствовал, что теряет поддержку бурят и продвинутых русских, что он стоит на одной слабеющей ноге. И решил найти еще одну надежную опору, встать на вторую, здоровую ногу. Он публично вспомнил о своих старообрядческих корнях, стал помогать строить старообрядческие храмы в Улан-Удэ и  районах, искать, на кого он мог бы опереться, среди выходцев из семейских сел Бурятии.

на фото: Леонид Потапов и старообрядцы Бурятии

Дело в том, что Потапов в какой-то момент перестал доверять людям в своем же собственном правительстве, которые, по его мнению, стали ждать смены первого лица. Это было перед выборами президента Бурятии 2002 года. И тогда он начал продвигать «семейских», которые как отдельная организованная политическая группировка до этого не выделялись.

Именно с этим связан выход на политическую сцену Петра Носкова.

Петр Лукич был главой Мухоршибирского района. Потом Потапов назначил его министром природных ресурсов Бурятии, и, наконец, руководителем администрации президента Бурятии. Надо признать, он проявил себя как волевой руководитель.

Петр Лукич – человек с ограниченным кругозором, не дальновидный. Но очень исполнительный, работящий, по-хорошему упертый. Если ему поставили задачу, он ее выполнит любой ценой. На уровне районов он, конечно, добивался успехов, везде расставил своих людей, определенный порядок навел

Дело в том, что до Носкова в районах на пост главы, случалось, избирались совсем неожиданные люди. Поскольку той системы подготовки и выдвижения кадров руководителей, которая была в советское время, уже не было. А новая не сложилась. И Носков, добивался, чтобы в районах не бузили. Тогда «Единая Россия» как выборная машина уже заработала, заменила собой старую партийную систему. Он, как мог, подбирал людей, продвигал их через «Единую Россию», потом поддерживал, не бросал.

Геннадий Архипович Айдаев появился при Потапове немного раньше, в 1998 году. После истории с Шаповаловым Потапову по посту мэра Улан-Удэ нужен был управляемый, исполнительный, но не образованный человек, которого можно было держать «на крючке». Имея в виду его спорные с точки зрения закона средства получения дохода, а также некоторые личные слабости.

Выбор Потаповым его кандидатуры был связан с тем, что руководителем в Улан-Удэ должен был быть бурят по национальности. Для поддержания пресловутого этнического «паритета». Учитывая «управляемость» персонажа, планировалось также его время от времени публично пороть за «недостатки в работе», отводя недовольство горожан от самого Потапова.

на фото: Леонид Потапов и мэр Улан-Удэ Геннадий Айдаев

Геннадий Архипович на эту роль мэра вполне подходил, исполнял ее не без энтузиазма. И хотя Потапов иногда мог при всех и на телекамеру дать ему, что называется «по шапке», эти моральные страдания Айдаеву компенсировались материально. Ему многое в городе позволялось делать, на некоторые вещи власти и надзорные органы закрывали глаза. И через некоторое время его стали называть «самым богатым в мире бурятом».

Всем известная личная слабость в то время уже явно проявлялась. Мы его иногда не видели  на работе по два-три дня. Уже тогда, в 1998 году. Дальше – больше. Хотя в этом смысле у Айдаева была старая партийная закалка. В конце 80-х годов он работал в Советском райкоме партии вторым секретарем. И раз ты в этой системе работаешь, о тебе всю подноготную знают.

Когда я работал в Верховном Совете председателем комитета, то общался с Доржи Тибочкиевичем Цыремпиловым, которой возглавлял комитет по культуре. Интересный человек. Раньше он работал в КГБ, потом завотделом культуры обкома партии, несколько лет был министром культуры Бурятской АССР, в общем, опытный аппаратчик. И он за чаем рассказывал случаи из жизни партийных деятелей. Мне было интересно, поскольку в то время у власти оставались те же люди, и нужно было знать, как с ними строить отношения.

Послушав эти рассказы, я как-то говорю Цыдыпу Заятуевичу, проректору БГУ. Мы бы с тобой, говорю, в старое партийное время никуда бы не продвинулись! Потому, что не отвечаем одному из самых важных критериев – умению держать удар во время застолий. Мы с тобой на радостях напились бы и что-нибудь выкинули. А там надо не только держать удар, не поплыть, а еще и ситуацию смотреть! А утром прийти на работу первым, быть как огурчик, проявлять деловую активность. Нет, мы с тобой не смогли бы!

Потапов в этом смысле был очень крепким. Я удивлялся способностям его организма. Например, лето, жара, идет какое-то мероприятие. Он сидит в пиджаке, галстуке, выпивает и при этом не потеет. Очень спокойно в хорошей компании мог за один присест принять дозу, для меня, например, смертельную. И при этом не потерять голову. Держал удар очень мощно! А утром сидит на работе один из первых. Да еще и других контролирует: «А где Айдаев»? При этом накануне вечером они вместе могли приложиться очень крепко.

Айдаев тоже старался партийную марку держать, все-таки и в райкоме, и в горкоме работал. Но когда мэром стал, почувствовал себя посвободнее, что ли. По крайней мере, первым приходить на работу после возлияний стало не обязательно. И Геннадий Архипович немного расслабился, иногда пропадал на несколько дней.

Был период, когда его подчиненные и те люди, которые были в курсе дел, старались утром к нему не заходить с бумагами на подпись или с просьбами. Заходили часам к одиннадцати-двенадцати, когда он уже оперативные вопросы решит, примет дозу, расслабится, подобреет.

Он, конечно, сразу полез в разные бизнес-структуры, начать дергать людей. Но в политической сфере ничего самовольного себе не позволял, так как сидел на крючке. Хотя в определенный момент какие-то амбиции начали проявляться, но он знал, что если чуть дернется, ему в администрации президента сразу предъявят материал. Собственно, его кандидатуру и подбирали для того, чтобы в городе сидел управляемый человек.

Владимир Анатольевич Павлов, председатель Народного Хурала, тоже относится к группе «семейских». Поднялся при Потапове. Впервые появился как депутат Народного Хурала, причем, сам избирался, в реальной борьбе. Будучи председателем колхоза в Бичуре.

на фото: Владимир Павлов, председатель Народного Хурала Бурятии

Насчет «этого дела» у него тоже были проблемы, даже более серьезные, чем у Айдаева. Бывало, пропадал, на неделю или даже десять дней. Но при всем этом колхоз у него был лучше, чем у соседей. Так бывает иногда.

Я такое часто вижу в спорте, вольной борьбе. Там есть тренеры-педанты, очень организованные в плане режима -  приходят вовремя, много тренируют, контролируют во всем спортсменов. А есть тренеры-пофигисты. Многие из них неплохо соображают  в технике и тактике, психологию знают. Но любят «отключаться». Придут, зал откроют, во время тренировки немного посидят, дадут задание, пойдут в тренерскую, нальют.  А на соревнованиях их ученики выступают на равных с учениками тренера-педанта, или даже лучше. Почему такое происходит?

Тренер-педант многие индивидуальные качества спортсмена подавляет, работает по схеме, хочет все стандартизировать – нагрузку, технику, прочее. А пофигист создает условия для развития индивидуальных качеств. Кое-что подсказывает, но ребята у него больше проявляют самостоятельность, индивидуальность.

Так же и в колхозе. Он сначала пашет-пашет, работу поставит, задание даст, а потом его десять дней нет. Все свободны, могут сами инициативу проявлять, ответственность брать на себя. Такой стиль иногда дает неожиданные результаты. Конечно, не в посевную и не в уборочную кампанию.

Проблема с «отключкой» наших руководителей исходит из привычки людей,  которую порождает среда, в которой они созрели и сформировались. В этой среде было принято принять на грудь и при этом «держать удар». И если ты хочешь быть своим в этой среде, то должен включаться в эту систему, приспосабливая к ней свой организм, свои привычки и естественные реакции. Вписаться в систему и стать своим было очень важно для дальнейшей карьеры. Так в системе проверяли человека, лучше его узнавали. Трезвый же человек ничего лишнего не скажет. Непьющему человеку в этой системе не доверяли, относились с осторожностью. Не пьет человек – не знаешь, что у него на уме. А выпил – свой!

Конечно, есть примеры непьющих людей, которые сделали себе карьеру. Например, Владимир Константинович Агалов. Он этим делом не увлекался, не любил такое времяпрепровождение. Я ни разу не видел его сильно выпившим, хотя разных мероприятий было много.

Но Агалов брал своей работоспособностью и тем, что никогда не вызывал у шефа подозрений в том, что хочет его подсидеть. Большой трудяга, и многим людям помогал. И в бытность первым зампредом правительства при Потапове, до этого мэром, председателем горисполкома при Белякове. И Агалов никогда не выказывал властных амбиций, а это очень важно при выборе руководителем исполнителей. Человек пашет и никуда не лезет при этом! Такие люди всегда ценятся.

Любой руководитель подбирает кадры таким образом, чтобы иметь хороших исполнителей. Руководитель принимает решения и должен знать, что есть, кому исполнять эти решения. В исполнительных органах власти, при отсутствии ресурсов и свободы действий, такой административно-командный стиль работы часто бывает эффективным. Это как в армии, где если есть приказ взять вот эту высоту, то ее и будут брать. И не будут брать другую высоту. Или обсуждать – брать или не брать?

В вузе решения руководителя обязательно начнут обсуждать. Что делать, зачем, с какой целью, почему я, а не он? Парламент – это вообще специальное место для дискуссий. А в административно-командной системе приказ не обсуждается. И этот навык подчинения там специально вырабатывают. Чтобы в экстремальных случаях у исполнителей не возникало мысли: исполнять или не исполнять? Чтобы система работала без сбоя.

На уровне руководителей региона для меня неким авторитетом является Юрий Абрамович Ножиков, бывший губернатор Иркутской области. В отличие от наших бурятских боссов, это был самостоятельный руководитель, который очень жестко отстаивал в Москве позиции своего региона. Он умел убеждать, переубеждать людей, был хорошим организатором.

на фото: глава администрации Иркутской области Юрий Ножиков, 1990-е годы

При этом его стиль руководства был довольно демократичным. Без чванства, начальнического вида. Мог ходить не подстриженным, без галстука, ездил не на персональной государственной машине, а на своей личной «Ниве», сам водил автомобиль. По Иркутску, по крайней мере. Я сам это видел, однажды здоровался с ним, когда он выходил из машины. В Усть-Орду он тоже приезжал на своей «Ниве». И люди в его администрации были примерно такие же. Но не все, конечно. Но многие старались подстраиваться.

Владимир Бизьяевич Саганов тоже был сильным руководителем. И он мог бы быть примером, если бы не некоторые его особенности личности. Когда он под этим делом мог позволить себе, так скажем, некорректное поведение по отношению к коллегам, подчиненным. Мог за столом ехидничать и смеяться над тем же Потаповым. Потапов тогда терпел, отмалчивался. А потом карта легла на его сторону, и он в этой игре взял банк. Выстроил свою стратегию и четко ей следовал.

Из наших, говорят, крутым руководителем был Андрей Урупхеевич. Ну, я с ним не работал, даже не общался. Но это видно даже по результатам. При нем были построены крупные предприятия, целые города Северобайкальск, Гусиноозерск, вся инфраструктура республики, Гусиноозерская ГРЭС, многое модернизировалось. С другой стороны, я всегда думал: если ты такой мощный руководитель, то почему не поставил вопрос об открытии университета? Ведь это же лежало на поверхности! За период правления Модогоева разные люди этот вопрос два раза ставили. А он все время откладывал...

Продолжение следует....